– Буду повешена.

Она непонимающе посмотрела на меня.

– Висит одежда, – объяснила ей я. – А люди бывают повешены – просто небольшое грамматическое уточнение.

Она посмотрела на меня как на умалишенную. Может быть, я и была таковой.

– Ты пожалеешь о том, что оказалась у меня на дороге.

– Я уже жалею, – согласилась я.

– Никто безнаказанно не делает дурака из Датрика.

– Боже мой, Джесенда, я уже безнаказанно сделала дураком твоего отца.

Она чуть не плюнула в меня.

– Тебе предстоит очень неприятное путешествие в Ступицу. Ты пожалеешь о том, что родилась на свет.

В этом она была не совсем права. Я никогда не жалела о том, что родилась; впрочем, действительно, за время путешествия бывали дни, когда я сомневалась, что сойду с «Гордости хранителей» живой. Удивительно, каким мерзким оказался трюм этого военного корабля с роскошно отделанными каютами. Там было темно, мокро, холодно, тесно, полно крыс – а я была в кандалах.

Путешествие оказалось ужасно, ужасно долгим.

Аниара айси Терон

Запись в дневнике

15 второго месяца Двух Лун, 1794

Мы бросили якорь в проливе Митан между Большим и Малым Калментом! Какие же это скалистые, дикие острова! Когдато здесь сражался Тор Райдер, именовавшийся тогда Копьем Калмента, – защищал крестьян от жестокости властей. Интересно, как теперь живется этим крестьянам, после того как восстание подавили… Все это было давно, конечно, году в 1732 м, как мне помнится.

Здесь мы расстались с некоторыми из кораблей нашей флотилии: корветом «Воин» и двумя торговыми шхунами с их грузом монахиньмиссионерок – они первым делом направились на острова Хранителей. Два исследовательских судна продолжат путь к Южным островам. Мне жаль говорить «до свидания» уходящим кораблям – их присутствие на горизонте все эти долгие месяцы пути очень обнадеживало. Первое, что я делала каждое утро, выйдя на палубу, – это высматривала их паруса, чтобы убедиться: за ночь с ними ничего не случилось, мы все еще вместе. И только пересчитав корабли и убедившись, что положенное число не изменилось, я чувствовала, что с миром все в порядке! Глупо с моей стороны, признаю, но необъятность океана так подавляет сухопутную жительницу вроде меня…

В тот же день вечером

Сегодня мы с Шором поссорились, как никогда еще не ссорились раньше. Он узнал – из невинного замечания сестры Лескаль, – что в моем распоряжении находятся копии его последних интервью с жителями Райских островов. Шор пришел в ярость и отчитал меня в присутствии Натана, доктора Хенсона и капитана Джортена. Так унизительно…

Он не имел никакого права говорить некоторые вещи! Я ему не сестра и не невеста, и к тому же я совершеннолетняя. Он был моложе, чем я сейчас, когда в первый раз отправился на Райские острова. И тем не менее я опустила глаза и ни слова не сказала в свою защиту. Почему? Я знаю, что он может во многом воспрепятствовать мне, когда мы высадимся на берег. Мне предстоит зависеть от его доброй воли, вот я и прикусила язычок и притворилась кроткой и покорной женщиной.

В глубине души я хочу быть такой же, как Блейз или Джесенда, – женщиной полезной, целеустремленной и смелой, способной принимать собственные решения.

Пожалуй, почитаюка я еще записи… это меня взбодрит.

Я ожидал, что меня продержат взаперти дня два – пока корабли хранителей минуют пролив и уйдут в открытое море, – но вместо этого я оставался под замком две недели. К тому времени, когда Гэрровин явился, чтобы выпустить меня, я был в такой ярости, что еле мог говорить.

– Две недели! – кричал я. – Ну, Гэрровин, погоди, так это вам с рук не сойдет! Это было самое настоящее похищение! Незаконное заключение гражданина островов Хранителей!

– Ага, – дружелюбно согласился он. – Может, и так. Только ято не законник, знаешь ли. Вот что я тебе скажу, паренек: на твоем месте я не стал бы поднимать шум. Твой отец одобрил такую меру, Синод знал о ней и не пикнул. Станешь жаловаться, так себя же дураком и выставишь.

