Момент настал. Он выхватил шпагу и взмахнул ею.

   — Барабаны, бейте атаку! Вперёд!

Его голос утонул в треске барабанов и диких, восторженных криках ринувшейся вперёд колонны. Ворота распахнулись настежь. Бонапарт видел, как в них исчезали командиры, видел, как колонна быстро заворачивала налево. Он обернулся к стоявшему рядом начальнику штаба.

   — Бертье, будьте готовы собрать их, если они дрогнут! — Крикнув это, он бегом поднялся по лестнице на крепостной вал. Саличетти последовал за ним.

   — Генерал, неужели они смогут это? — спросил Саличетти.

   — Смогут и сделают! — яростно ответил Бонапарт. Его душа была с ними.

Как они шли! С крепостного вала он хорошо различал головную часть колонны, вступившую на мост. По обе стороны от них били французские пушки. На том берегу раздался страшный грохот. Он видел, как картечь хлестала по деревянному мосту, срывая щепки, видел людей, падавших впереди, справа и слева. Но колонна рвалась вперёд, а гигант Дюпа потрясал трёхцветным знаменем, подбадривая своих неистовых карабинеров. Трах, трах, трах! Австрийская картечь взорвалась ниже, превратив голову колонны в кучу распростёртых людей. Дюпа всё ещё размахивал знаменем. Оставшиеся в живых перепрыгивали через трупы и бежали вперёд. Каждая австрийская батарея, каждый австрийский стрелок палили так быстро, что едва успевали заряжать. Клубы дыма застлали мост. В них всё ещё виднелись французские знамёна. Трах! Этот залп был оглушительным. Он с тревогой увидел, что голова колонны заколебалась и отпрянула. Вокруг стоял адский грохот.

Гренадеры попятились. Вот-вот могла начаться паника. Он увидел выбежавшего из ворот Бертье, размахивавшего знаменем, увлекавшего за собой тех, кто был рядом, и пробивавшегося вперёд.

Минуту-другую на мосту продолжалось смятение; знамёна над колонной то вздымались, то опадали. А затем карабинеры и гренадеры снова бросились вперёд. Глядя на среднюю часть моста, он увидел, что десятки людей съезжают по опорам, прыгают в воду и по мелководью бегут к берегу. Выбравшись на покрытую галькой сушу, они начинали палить по австрийским пушкам, простреливавшим мост. Орудийный огонь слабел. Главная колонна пробивалась, уже исчезая в клубах дыма. Они прошли! Если бы только в этот момент появилась кавалерия Бомона и вклинилась в австрийцев с фланга!

Однако кавалерии не было. Мост заполнился опьянёнными близкой победой гренадерами.

Бонапарт заметил, что несколько австрийских пушек уже отведено прочь.

За мостом уже закипела яростная схватка. Австрийская кавалерия атаковала гренадеров, у которых не было ни места, ни времени, чтобы построиться в каре. Гренадеры сплачивались в небольшие группы и открывали огонь, окутываясь дымом выстрелов. Когда всадники начали вылетать из седел, вражеская конница повернула назад. Тут из-за складки местности показались стройные ряды австрийской пехоты, до поры стоявшие в засаде. Французская канонада тут же усилилась; ядра, летевшие с противоположного берега, пробивали в шеренгах врага широкие бреши. В подзорную трубу Бонапарт видел, как гренадеры Даллеманя, рассыпавшись более широким фронтом и держа патроны в зубах, лихорадочно заряжали мушкеты. Схватка становилась всё более ожесточённой, берег окутался дымом. Когда же дым рассеялся, он обнаружил, что гренадеры подались назад, знамёна опали, а окружившая их австрийская кавалерия отчаянно работает саблями. Несколько улан даже въехало на мост, покрытый распростёртыми телами. Прошло несколько тревожных минут, когда казалось, что гренадеры вот-вот побегут обратно; их героизм начинал иссякать. Но французы всё же сумели перестроить свои тонувшие в дыму ряды. Их трескучие залпы отвечали залпам австрийских мушкетов. Вражеская кавалерия тоже исчезала в дыму.

