— Ты совсем одна была? А Дэвид?

— Дэвиду сказали только через два дня.

Джиллиан присела на низкий табурет, зашнуровывая ботинок и старательно пряча лицо от Эванса. Потом откинула волосы:

— Ладно, поехали? Опоздаем же.

Они уже садились в машину, как Джиллиан увидела в окне напротив женскую фигуру и энергично замахала рукой. Потом защебетала — другим тоном, с озорной ноткой,словно уже забыла о неприятном визите. Надо заехать на ярмарку в Кантли, это по дороге. Джиллиан решила, что Мике никак не обойтись без тёплых унтов на зиму, и обязательно из оленьей кожи, расшитых бисером. Клайв недовольно свёл брови и неразборчиво пробормотал.

— Чего?

— Ничего. Всех этих аппийцев я быобеспечил обувкой. Лучше всего белыми тапками.

Поймав укоризненный взгляд Джиллиан, Клайв пробурчал:

— Да помню я, помню, что она спасла Дэвиду задн... — он покосился на подругу и хмыкнул, — крепко выручила когда-то. Ладно, проехали. Купим унты или что ты там ещё придумаешь. — Он затянулся сигаретой и после краткой паузы продолжил: — Только вот я всё равно при своём останусь. Эх, когда до тебя дойдёт, что «земляным свиньям» нельзя доверять?

***

Мартин с напарником наблюдали за отъезжавшей коневозкой.

— Сюда Дробински не успел добраться. — Мартин отпил кофе из термоса ипотёр руки, прежде чем взять из рук коллеги увесистую папку.

— Как думаешь, много Уэллс может знать?

— Разговаривать с журналистами она отказывалась наотрез. Но видел бы ты, как она живёт. Предложи ей Дробински внушительную сумму за интервью, кто знает, что она могла бы наговорить. Чем она занимается? Вроде писательница?

Брезгливо сморщившись, Коллин вытащил из бардачка книженцию в дешёвом жёлтом переплёте:

— Да всякий бред. Про большую и светлую межвидовую любовь.

— Межвидовую?

— Ну да. Драконы, вампиры, оборотни. Дочка тащится от её новелл. Спросил младшую, почему девушки так любят читать всю эту чушь... Почему бы не почитать что-нибудь нормальное, про зомби, например.

— А она что?

— Говорит: «Папочка, где ты видел сексуальных зомби?»

Коллин затрясся в беззвучном смехе. Мартин выдавил улыбку, потом огладил рукой лацкан пиджака и вздохнул:

— Ну, тут нам ловить нечего. А с Лаккары, передай, чтобы глаз не спускали. — Мартин задумчиво поскрёб затылок. — Хм. А с Уэллсом-младшим я пересекался в Лавалтьере. Мда... Интересный браслетик...

***

Выглянув из окна мансарды, Мика увидела внизу приветливо машущую подругу и подняла руку в ответном жесте. Но улыбка её слегка померкла, когда она поймала на себе настороженный взгляд Клайва. Оба соблюдали формальную вежливость, хотя Мика подозревала, что Эванс не особо одобряет их дружбу с Джиллиан. Мике казалось, понять истоки его неприязни несложно. Клайв и не скрывал, что лично для него война так и не завершилась, а все эти договорённости и соглашения — не более чем полумеры чёртовых политиков, у которых кишка тонка довести дело до конца раз и навсегда. А ещё похоже, что Эванс не мог понять, почему после смерти Дэвида именно Мика стала единственным человеком, которого Джиллиан впустила в свою жизнь полностью, без условий и оговорок.

Ощутив внезапный озноб, девушка поёжилась и оглянулась в поисках шали. Их с Джиллиан близость являлась загадкой не только для Клайва Эванса. Людям не посвящённым сложно было понять, что может связывать северянку из именитой семьи и безвестную южанку, живущую в Оресте едва ли не на птичьих правах.

...Перед глазами промелькнули картины: вот она спрыгивает с подножки поезда, а навстречу ей, расталкивая толпу, несётся зарёванная Джилли.

Мика, не раздумывая раскрыла руки и приняла дрожащую подругу в объятия. Хотя слегка пошатывало после бессонной ночи и суток в поезде, но она старалась держаться и не подавала виду. Джиллиан требовалась вся её сила и выдержка. Вчерашний поздний звонок, и разговор, в ходе которого они обе едва удерживались от слёз, вынудили Мику собраться в дорогу в течение получаса. Времени на раздумья не оставалось, да она и не колебалась, узнав, что Дэвид при смерти и счёт пошёл на часы.

— Я в порядке, я в порядке. — Джилли упрямо замотала головой, но было видно, какое там «в порядке».

