— Генерал, немедленно начинайте переправу!

Даллемань отдал приказ.

Несколько минут спустя Ланн повёл своих гренадеров вниз к реке. Словно толпа возбуждённых мальчишек, солдаты карабкались на огромный паром и прыгали в находившиеся рядом утлые лодчонки.

Сам Ланн с немногими гренадерами залез в одну из лодок и оттолкнулся от берега. Несколько яликов последовало за ним. Паром быстро заполнялся и начинал медленно отползать, удерживаемый тросом. Сапёры лихорадочно суетились вокруг плавающих брёвен и досок, сбивали, связывали и мастерили из них плоты.

Не слезая с лошади, он наблюдал, как эта флотилия боролась с течением, как неуклюже и отчаянно гребли люди, как лодки сносило вниз по течению и как они застревали на песчаных отмелях. Ширина реки в этом месте составляла примерно пятьсот ярдов.

Австрийские кавалеристы засуетились, спрыгнули с лошадей и, сняв карабины, побежали занимать огневую позицию. Их было около ста пятидесяти человек. Над цепью поднялся дымок, послышались звуки выстрелов. Флотилия плыла вперёд. Бонапарт наблюдал за происходившим в подзорную трубу. Он отыскал лодку, в которой находился Ланн. Она двигалась немного впереди остальных. Вражеские гусары начали стрелять чаще, и вокруг лодок фонтанчиками закипела вода.

Он снова спросил себя, что это были за австрийцы. К каким частям они принадлежали? Это было очень важно. Авангард Даллеманя и дивизия Лагарпа, которые начали подходить по тянувшейся вдоль реки дороге, не смогли бы долго удерживать плацдарм на том берегу в случае серьёзной атаки. Он послал приказ Ожеро, находившемуся за двадцать миль отсюда, и велел ему форсированным маршем идти в Пьяченцу, чтобы в тот же день переправиться на другой берег. Тот же приказ был послан Массена, стоявшему в тридцати пяти милях, и Серюрье, который за семьдесят миль отсюда отвлекал противника под Валенцей. Если Массена постарается, то прибудет., завтра; но Серюрье — даже совершая длинные переходы, как предложил Бонапарт, написавший генералу, что «рассчитывает на его рвение» — никак не мог прибыть раньше ночи двадцать первого флореаля, то есть через три дня.

Флотилия приближалась к противоположному берегу. Лодка Ланна по-прежнему двигалась впереди. Гусары бросились назад, к своим лошадям, отъехали чуть подальше и снова спрыгнули наземь. Ланн выскочил из своего ялика; казавшийся отсюда совсем крохотным, он размахивал шпагой. Следуя его примеру, люди прыгали в воду, не дожидаясь, пока лодки пристанут к берегу, и быстро выбирались на сушу. Клубы дыма и треск выстрелов свидетельствовали о том, что австрийцы отчаянно сопротивляются.

Французские стрелки рассыпным строем бросились вперёд. Берег начинал окутываться дымом. Тем временем гренадеры сами построились в две колонны и стали подниматься вверх по склону. Внезапно шум стрельбы перекрыл какой-то скрежещущий звук, эхом полетевший над водой. Большой паром, кишевший людьми как муравьями, доставил живой груз и был отправлен за новым. Лодки тоже возвращались назад; в каждой из них сидело за вёслами двое гребцов.

Бонапарт послал за инженер-офицером Андреосси, приказал ему связать лодки и перебросить по ним плавучий мост. Необходимо было срочно переправить на тот берег как можно больше людей. Лодки и плоты действовали слишком медленно. Паром же, бравший на борт пятьсот человек, тем временем должен был продолжать перевозки, хотя на дорогу в один конец уходило полчаса. Находившиеся на том берегу австрийцы — пусть немногочисленные — очень беспокоили его. Так ли уж маловероятно появление Болье? Если огонь вели разведчики, высланные вперёд от крупного соединения, то вскоре ситуация могла стать критической. Он с тревогой наблюдал за тем, как вражеские гусары сели на коней и ускакали прочь. Передовой батальон Даллеманя, к которому присоединились солдаты, приплывшие на пароме и уже прибывшие со второй «флотилией», собрался на противоположном берегу и двинулся вглубь вражеской территории. Неужели это был только крупный разъезд, оторвавшийся от основных сил?.. Нечего ломать голову: скоро гренадеры возьмут в плен парочку австрийцев, и всё выяснится...