В этот момент из города вышла первая бригада Жубера и бурным потоком устремилась по улице, которая вела к мосту. Первым из ворот показался размахивавший знаменем Червони. Бешено стуча в барабаны, издавая дикие крики, колонна бросилась на заваленный трупами мост. Она быстро достигла противоположного берега, свернула направо и сразу вошла в дело. А по мосту уже устремилась вперёд вторая бригада. Её возглавлял сам Жубер со шпагой в руке.

— Да здравствует Республика!

От их криков стыла кровь в жилах. Эта бригада также добралась до дальнего конца моста, заняла позицию слева и принялась стрелять залпами.

Несмотря на плохую видимость, было заметно, что австрийцы отброшены. И тут наконец-то на другой стороне, на тянувшейся вдоль берега дороге, показалась французская кавалерия, полк конных егерей! Размахивая саблями, мерцавшими в лучах заходящего солнца, егеря галопом мчались на правый фланг австрийцев.

В воротах показались новые отряды. Это была дивизия Ожеро, пришедшая в город после долгого марш-броска. Во главе их на громадной лошади ехал потрясавший знаменем гигант Ожеро. На тропинке, которая вела под мост, Бонапарт заметил какой-то рьяный батальон, который бросился в воду, решив преодолеть реку вплавь.

Он больше не мог утерпеть. Он должен руководить боем! Бонапарт сбежал со стены, сел на лошадь и рысью поскакал по изрешеченному картечью, усеянному убитыми и ранеными мосту. Саличетти не отставал: оказывается, ему было не занимать смелости. На другой стороне Бонапарт встретил Бертье. Тот ехал верхом на захваченном коне, его лицо и роскошный мундир были чёрными от копоти. Бертье рассказал, что помог повернуть на врага отбитую у австрийцев пушку и принял участие в атаке французских егерей. В один день ему пришлось побывать гренадером, артиллеристом и кавалеристом. Ай да Бертье! Ему просто цены нет! Бонапарт осыпал его восторженными комплиментами. Директория обязательно узнает об этом!

Битва ещё продолжалась, и напряжение её не слабело. Вокруг него свистели пули и пушечные ядра. Однако вскоре австрийская пехота явно начала отступать. Это отступление прикрывала кавалерия: она атаковала, поворачивала и атаковала вновь. Шедшая в арьергарде австрийская артиллерия бешено отстреливалась. Где была остальная французская кавалерия? До поля боя добрался лишь один полк егерей. Его кавалерией командовали безнадёжные олухи! Настал самый удобный момент, чтобы наброситься на отступающего врага, а эскадроны Бомона как сквозь землю провалились!

Он поехал вперёд и велел Ожеро и Жуберу усилить атаку. Враг отступал всё дальше, всё быстрее; вездесущая конница успешно прикрывала пехоту. И тут к нему подскакал покрытый пылью гусарский лейтенант. Брод оказался трудным, Бомон надолго задержался, но теперь наконец прибыл и сразу устремился в атаку на отступавших австрийцев. Он уже взял в плен несколько отрядов, отбил у врага обоз и несколько пушек. Бонапарт приказал Бомону продолжать преследование — «для доклада о победах».

Пехота, измученная долгим маршем и атакой с ходу, была не в состоянии гнаться за противником. Он послал Массена и Ожеро приказы разбить биваки на захваченных позициях.

Теперь он шагом ехал среди перемешавшихся полубригад. Измученные солдаты сидели и лежали, хмуро делились содержимым своих фляжек. Несмотря на крайнюю усталость (Бедные черти! На них было жалко смотреть), при его приближении они оживали и приветствовали командующего радостными возгласами. Какой-то нетвёрдо державшийся на ногах гренадер подбежал к его лошади, размахивая медвежьей шапкой, и закричал:

   — Да здравствует Бонапарт! Да здравствует Малыш! Да здравствует Маленький Капрал!

Другие солдаты подхватывали этот клич, размахивали шляпами и выкрикивали — наполовину в шутку, наполовину восторженно:

   — Да здравствует Маленький Капрал!

Кличка ему понравилась. Значит, эти грубые, ожесточившиеся солдаты всем сердцем полюбили своего молодого командира и безгранично восхищались им.

Он разыскал Саличетти и вместе с ним поехал в сумерках к мосту.

Когда копыта коней застучали по деревянному настилу, он обернулся к представителю правительства.

   — Итак, Саличетти, мы сделали невозможное! Надеюсь, твоя чёртова Директория оценит это. Ломбардия наша!