Однако гребень так и не обрушился на нас. Мы висели то ли в воздухе, то ли на волне, удерживаемые – так по крайней мере казалось – только рулем в руках Эларна. Рядом со мной молился Мартен; ветер срывал слова с его губ и уносил прочь. Мы мчались на приливной волне, старшей дочери КороляКита, предшественнице еще более огромного и яростного родителя, который должен был последовать за ней через двенадцать часов.

Эларн ухмыльнулся; он был возбужден, опасность явно заставляла его более остро все чувствовать.

– Вот теперь ты знаешь, какова настоящая жизнь, горец, – прокричал он мне. – Это заплыв, какого ты никогда больше не испытаешь.

«Да, – подумал я, – потому что этого заплыва не переживу».

Лучше всего я, пожалуй, запомнил напряженность той ночи. Когда каждую секунду оказываешься на грани смерти, зная, что малейшая ошибка положит конец твоей жизни, все отпечатывается в твоем мозгу с необычайной яркостью. Я могу заново пережить каждую секунду той ночи; я не забыл тех запахов – аромата силвмагии, смрада смерти: водорослей, вырванных со дна, утонувшего скота, погибших морских тварей… запаха потопа, кипящего океана, пронизанного дождем воздуха, нависших туч, раскатов грома. Мир встал с ног на голову.

Залив сузился, расширился, снова сузился; песчаные отмели, вновь образовавшиеся промоины, скалы, повороты берега – все это меняло характер прилива, меняло саму скорость волны. Только мы начинали чувствовать себя в безопасности – и тут же вода с пугающей неожиданностью начинала кипеть, пена захлестывала лодку. Были моменты, когда нас спасали только сила наших рук и силвмагия Эларна; только благодаря им нам удавалось удерживаться на гребне волны. Иногда начинало казаться, что волна не едина, а представляет собой целую череду волн, каждая из которых с голодной яростью хочет поглотить нас. Не успевал я подумать, что мы нашли правильную комбинацию усилий, ловкости и предвидения, как все вокруг снова менялось.

Если бы на руле сидел ктото другой, мы потерпели бы крушение сотню раз до того, как это действительно случилось. Эларн, хоть и неопытный рулевой, сумел объединить свой инстинкт с магией; именно это снова и снова спасало нас. Глядя на него, я понимал, что передо мной не тот мальчишка, которого я повстречал за несколько месяцев до того. Тогда он был незрелым, занятым только собой, сердитым на весь мир, думающим исключительно гениталиями юнцом, которого легко могла сбить с пути улыбка женщины. Поняв, что его предали, он мог сделаться пессимистом и циником. Он мог счесть предательство оправданием недоверия и безразличия. Вместо этого он повзрослел с быстротой, которой мало кто из молодых людей мог бы достичь. Его решение предупредить Ступицу, пойти против самого Райдера было, конечно, попыткой искупить те смерти, в которых он был повинен, но я не стал изза этого хуже о нем думать. Не стал я хуже думать о нем и потому, что он явно наслаждался опасностью – я ведь чувствовал запах его страха. Эларн боялся, но снова и снова встречал свой страх лицом к лицу. И ни разу он не пожалел о своем решении. Его решимость не уступала силе бури. В определенном смысле, помоему, той ночью он нашел освобождение от своих долгов.

Наступил рассвет – свинцовый изза низких туч, сумрачный изза дождя. И через час из реки навстречу приливу ринулся вал паводковых вод. Я почуял его заранее и предупредил Эларна, но волны столкнулись с такой силой, что этот хаос мы не могли и пытаться преодолеть.

Нос нашей лодки задрался, весла стали бесполезны. Эларн навалился на руль, пытаясь удержать лодку на курсе, – и тут руль сломался. Толчок выбросил Эларна за борт. От столкновения двух волн в воздух взлетел фонтан брызг, и я взлетел тоже, кувыркаясь в воздухе, беспомощный и вопящий.

Мы потеряли не только приливную волну, мы потеряли и лодку.

Первая моя мысль была – я погубил нас всех. Себя, своего лучшего друга и Келвина Гилфитера. И все изза идиотской уверенности, что смогу провести лодку до Ступицы в такую погоду. Никто не сможет сейчас выжить в море – оно было слишком бурным, слишком холодным, слишком могучим.

