– Ах… – Гэрровин запустил пальцы в свои торчащие во все стороны волосы, – нелегкую задачу вы перед собой поставили.

– Ну да, я знаю. Нам нужна твоя помощь, дядюшка. По счастью, у меня есть хорошая новость: две менодианки, родившиеся силвами, разрешили мне принять у них роды. Обе они не одобряют силвмагии.

Они принялись обсуждать тонкости строения человеческого тела и передачу болезней, через минуту или две совершенно забыв о моем присутствии. Я поднимался следом за ними на холм, гадая о том, кто такая Флейм.

Устроившись в отведенной ему в Синоде комнате, Гэрровин Гилфитер присоединился к нам в лаборатории и немедленно принялся все переворачивать вверх ногами. Он задавал проницательные вопросы насчет того, что Райдер и Келвин делали, и по большей части не оставлял от этого камня на камне. Он не смущаясь называл патриарха «пареньком» и ворчал о том, что пора тому забыть про дунмагию у себя в животе и вспомнить о мозгах в голове, которыми соблаговолил наградить его Бог. Он отчитывал племянника за то, что тот, предполагая, будто голубизна силвмагии, которую видят обладающие Взглядом, является какогото рода испарением, счел и силу силвмага тоже чемто вроде тумана. Разве не мог дар силва быть просто компонентом крови, выделяющимся в воздух, когда обладатель дара им пользуется? Дядя и племянник перебрасывались аргументами, большинство из которых были мне непонятны.

Впрочем, я начал понемногу улавливать некоторые факты, касавшиеся прошлого. Выяснилось, например, что Райдер когдато был осквернен дунмагией; это все еще отражалось на нем, но жизни, похоже, не угрожало. Келвину Гилфитеру ктото сказал, что дар силва переходит к ребенку из плаценты; поэтому он теперь и считал, что матери заражают магией младенцев при рождении или еще раньше. Райдеру с Гилфитером было также известно, что дунмагия передается от отца к ребенку, а мать, до этого не являвшаяся злой колдуньей, оскверняется дунмагией если не отца, то младенца. Вот поэтому они и хотели узнать, что же именно передается от матери ребенку и от ребенка матери. Они хотели выделить магию в чистом виде…

Природу Взгляда им было труднее объяснить, поскольку никто не мог его увидеть или учуять. Все, что было известно, – это что существует тенденция передачи такого дара по наследству. Гилфитер, похоже, считал, что силвмагия представляет собой умеренную форму заболевания, а дунмагия – тяжелую, в то время как Взгляд был проявлением иммунитета.

– Смотри на это вот как, – сказал мне Гилфитер в ответ на мой непонимающий взгляд. – Дети болеют корью или свинкой всего один раз, а после этого делаются к ним невосприимчивы. У них появляется иммунитет. Обладание Взглядом представляет собой иммунитет против магии. Все просто. Может быть, если нам удастся выделить то, что порождает Взгляд, мы сможем уничтожать дунмагию или по крайней мере защищать людей от осквернения.

«Или уничтожить силвмагию», – подумал я. Неужели менодиане так сильно ее ненавидят, что готовы извести начисто? Чувства Райдера были именно таковы, в этом я не сомневался.

Я поделился своими опасениями с Джесендой, когда через день или два мы с ней нежились в роскоши ее широкой кровати под балдахином, и новости встревожили Джесенду не меньше моего.

– Отец никогда не доверял менодианам, – пробормотала, она, – и был, похоже, прав. Эларн, они хотят сделать нас бессильными – всех нас, и дунмагов, и силвов. Если такое случится, в Ступице будут править эти лицемерные прохвосты из патриархии! Их нужно остановить! – Она приподнялась, опираясь на локоть. – И остановить их должен ты! Ты должен помешать их попыткам. Позаботься о том, чтобы они никогда не нашли того, что ищут. Дело полностью ложится на твои плечи… – Я почувствовал, что сердце у меня проваливается кудато вниз. – Уж не собираешься ли ты передумать? – спросила Джесенда, проводя кончиком пальца по моим губам, подбородку и груди.

– Нет, конечно, нет.

Палец двинулся ниже, и всякие сомнения покинули меня. Через некоторое время Джесенда сказала:

– Ты некоторое время должен будешь обходиться без меня.

– Почему? – спросил я в панике. Обходиться без нее? Я не был уверен, что такое в моих силах.

– Я уезжаю на несколько недель из Ступицы. Отец отправляет в плавание три корабля, вооруженные пушками и имеющие достаточно черного порошка, – «Гордость хранителей», «Свободу хранителей» и «Правосудие хранителей». Я отправляюсь с ними. Мне поручено командование.

