Стоявшая рядом со мной Иссантар настойчиво спросила:
– Так что за историю можешь ты мне рассказать, сирконюший? Только не надо лжи. Я наслушалась достаточно выдумок в этом вертепе разврата, так что не поверила и той, что услышала недавно. Татуировка на руке этой женщины – иллюзия. И татуировка на твоем ухе – тоже.
– Лиссал в самом деле Дева Замка, – сказал я. – Я знаю ее с того времени, когда был птенчиком. Она просто не хотела, чтобы у нее на запястьях появилась татуировка, которую наносят при достижении совершеннолетия, так что она ее подделала. Ты весьма проницательна, раз это заметила: Лиссал очень старалась скрыть использование силвмагии. Надеюсь, Икаан не придет к таким же заключениям.
Иссантар фыркнула.
– Этотто? Он думает только о своих мальчиках. – Она помолчала, а потом вежливо поинтересовалась: – Ты был… ээ… птичником?
Я вздохнул. Моя речь, похоже, все еще оставалась неотчетливой.
– Птенчиком! Прошу прощения. Я знаю, что говорю, мне просто не удается произнести это правильно. Еще несколько недель назад у меня был клюв. Я был птицейдастелцем.
– Ах…
– Ты мне не веришь.
– Ну, скажем так: здесь неразумно было бы принимать на веру все, что ктото говорит.
– Ктото? Разве в твоем распоряжении нет других обладающих Взглядом, кому ты могла бы доверять? Других менодиан?
Свет луны, мешавшийся со светом ламп, очерчивал глубокие морщины на лице Иссантар. Она выглядела такой усталой… и явно с трудом меня понимающей.
– Обладающие Взглядом, которых можно измерять? Ах, доверять… Ну, большинство из них уже давнымдавно отсюда уехали. Приличные люди избегают двора властителя Брета. Теперь здесь нас только трое: Икаан, Ебенк и я.
– Ебенк?
– Секурия Ебенк. Он, правда, предпочитает женщин, но в остальном такой же мерзавец, как Икаан или Триган. Что же касается менодиан… Осталась всего горстка благочестивых верующих – в ряду Подонков. Они последние в Бретбастионе. До сих пор мне удавалось оставаться здесь просто потому, что Тригану нравится дразнить меня. Только, как ты сам видел сегодня вечером, долго такое продолжаться не будет. – Мне показалось, что я заметил слезу у нее на ресницах, и я стал гадать о том, почему расставание с Бретбастионом может вызывать у нее печаль.
– Но ведь патриархия наверняка присылает сюда священнослужителей, чтобы руководить здешней общиной, – сказал я.
– Больше в этом нет смысла: здесь осталось слишком мало верующих, которые нуждались бы в духовном руководстве. Бретбастион – не то место, где приветствуют добропорядочную религию. Зло просачивается из дворца с уровня на уровень, как гнусная отрава. – Она вздохнула. – И когда достойный мужчина или достойная женщина позволяют себе осуждение… – Иссантар заколебалась. – Они или учатся молчать, или исчезают. – Она показала на Ушат. – Скалы тут высокие. Другими словами, друг мой обладающий Взглядом, с твоей стороны было бы мудро держать рот на замке. – Она показала на татуировку на мочке моего уха. – Тебя ведь не защищает даже настоящий знак гражданства. Единственное, что обеспечивает тебе безопасность, – это покровительство твоей госпожи. И всетаки смотри, куда ступаешь, иначе и его может оказаться недостаточно. Я кивнул:
– Что ж, в таком случае я попрежнему буду притворяться немым.
– А? Ах, немым… Да, конечно. Я сохраню твой секрет, если это тебе поможет. – Некоторое время она молчала, потом добавила: – Если ты знаешь Лиссал с рождения, ты мог бы многое рассказать, господин конюший. Надеюсь, придет день, и ты со мной поделишься.
– Может быть. Сейчас же… Сирматриарх, ты должна покинуть Бретбастион. Если ты этого не сделаешь, ты и недели не проживешь. Будешь убита.
Она подошла на шаг ближе ко мне, чтобы яснее видеть мое лицо в тусклом свете.
– Я правильно расслышала? Ты сказал – «убита»?
– Да, – кивнул я.
– Это угроза? – В голосе Иссантар звучало скорее недоумение, чем страх.
– Нет, конечно. По крайней мере исходит она не от меня. Это предостережение, в обоснованности которого я уверен. Я советовал бы тебе исчезнуть сегодня же ночью – покинуть не только дворец, но и Бретбастион.
