Мужчина, наконец, вышел.

Бертрам кивнул молодому доктору с пшеничными волосами и посмотрел вперед. Джека не было: коридор пустел перед ним, словно дорога, зовущая своего путника. Потолки во дворце Эльзы не так высоки, стены слишком близко… И все так светло. Окна в каждом коридоре показывают улицу, ее бесконечные красоты, изгибы и повороты.

И как разнообразен местный пейзаж… Бертрам видел и стремящиеся ввысь горы, и кроткие маленькие сопки, с корабля он заметил густой хвойный лес и даже равнину, лежащую где-то вдалеке, залитую цветами. Солнце садилось в туман, падало, падало, падало… Как красиво, однако, небо над Эренделлом. В стране Бертрама светило всегда опускалось в песок…

Мужчина миновал стражу, вышел в сад. Тени густели медленно, бабочки сонно разрезали воздух, спеша к закрывающимся бутонам цветов. Увидев снежную вершину далекой горы, Бертрам вспомнил свою Эльзу. Ее белые волосы, ее бесконечно милую улыбку, тихий смех и кроткий, но такой приятный взгляд…

А затем в памяти будущего короля воскрес образ брата. Надменного, жадного до почестей брата, стремящегося к власти, к его статусу. Бертрам не верил в его чувства к королеве, считал, что брак – фарс ради власти, трона. Может быть, будь он чуть ближе к Джеку, если бы только осмелился спросить лично…

Прохладно.

Бертрам шагнул в сад, и только тогда понял, что костюм его не слишком подходит под вечер в Эренделле. Тонкая рубашка из белого сукна не могла удержать тепла, выработанного телом, и сводила на нет все потраченные усилия, и камзол спасал мало. Мужчина вышагивал по тропкам, меряя шагами сад. Поворотов здесь не так много, как в его собственном саду.

Заблудиться нелегко, но мужчина сумел запутаться. Бертрам повернул у белых розовых кустов, а его просили повернуть у алых роз. К слову, Эльза розы не любила. Она порывалась вырвать их с корнем, но оставила ради сестры. Анна обожала любые яркие цветы, будь то алые, розовые или желтые кричащие тона. Одно время родители принцесс выписывали душистый фиолетовый табак из далеких стран, лишь бы порадовать маленькую Анну чем-то новым.

Встречались здесь растения, которые Бертрам видел крайне редко. Обычные полевые васильки, раскрашенные всеми цветами радужного спектра, поражали его при каждой новой встрече… Мужчине казалось, что сладкий васильковый аромат стоит выше терпкой лаванды, приятнее, чем кокосовое масло…

Жаль, что васильки не терпят жару.

Бертрам не удержался. Он тронул синий цветок, склонившись к нему точно жаждущий к фонтану… Стебель василька был крупнее – он не полевой, как его молчаливые братья, садовый. Сладостный запах его был куда сильнее, и мужчина приятно улыбнулся, уловив его в очередной раз.

Но он отвлекся. Будущий правитель совсем забыл о том, зачем пришел. Он собирался на встречу… Встречу, планируемую уже давно, еще в самый первый день после того, как состоялась эта проклятая свадьба. Бертрам залез в карман своего камзола и вытащил оттуда позолоченный конверт. Прозрачная рисовая бумага скрипнула в его руках, когда письмо покинуло свое не мягкое, но удобное ложе.

«Два поворота налево от главного входа. Пройти вдоль тропки с васильками по бокам и завернуть к красным розам». Бертрам увидел куст алых роз… Только дальше, чем предполагал. Дерево, росшее рядом, казалось странным. Листья – словно сердца, а ветки такие сухие… Мужчина распознал его. Это сирень.

– Как в лабиринте, – злобно шепнул правитель.

Обувь он выбрал неподходящую.

Загнутые к верху мыски то и дело цеплялись за высокую траву, за ветки, торчащие в разные стороны с разных концов клумб. Бертрам хмурился, и его густые черные брови нависали над глазами, делая мужчину грозным… Как же он похож на отца, серчая, как же он страшен в таком обличие.

Впрочем, гримаса злости быстро ушла. Бертрам увидел тень, ждущую его у розового куста. Второй мужчина смотрел на него искоса, крутился по сторонам, опасаясь, что совсем скоро на повороте покажется посторонний, стражник, слуга, чернорабочий. Конечно, можно будет изобразить деловую беседу, но… Лучше будет вовсе не показываться вместе. По крайней мере, некоторое время до коронации и чуть после, если она все же состоится.

– Тебя кто-нибудь видел? – спросил наследник.

– Нет, – ответила тень.

В голосе говорившего звучала сталь. Характер загнанного в угол хищника, готового вот-вот показать когти… Казалось, что тени неприятно вести беседу, но она говорит, говорит, потому что надо говорить. Бертрам улыбнулся сквозь неприязнь. Он чуть качнулся на мысках, вглядываясь в темнеющую даль горизонта.

– Ты провалился… – прошипел Бертрам.

– Я Вас предупреждал, – озлобленно ответил человек. – Я говорил, что это может быть не Джек, а Ее…

– Не будем.

Джек жив – вот, в чем проблема.

Вот, в чем заключалась проблема… Бертрам готов был забыть о том, что, возможно, искалечил Эльзу навсегда, испоганил это тело, но о том, что сейчас ее ласкал его младший брат… О таком не забывают так просто. Мужчина в очередной раз качнулся вперед, недовольно прикрывая глаза, думая над чем-то важным. Лучше всего было избавиться от Джека заранее, прежде, чем все случится.

– Но я готов предложить Вам другой вариант, – шепнула тень.

– Мы должны быть очень… Очень осторожны, – ответил Бертрам. – Держаться в тени. И все должно кончиться более благополучно.

– Разумеется… Поверьте, в этот раз все выйдет лучше некуда.

31. Организаторские мелочи

Джек закрыл глаза. В какой раз? Не от усталости или накатывающего сна, жмущего к стенке, нет… Просто потому, что юноша хотел исчезнуть. В темноте это сделать удобнее, чем в дневном свету. Он сидел здесь уже час, слушал бесконечные истории болтливой принцессы Анны и улыбался, кивал, как кукла-болванчик… Противно как-то, ненатурально все выходило.

Виновата ли в этом говорливость Анны?

Скорее всего. Потому что Джек был хорошо обучен искусству ведения светской беседы и оставался вежливым. Сестра Эльзы говорила долго. В руках она вертела пару шипастых роз бледно-розового цвета и прикладывала их к цветам, лежащим на серебряном подносе. Розы. Дорогие цветы, которые придется везти из далеких южных стран… Плохая затея. Ведь юноша, заранее посчитавший расходы, решил, что стране будет тяжело выплачивать долги, взятые на столь несерьезные нужды…