Я остолбенел.

– Командование? Джесенда кивнула:

– Я тебе уже говорила раньше: отец должен послать когото, кому доверяет, а ни в ком, кроме меня, он не может быть уверен.

– Но… но ты даже не член Совета! Не может же он поставить тебя во главе экспедиции!

– Ну, кораблями я не командую, конечно. Однако я выполняю приказания главы Совета. И когда я буду говорить, куда плыть и что делать, мне будут подчиняться, потому что такова воля Совета. Так что в определенном смысле я во главе экспедиции.

– Куда вы направляетесь?

– На Брет. Отец получил тревожные сообщения от своего шпиона при дворе властителя. Ходят слухи, что силвов сзывают в Бретбастион, а мы давно уже знаем, что властитель, хоть никогда и не делал такой глупости, как преследовать силвов, не желает видеть их ни при своем дворе, ни в столице. Поверишь ли, нам даже пришлось отправить на Брет послом несилва! Так что там происходит чтото странное. И еще этот непонятный брак Девы Замка с властителем… ведь раньше мы слышали, что ее видели на Ксолкасе в обществе дунмага Гетелреда. Отец думает, что Гетелред и Мортред – один и тот же человек. Отец также надеется, что мне удастся уговорить властителя продавать нам селитру. Еще он хочет, чтобы я проверила, не превратилась ли Дева Замка в злую колдунью. Такое, конечно, маловероятно, но есть одна странность: вскоре после того как она появилась на Брете, все обладающие Взглядом там или погибли, или исчезли.

Такое количество новостей трудно было переварить разом, так что я ухватился за первое же обстоятельство, которое показалось мне подозрительным.

– Как ее зовут? – спросил я.

– Кого – Деву Замка? Лиссал.

– А ее никогда не называли Флейм?

– По крайней мере я ни о чем таком не знаю. Не может же она быть той, о ком говорили Райдер и дядя и племянник Гилфитеры? «Она носит ребенка Мортреда»… Она – это Дева Замка?

– Нет, нет, конечно. Глупая мысль. Дева Замка не могла бы оказаться силвом, верно?

– Дело в том, что так оно и есть! Эларн, отец узнал об этом, когда был на косе Гортан. Я спрошу его, не знакомо ли ему имя Флейм.

У меня перехватило горло.

– Джесенда, будь осторожна. Ты ведь возьмешь с собой обладающих Взглядом?

– Да, конечно, но только одного. Этого человека зовут Сатрик Матергон. Я с ним не знакома. Проклятие, как жаль, что нам служит так мало обладающих Взглядом! Они предпочитают становиться менодианскими патриархами или наниматься к торговцам. Как бы то ни было, Эларн, не мог же властитель жениться на злой колдунье! Обладающие Взглядом были еще живы, когда Дева Замка появилась на Брете, они предупредили бы властителя.

«Не предупредили бы, если она до этого долго не пользовалась магией», – подумал я. Только такая мысль показалась мне абсурдной, и делиться ею с Джесендой я не стал.

– Да, пожалуй, ты права. Джесенда, я буду очень по тебе скучать, – добавил я совершенно искренне. Меня так потрясло известие о том, что она будет отсутствовать недели, а то и месяцы, что я совершенно упустил из виду другие вещи, о которых мне следовало бы подумать.

Мне показалось насмешкой судьбы то доверие, которое Датрик оказывал Джесенде. Мне и в голову не пришло, что следовало бы посмотреть на ситуацию с другой стороны и усомниться в разумности собственного доверия к ней…

Последний раз я видел Джесенду на следующий день на палубе «Гордости хранителей». Я воспользовался волной отлива, чтобы покинуть Ступицу, и с тем же отливом вышла в море флотилия из трех кораблей. Некоторое время – от гавани до мыса Брентон – мы плыли рядом. Я сидел на своем полозе, направляя его веслом; волна несла меня легко, как ветерок – пушинку. Корабли, напротив, двигались неуклюже, но все же смогли идти заливом – им помогали наполненные ветром паруса. Джесенда и сопровождающие ее женщины на службе Совета хранителей в дорожной одежде стояли на палубе. Я подумал о том, что такой Джесенда нравится мне больше всего: она была хороша, конечно, в муслине или батисте, но она не являлась застенчивой изнеженной девицей, которая только такую одежду и носит. Я предпочитал, чтобы ее внешность соответствовала ее характеру, как сейчас, когда на ней были штаны, туника, сапоги и треуголка. Джесенда помахала мне рукой и послала воздушный поцелуй.