– Ты говоришь – уверен? – Я снова кивнул. – Но ведь ты тут всего день или два.
– Истина иногда открывается тем, кому везет.
– Вот как? – В голосе Иссантар звучали одновременно и скепсис, и безнадежность. – А ты знаешь, почему я вообще остаюсь во дворце, сирконюший?
– Ты хочешь сказать – помимо того, что твой долг как менодианки оказывать духовную поддержку всем благочестивым людям, еще остающимся в этой забытой Богом дыре?
– Нет такой дыры, которую забыл бы Бог, – укоризненно сказал Иссантар. – Но… да, помимо этого.
Я только покачал головой.
– Изза мальчиков. Я их единственное утешение, единственный взрослый человек в этой… дыре, который им сочувствует.
– Убитые никого не могут утешить. Иссантар пристально на меня посмотрела.
– Того обстоятельства, что ты обладаешь Взглядом, недостаточно, чтобы я тебе доверяла. Уж этомуто я научилась в здешнем зверинце.
– Надеюсь, что ты научилась также осмотрительности. Иссантар, двадцать два года своей жизни я был птицей, неспособной ничего сделать. Каждый день мне что только не грозило: кошки, кречеты, змеи, люди, даже сильный ветер. Поверь, все это сделало меня не по годам осмотрительным. За время, остающееся тебе, ты можешь сделать много добра. Останься здесь – и это время сведется всего к одному дню. Беги – и, возможно, это время будет измеряться годами, а людей, которым ты поможешь, будут насчитываться тысячи.
Иссантар ничего не ответила. Вместо этого она спросила:
– Как тебя зовут?
– Руарт.
– Крах… Надеюсь, Крах, что твои намерения не соответствуют твоему имени.
Пришла моя очередь вздохнуть. Мне явно еще долго предстояло улучшать свое произношение.
На следующий день во дворце только и говорили об исчезновении матриарха; это событие не вызвало бы такого переполоха, если бы она не захватила с собой шестерых самых несчастных мальчишек. Самому старшему из них было всего десять… Властитель был в ярости и приказал тщательно все обыскать: по крайней мере половина гвардейцев были отправлены в пригороды на суше, а остальные обшаривали порт и каждый корабль, стоявший в Ушате или на реке. Лиссал послала за мной.
– Твоих рук дело? – прошипела она. Я пожал плечами:
– Тебе следовало бы меня поблагодарить. Одной обладающей Взглядом меньше – тебе же меньше забот.
– Ах вот как. А не собираешься ли ты сообщить мне, кто остальные?
Я ответил ей твердым взглядом. Теперь, когда она так мало пользовалась магией, я по крайней мере отчетливо видел ее лицо.
К несчастью, я не сомневался: ей не понадобится много времени, чтобы выяснить, сколько обладающих Взглядом еще остается в Бретбастионе. Так оно и оказалось. Той же ночью Икаан и секурия Ебенк исчезли из дворца. На следующий день их тела были обнаружены плавающими в Ушате. Ни на одном не было повреждений, кроме тех, которые были неизбежны, если человек прыгал из лоджии властителя в воду.
– Твоих рук дело? – цинично спросил я Лиссал.
Ответ я, конечно, знал. Утром на меня обрушилось зловоние дунмагии, а весь дворец светился багровыми всполохами. Моей первой мыслью было: «Клянусь перьями и пухом, что ты, Лиссал, наделала…»
Это мне стало известно, как только я встал. Помимо новостей о двоих обладающих Взглядом, которые, как считали, покончили с собой, прыгнув в Ушат, обнаружилась еще одна: властитель Роласс Триган и его ближайшие советники были опутаны полосами красной магии, и властитель глядел на Лиссал, словно зачарованный ею. К концу того дня он распорядился, чтобы их бракосочетание было назначено на конец недели.
Еще до свадьбы Лиссал приготовила мне новое унижение.
– Сила силва почти покинула меня, – объявила она мне вечером перед очередным пиром. – Я могу пользоваться дунмагией для сохранения иллюзии собственной татуировки, но на расстоянии мне делать это трудно – дунмагия для этого не предназначена. – Я потеребил мочку уха. – Вот именно. Когда меня нет рядом, татуировка у тебя на мочке исчезает. Я хочу, чтобы ты отправился к местному гхемфу и получил настоящий знак гражданства Цирказе.