Сразу почувствовав себя неопытным мальчишкой рядом со старыми циниками, берущими женщину, как бокал вина, он резко возразил:

   — Мне приходится думать о других вещах, генерал!

Массена хрипло засмеялся.

   — Чёрт возьми! Это именно то, за что мы воюем! Трофеи и женщины. Что ещё может дать война? Мы же не молокососы! — Он оскорбительно захохотал, взял свою треуголку, надел её и небрежно отдал честь. — Итак, спокойной ночи, генерал. Приятных вам сновидений!

Похоже, Массена изрядно хлебнул в честь победы. Он был до глупости самодоволен и, глядя на себя в висевшее на стене зеркало, восхищался своим новым раззолоченным мундиром. Затем генерал дотронулся до плеча Бертье.

   — Если у вас найдётся свободная минутка, хотелось бы перекинуться парой слов.

Бертье встал и вместе с ним вышел из комнаты.

Другие генералы — Лагарп, Менье, Менар и Доммартен — отдали главнокомандующему честь.

   — Спокойной ночи, генерал! До завтра! — На их лицах была всё та же затаённая улыбка. Какую шутку они придумали?

   — Спокойной ночи, господа!

Они вышли, оставив его одного. Бонапарт вновь подошёл к столу и углубился в изучение карты. Он взял циркуль, чтобы разметить на карте однодневный марш по этой труднопроходимой, испещрённой тропинками мулов местности. Если бы Лагарп выступил вовремя и продвинулся вперёд...

Неожиданно в комнату заглянул Массена. Он по-прежнему улыбался.

   — О! Генерал! — насмешливо сказал он, — Здесь офицер с подарком для вас. Ваша доля добычи! — Он засмеялся. — Я пришлю её сюда.

Ему некогда было возиться с подарками. Он наклонился над картой, измеряя расстояние.

Было слышно, как Массена втолкнул кого-то в комнату и закрыл дверь.

Возможно, вошёл какой-то чересчур застенчивый молодой лейтенант. Лучше заняться им прямо сейчас и побыстрее отделаться...

Бонапарт выпрямился и остолбенел. Перед ним в полумраке стояла прекрасно одетая молодая девушка изумительной красоты. Накидка ниспадала с её плеч. Это зрелище привело его в изумление. Так вот какова шутка Массена — шутка, в секрет которой он посвятил других! Они выбрали её, чтобы испытать его мужские качества. По крайней мере, то, что они под этим понимали. Бедное дитя! Она выглядела такой испуганной. Ей было не больше девятнадцати. Конечно, итальянка — большие, сверкающие глаза, на дрожащих губах вымученная улыбка. Поразительная красавица!

Пока он разглядывал её, первый порыв отослать её прочь угас. Он едва не поддался искушению, но ни за что не признался бы в этом. Она обладала такой мягкой, такой соблазнительной красотой... Сама юность цвела в ней. Он мог поступить с ней как захочет — она была его пленницей по всем законам войны. Она тоже это понимала. Внезапно он почувствовал неловкость. Откуда-то издалека доносился смех Массена и его приятелей, издевавшихся над нелепой, целомудренной сдержанностью командующего. Он всегда был таким робким с женщинами — с любыми женщинами, кроме Жозефины, на которую он молился.

Преодолев неловкость, он заговорил с девушкой на понятном ей языке.

   — Ты итальянка, синьорина?

   — Да, signor generale. — Похоже, она его смертельно боялась.

   — Не замужем? — Глупый вопрос! Как будто это что-то меняло!

   — Нет, signor generale.

   — Как ты здесь оказалась?

Она силилась дать подробное объяснение, рискнула даже улыбнуться, хотя голос её звучал почти сквозь слёзы.

   — Я была с австрийским офицером, signor generale. Меня взяли в плен, когда французская кавалерия захватила сегодня весь обоз. Молодой, красивый офицер с длинными вьющимися волосами и золотыми галунами на кителе поскакал за моей повозкой и поймал меня, signor generate.

   — Должно быть, это был Мюрат...

Неужели она заплачет? Нет, она справилась со слезами и снова испуганно улыбнулась.

   — Твой любовник тоже попал в плен? — спросил он с большей бесцеремонностью, чем намеревался.