Тут же спохватилась:

— Ты голодная? И уставшая, конечно... Ох, как я рада тебя видеть! Последние недели Лина к Дэвиду меня не подпускала, но вчера он настоял, что хочет сам всё закончить. А у Лины духу не хватает...

Лина? Имя показалось Мике знакомым. Кажется, так звали невесту Дэвида. Теперь, надо думать, она его жена. В самом деле, шесть лет прошло, а кажется, что только вчера всё было...

«Духу не хватает... Хочет сам...»

Мика нахмурилась.

— Погоди, что значит «хочет сам всё закончить»? Скажи, что это не то, о чём я думаю.

Лине этой лет тридцать. Джиллиан всего двадцать два.

Мика закусила губу: тут всё ясно, у Лины, значит, духу не хватит, а Джилл... У Джиллиан духу хватит на всё.

Джилли вздохнула и немного отстранилась.

— То. Именно то, дорогая. Он... он измучился. Терминальная стадия, рак жрёт его кости. Нас предупредили, что скоро начнутся приступы удушья, препараты перестанут снимать боль. И... и надежды никакой нет.

Мика невольно прижала ладонь к губам, точно хотела удержать себя от бесполезных слов. Не без усилия проглотила горький комок и, кашлянув, спросила, стараясь, чтобы голос звучал спокойно:

— Ты хочешь, чтобы я была рядом, когда..? — и, не дожидаясь ответа, добавила: — Можешь на меня рассчитывать, я для этого и приехала.

Обняв подругу за талию и по старой привычке положив ей голову на плечо, Джилли жалобно попросила:

— Не спрашивай, как я, ладно? Я буду в порядке.

Это был обычный рефрен. Звонки по скайпу раз в два-три месяца, обе смеются над какими-то понятными только им двоим шутками, и между взрывами хохота Мика то и дело спрашивает: «А как ты?» «Ерунда! — слышит в ответ, — я в порядке. Расскажи ещё про Россо?»

— Останешься у нас, — Джиллиан перешла на деловой тон, стала жёсткой, — мы обо всём поговорим. Завтра Дэвида... завтра он будет дома и к Лине не вернётся. Она сказала, что не сможет при этом присутствовать, простится с ним сегодня вечером.

В ту ночь они так и не уснули. Говорили обо всём, хотя Джилли постоянно возвращалась к рассказам о своих животных.

— У меня здесь даже поросёнок есть, представляешь?

— На Рождество откармливаешь?

— Какое Рождество, с ума сошла? Он же друг!

Бесконечные истории Джилл были забавными, Мика забывалась, смеялась, рассказывала в ответ что-то своё. Их спальня казалась оазисом света и тепла. В остальных комнатах огромного дома царила полная тишина.

— Так ты здесь давно живёшь?

— Странный вопрос. Всю жизнь. — Джилли потянулась и зевнула. Часам к пяти утра её стало смаривать.

— Как, совсем одна?

Джилли пробормотала что-то вроде: «Ой, какая ты глупышка, тут прислуга днём...», а у Мики вдруг засосало под ложечкой. Ей показалось, или Джилли действительно оказалась запертой в огромном доме на Варровом острове почти в полной изоляции?

...Резкая трель мобильника вывела Мику из глубокой задумчивости. Она провела ладонью по лицу, словно хотела снять паутинку воспоминаний, потом вздохнула и потянулась к телефону. Обнаружив уже ожидаемое, но от этого не менее волнующее сообщение от Альберта, улыбнулась. Прочла, но отвечать не стала, хотя и хотелось. Не то чтобы Мика приветствовала все эти милейшие игры на нервах поклонников, — напротив, была чужда кокетства, — однако быстрого сближения с Альбертом она опасалась. Возникшее между ними притяжение крепло день ото дня. Он слишком ей нравился, видеть в нём только друга становилось всё сложнее. Мика хорошо знала себя. Стоит только ослабить самоконтроль и пойти на поводу чувства, как она снова станет уязвимой. Последний раз подобное безрассудство дорого ей обошлось.

...Дэвид. Мика и сейчас помнила, как у неё перехватило дыхание, когда она увидела его в холле больницы — сидящего в кресле-каталке, закутанного в плед, исхудавшего до костей. С каждым шагом санитара, катящего коляску, расстояние между ними и Дэвидом сокращалось, и становилась очевидной горькая правда, вчера озвученная Джилли: надежды действительно не осталось. Дэвид выглядел измученным и обессиленным, а ведь она помнила его молодым, энергичным мужчиной с военной выправкой, крепкими мышцами и белозубой улыбкой. Она... слишком хорошо его помнила. Контраст был разительным — без всяких метафор. Мика почувствовала, что подступают слёзы. Встряхнула волосами, пытаясь скрыть, насколько шокирована.