Он долго не покидал берег, наблюдая за этой рискованной операцией. Шёл уже третий час дня. Обстрела с другого берега не было. Паром продолжал ползать туда и сюда. Большая часть пехоты Даллеманя уже переправилась. В сторону другого берега тянулся плавучий мост из стоявших одна за одной лодок, через которые были перекинуты доски. Около моста лихорадочно суетились сапёры. Слева от Бонапарта расположилась на поле дивизия Лагарпа. Почти все солдаты, измученные бесконечными переходами, спали мёртвым сном. Как только мост будет закончен, они начнут переправу. Нужды в его присутствии здесь больше не было. Покинув поле кипучей деятельности, за которой вместе с ним наблюдала толпа горожан, он поехал к выходившим на реку воротам Боргетто, миновал внизу поросшие дёрном, облицованные кирпичом стены и оказался в Пьяченце.

Как всегда, Бертье опередил командующего. Он со штабом обосновался в палаццо Скотти. Бонапарт въехал во двор огромного дворца эпохи Возрождения с таким видом, словно этот дом был его собственностью, и по лестнице поднялся в комнату, где уже работал начальник штаба.

— Даллемань переправился! — заявил главнокомандующий, сияя от удовольствия. Только теперь он осознал всю степень мучившей его тревоги. — Андреосси наводит плавучий мост для Лагарпа. Сегодня к вечеру все передовые части окажутся на той стороне. — Он вспомнил об австрийских гусарах. — Стоило промедлить день, и было бы уже поздно. Нам крупно повезло, что Пьяченца сдалась без боя. — Он бросил треуголку на стол. — Где наместник? Вы доставили его в целости и сохранности?

Когда сегодня ночью наместник Пьяченцы граф ди Сан-Витале, сердитый и недоверчивый, собственной персоной явился в штаб, располагавшийся ещё в Кастель-Сан-Джованни, Бонапарт резко заявил этому вельможе, что собирается двинуть войска на Парму, дабы наказать герцога за его участие во враждебных действиях против Франции. Единственная возможность для герцога избежать расплаты заключается в немедленном прекращении военных действий и проведении мирных переговоров в Париже на условиях, которые он продиктует позже. Тем временем он вежливо, но решительно предложил графу остаться с ним, «дабы самому убедиться в том, что со стороны города Пьяченцы не последует никакого сопротивления».

Уродливое лицо Бертье расплылось в улыбке.

   — Он здесь, генерал.

Бонапарт потёр руки, как поступал всегда, когда дела шли удачно.

   — Приведите его.

Бертье немедленно поднялся, зашёл в соседнюю комнату и вскоре вернулся с их невольным гостем. Это был моложавый человек, одетый в длинный камзол и узкие штаны до колен в стиле «старого режима». Граф ди Сан-Витале принадлежал к самому знатному роду Пармы и хорошо сознавал это. Он высоко и надменно держал аристократическую голову, всем своим видом показывая, с каким презрением относится к окружавшим его грубым революционерам.

   — Вы желали видеть меня, генерал? — Он небрежно стряхнул пылинку с камзола и поклонился. — Имею честь быть в вашем распоряжении.

   — Прошу садиться, господин граф. — Гость проигнорировал приглашение и остался стоять. — Сегодня рано утром я дал вам знать, что ваш повелитель имеет только один шанс избежать справедливого гнева Французской Республики, а именно заключить немедленное перемирие на условиях, с которыми я и хочу вас ознакомить.

Итальянец иронически улыбнулся.

   — И каковы же эти условия, генерал?

Бонапарт обернулся к Бертье:

   — Вы подготовили проект, генерал?

Начальник штаба передал ему листок бумаги.

   — Вот эти условия, синьор граф, — и он начал резко и чётко читать с листа:

   — «Статья первая. Военные действия между армией Французской Республики и армией Герцогства Парма прекращаются до тех пор, пока не будет заключён мир между договаривающимися сторонами. Герцог Пармский пошлёт своих представителей в Париж для встречи с представителями Исполнительной Директории.