Она покачала головой.

   — Нет, signor generale. Другие австрийские офицеры... пленные... сказали мне, что он отступил со своими солдатами.

Его расспросы были нелепы. Он постарался говорить мягче.

   — Подойди сюда, дитя. Позволь взглянуть на тебя.

Она боязливо подошла и оказалась в круге яркого света.

Свечи озаряли её ошеломляющую смуглую юную красоту. Бонапарт почувствовал, что у него защемило в груди. Она была его законной добычей — ведь война разрешала всё. Если он не возьмёт её, то будет последним дураком и настоящим «молокососом», как выразился Массена. Его нерешительность была нерешительностью юноши.

   — Как тебя зовут?

   — Джулия, signor generale. — Глаза девушки робко, но с любопытством смотрели на него, теперь тоже полностью освещённого. Её грудь чувственно вздымалась. Бонапарт улыбнулся, хорошо зная, что улыбка его при желании может быть обворожительной.

   — Я похож на того, каким ты меня представляла?

Она вздохнула.

   — Нет, signor generale. Вы... — Она смущённо запнулась и заворожённо посмотрела на него, — Вы так молоды. Я думала, что все завоеватели — люди старые. По крайней мере, старше вас. — Девушка вновь смутилась. Она была восхитительна.

Бонапарт засмеялся.

   — Разве я недостаточно стар?

   — Нет... да... извините... Вы не такой... — Она поправилась: — Я не могла поверить, что вы такой молодой. Все в нашей армии говорят только о вас.

Он улыбнулся.

   — Ты меня боишься?

   — Да. — Её тёмные глаза уставились на него. Она не произносила слова, а скорее выдыхала их. — Нет... я... я не знаю, signor generale...

Они стояли очень близко друг к другу. Внезапно в нем пробудилось желание. Кровь с новой силой забурлила от этой близости. Эта девушка принадлежала ему.

Они молчали. Девушка смотрела на него пристально и удивлённо. Губы её приоткрылись. Отношения завоевателя и пленницы были ясны им обоим. Никто не мог сказать ему «нет». Но хотела ли она сказать ему «нет»? Женщины оставались для него загадкой. Внезапно его охватило желание силой прижать её к себе и поцеловать в губы. Он инстинктивно почувствовал, что она ждала от него этого в женском порыве отдаться, принадлежать ему целиком. Ужасы войны уничтожили в них всё естественное, заставив помнить только две вещи: «здесь» и «сейчас». Жизнь властно говорила в них, видевших сегодня столько смертей. А почему бы и нет? Его целомудренная погружённость в работу была нелепа. С тех пор как он расстался с Жозефиной, он не поцеловал ни одной женщины.

Он подумал, не сознавая, что говорит вслух:

   — Что же мне с тобой делать, Джулия?

Девушка взглянула на него. Губы её дрогнули, но она ничего не ответила.

Они стояли почти рядом. Непреодолимое желание влекло их друг к другу, юность стремилась к юности — ведь они оба были так молоды... Их губы встретились почти случайно. Почему бы и нет?

Что это? Ему послышался хриплый смешок за окном. Они наблюдали за ним, эти генералы! Он мгновенно пришёл в себя. Кем было это дитя по сравнению с Жозефиной?.. На какой-то миг он даже забыл о её существовании, забыл её ласки, столько значившие для него. А эти генералы следили за ним, сделали из него шута! Завтра об этом будет известно всей армии. Его долгом было показать этой дикой орде разбойников пример полной безупречности. Он лично покажет им этот пример. Кто знает, не встретится ли на его честолюбивом пути — пока ещё неясном — тот, кто Сможет упрекнуть его? Кроме того, у него сейчас не было времени на женщин. Все его способности были напряжены до предела и направлены на кровавое дело войны.

Он отступил от девушки и заговорил совершенно другим тоном.

   — Ты очаровательное дитя, крошка Джулия, — с улыбкой сказал он. — Славная девушка. Никто не причинит тебе вреда. Тебя отправят обратно в сопровождении хорошего эскорта. Вот и всё!

Она пристально поглядела на него. Как ни странно, в этом взгляде сквозило невольное разочарование, которого она не смогла скрыть. Это его позабавило.