Погружение в воду вызвало у меня ужас. За какието секунды я потерял всякое представление о том, где верх и как вынырнуть. От тыквпоплавков было не больше пользы, чем от набитых в карманы камней. Волны кидали меня, вертели, били. Холод лишал тело чувствительности. Самым же ужасным была беспомощность – все мои попытки бороться ни к чему не приводили. В обычных обстоятельствах приливная волна просто выбросила меня позади себя, и все. На этот раз все было иначе. Эта волна была детищем КороляКита, вскормленным ураганом, и попала она в залив, переполненный водами паводка. Мы оказались всего лишь пищей чудовища, родившегося от этого союза.

Волны выбили из моих легких остатки воздуха, и я почувствовал, что значит тонуть.

Потом я ощутил, как вокруг меня обвились мускулистые руки, прижимая к сильному телу. Я решил, что это Мартен пытается меня спасти или за меня в отчаянии цепляется Гилфитер. Однако обхватившие меня руки обладали силой, превосходившей силу Мартена; тем более он не смог бы помогать мне в таком водовороте. И хватка рук никак не походила на последнюю надежду перепуганного тонущего человека. Их обладатель имел цель и двигался в определенном направлении, что было бы недоступно любому человеку, оказавшемуся в этой обезумевшей водной стихии.

Я вынырнул на поверхность и глотнул воздуха. Волна опять накрыла меня с головой, но теперь я плыл, и сильные руки помогали мне. Я собрался с силами и зажег волшебный огонек; он получился жалким и тусклым, но все же позволил мне разглядеть моего спасителя. Это был гхемф.

Я даже не пытался разобраться в происходящем. Едва не утонувший, отупевший от усталости, шока и холода, я мог только смотреть, как гхемфы ныряли и всплывали на поверхность, вытаскивая из глубин Мартена и Гилфитера. Потом они подтащили нас туда, где плавала наша перевернутая лодка. Гхемфы были повсюду. Они сразу же взялись за лодку: перевернули ее и принялись вычерпывать воду.

Я позволил своему волшебному огоньку погаснуть.

Они отбуксировали нас до самой гавани. Весла были потеряны, и без помощи гхемфов мы никогда не смогли бы добраться до берега; к тому же мы совершенно обессилели, а Гилфитера непрерывно рвало. И еще было ужасно холодно. Принято думать, что южные острова архипелага Хранителей обладают мягким климатом, потому что омываются теплыми течениями, но можешь мне поверить: в ту ночь вода была ледяной, а резкий ветер и колючий дождь заставляли нас, дрожа, жаться друг к другу. У меня не осталось резервов силвмагии, которую я мог бы призвать на помощь, и единственным укрытием оказался тагард Гилфитера. Много позже я задал ему вопрос: как удалось ему сохранить этот абсурдный предмет туалета, когда нас вышвырнуло в воду? Он сообщил мне, что ни один житель Небесной равнины ни при каких обстоятельствах не расстается со своим тагардом. Когда же я стал расспрашивать его настойчивее, он со смущенной улыбкой признался, что эта проклятая штука обмоталась вокруг его шеи и чуть не задушила; к тому же тяжелая намокшая ткань тянула его на дно…

Вскоре после рассвета мы миновали «Гордость хранителей». К этому времени мы были уже недалеко от Ступицы. Гилфитер неожиданно перегнулся через борт и заговорил с одним из гхемфов; я понял, что, несмотря на дождь и ветер, он снова какимто образом уловил запах Блейз. Вой ветра заглушил его слова, ответа гхемфа я тоже не услышал, но Гилфитер, похоже, остался им доволен. Он снова скорчился на дне лодки.

К тому времени, когда мы выбрались на причал у здания Гильдии в Ступице, небо посветлело – настолько, насколько этого можно было ожидать в такой ненастный день. Было, должно быть, около десяти утра. Мы едва успели поблагодарить гхемфов, прежде чем все они снова исчезли в воде. Я и по сей день не знаю, почему они помогли нам. Что мне известно точно – это что без них мы погибли бы.