Я сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться.

– Но почему так долго?

– Так нам показалось лучше – чтобы в Ступице наверняка не узнали кое о чем слишком рано.

Я свирепо смотрел на него.

– Теперьто я свободен? – спросил я резко.

– Ага, – кивнул Гэрровин.

Я собрал те немногие вещи, что были мне предоставлены – несколько книг, свитков, перо, чернильницу и молитвенник, – и двинулся к двери.

Когда я протискивался мимо Гэрровина, он спросил:

– Так собираешься ты сообщить обо всем главе Совета? Я заколебался, хорошо понимая, что лгать этому человеку бесполезно.

– В настоящий момент нет, – выдавил я сквозь стиснутые зубы. – Нет смысла. Ступица не пошлет подкрепления на Брет. Совет хранителей созвал сюда весь свой флот, чтобы оснастить его пушками, только черного порошкато больше нет. Джесенде и остальным придется выкручиваться своими силами.

– К тому же ты будешь глупо выглядеть, если сообщишь Датрику, что оказался в клетке, когда должен был предупредить девчоночку, – ухмыляясь, добавил Гэрровин.

– Ах, заткнись, старый болван! – грозно рявкнул я.

– А у меня есть для тебя новость, – ничуть не задетый, сказал Гэрровин, – если, конечно, у тебя найдется минутка, чтобы послушать старого болвана.

Я глубоко втянул воздух.

– Я был груб. Не следовало так говорить… Ты же не виноват ни в своем возрасте, ни в печальном состоянии своего рассудка.

Гэрровин рассмеялся.

– Ах, паренек, вот уж правда: язычок у тебя острый. Я только хотел сказать тебе, что мы нашли лекарство, которое искали.

Наверное, это не должно было бы оказаться для меня сюрпризом, но все равно я испытал шок. Мы с Гэрровином шли рядом к выходу из здания Синода, но тут я замер на месте и вытаращил на него глаза. Только теперь я осознал собственную уверенность в том, что они никогда не добьются успеха в своей затее и не найдут лекарство от магии. Я считал все это глупой мечтой далеких от жизни ученых с их магнископами и сепараторами, разговорами об испарениях, ихоре и свернувшейся крови.

– Я тебе не верю, – сказал я наконец. Он пожал плечами:

– Могу доказать – дать снадобье тебе и излечить от дара силва.

Я открыл рот и снова закрыл.

– Не интересуюсь.

– Ну, паренек, ты так трясешься, что не остается сомнений в моей правоте. – Гэрровин снова ухмыльнулся. – Пойдем, я угощу тебя чашкой шоколада в той лавочке напротив. Этот мой крикливый племянник дал мне попробовать питье, и теперь я не могу без него обходиться. Такая привязанность греховна, без сомнения; как это патриархия до сих пор не обратила на это внимания…

Гэрровин взял меня под руку и потянул к выходу. Мы не разговаривали, пока не оказались в лавочке с исходящими паром кружками с коричневой жидкостью в руках.

– Что вы сделали? – спросил я, хотя все еще не был уверен, что хочу это знать.

– Если говорить попросту, так, чтобы всякий понял, мы обнаружили, что силвмагия содержится в крови. Она там, пользуешься ты ею или нет, а когда пользуешься, она попадает и в другие места, например на кожу. Только и в крови она не такая уж концентрированная, и обнаружить ее, если человек не пользуется своим даром, трудно. Правда, когда мы собрали кровь из плаценты и пуповины, соединявшей мать с младенцем, там оказалось огромное количество… Есть многое, чего мы не понимаем, – например, почему талант силва не всегда передается от матери ребенку, если отец не силв. Должно быть, ребенок тоже должен обладать какимто свойством, благодаря которому он оказывается способен воспринять свою дозу силвмагии.

Так или иначе, мы обнаружили, что способность к силвмагии содержится в том, что мы именуем ихором, – прозрачной части крови, которая может быть отделена от красной части. Все выглядит так, как будто мать вырабатывает ее и в больших количествах снабжает ею ребенка, особенно в момент родов. Тебе все пока понятно?