– Вы бесчестный… Мерзавец, – шепнула она.

– Я люблю тебя, Эльза, и готов ждать, сколько потребуется… – сказал он, удаляясь. Эльза решила, что беседа кончена, но Бертрам остановился, открыв перед собой дверь. – Ведь я мог сделать с тобой что угодно в таком положении, Эльза. Мог воспользоваться слабостью, но не стал…

Он еще с минуту стоял в проходе, словно ожидая благодарности или признания за несовершенное еще зло. Но Эльза даже не смотрела в его сторону. Похитить девушку, но не изнасиловать ее – как благородно, не так ли? Нет. Нет, благодарностей от нее он не дождется. Бертрам торопливо покинул покои королевы, решив про себя, что завтра он будет напористее.

37. Понять и простить

День тянулся бесконечно. Нет… Дни. Их было много, слишком много для одного несчастного человека, потерянного во времени и пространстве. Часы тянулись, словно мед, текший из емкости в емкость. Жаль только, что время не было столь сладким, что минуты, складывавшиеся в часы ожидания, только томили грудь.

Александр ненавидел эту затею.

Его подлая, трусливая душа тряслась внутри слабого тела, и мысли путались в голове. Что же он делает? Последнее время этот вопрос частенько звучал в его разуме, будоража расшатанные нервы. Александр, которому было поручено найти в душе Эльзы расположение к нему, так ловко смог предать несчастную королеву, что самому от себя было неприятно.

О, иногда принцу казалось, будто он чувствует и ее боль тоже. Природой «награждена» проклятьем, потеряла любимых родителей в море, вынуждена выйти замуж за хладнокровного монстра, а теперь… Теперь украдена еще одним монстром: более слабым, но вдоволь жестоким, бессердечным человеком. Какая несчастная судьба. Почему столь много несчастий достались всего одному человеку? Разве нельзя было разделить ее горе на мелкие части и бросить людям, виновным хоть в чем-то?

Бертрам давно предложил Александру эту сделку, чуть ранее, чем Джек покинул его далекую страну. Брат как-то прознал о его планах, и, понимая, что остановить родственника уже не выйдет, начал планировать собственное счастье с теперь уже чужой супругой. Просто потому что не мог позволить Джеку счастье, которого сам он достать не мог. Эгоистично.

Александр долго стоял у двери королевы, не решаясь войти. Фрост послал его к ней с подносом, полным еды. Принц должен был накормить девчонку, заставить ее съесть хоть что-то и только после этого оставить в гордом и спасительном одиночестве, в гуле своих же мыслей. Эльза чувствовала его присутствие, слышала дыхание за неплотной оградой и боялась, что у Александра хватит смелости войти.

Но отворить дверь его толкнула совсем не смелость. Трусость. Да. Ведь делал все это, помогал он совсем не по собственной воле. Александр, будучи вторым сыном, не мог претендовать на наследство, пока его старший брат пребывал в добром здравии. Сам он опасался убивать его, понимая, что братья быстро смекнут что к чему, отдадут его под суд и освободят себе дорогу. Потому Бертрам и Александр заключили крайне выгодный союз, и сейчас, стоя с подносом в руках, мужчина знал, что стоит ему ослушаться хоть на один шаг… О плане станет известно.

Не хватало его семье обрести еще одного опозоренного родственника.

Удивительно. Совершая подобное, Александр все еще боялся быть опозоренным. Он мог бы жить с неумолимым голосом разума, что твердит ему: мерзавец, мерзавец, мерзавец, как ты только посмел… Но стоит только обществу назвать его столь громким словом, как Александр не сможет больше существовать в его пределах. Придется убегать не от себя, но от целого мира, чтобы заставить голоса замолчать.

Он открыл дверь. Бесшумно, словно самая воспитанная из служанок. Мужчина прошел внутрь, крепко держа в руках поднос с обедом. Сытный суп из жирной морской рыбы, риса и лука, пара толстых ломтей гречневого хлеба, щедро смазанных маслом, консервированные артишоки, каперсы и сладкий перец, небольшая пиала с разнообразными орехами и тонкие колечки сыра дорогих сортов. Бертрам даже велел поднести Эльзе плитку сладкого молочного шоколада и чашку чая, но после того, как та разделается с пищей.

Королева сидела на кровати, поджав ноги к груди. Она смотрела прямо на гостя, смотрела, выискивая в его лице хоть тень печали или вины. И не встретив ничего, кроме страха, Эльза отвела глаза к окну. Солнечный свет слабел, терял силу, потому что солнце катилось вниз. Неумолимо, верно приближая конец еще одного страшного дня.

Эльзу колотило. Пальцы ее тряслись, и, чтобы Александр не заметил этого, ей пришлось сильнее прижать к себе ноги, обхватив их руками. Зря она так старалась, прячась от чужих очей. Мужчина все равно не стал бы осуждать ее в таком положении, прекрасно понимая, каков набор ее нынешних чувств.

– Как Ваши ноги? – вежливо спросил Александр, поставив громоздкий поднос на небольшой табурет.

Он бы не стал говорить, но приходится. В конце концов, Бертрам велел ему оставаться подле Эльзы до тех пор, пока та не съест хоть что-то. Сидеть в тишине не хотелось, хотя в глубине души Бертрам знал, что беседу завязать все равно не получится и придется молчать. Вряд ли кому-то вообще захочется говорить со своим пленителем.

– Я надеялась, что твое лицо мне только померещилось в темноте.

С ним она фамильярничать не боялась. Потеряв уважение к этому человеку, Эльза навсегда для себя решила, что никогда не обратится к нему на «вы», никогда не восстановит былого мнения. Нет, Александр такого не достоин. Улыбаться ей, зная, что всего через пару недель придется свершить страшное злодеяние, вести вежливую беседу с такими мыслями в голове… Смеяться и шутить, всеми силами втираться в доверие, изображая интерес в беседе – слишком низко.

Александр не нашел слов. Он потупил взгляд, устыдившись в который раз, и пододвинул табуретку с едой к Эльзе. Королева взглянула на подношение с неприязнью, но не опрокинула подноса. Она не теряла головы. Знала, что силы ей еще пригодятся, и упрямится вовсе не к чему. Нужно поесть, нужно собраться.

– Я бы… Я бы мог сказать, что очень сожалею об этом, Эльза, но этого было бы так недостаточно…

– Для чего недостаточно?

В голосе королевы слышался холод.

Странно, раньше она так себя не вела. Александр повел плечами, словно пытаясь скинуть с себя неуютное чувство неловкости, и глупо улыбнулся, глядя прямо на нее. Девушка осторожно свесила замотанные ноги с кровати, дотянулась до подноса и взяла с него кусочек сыра и ломтик хлеба. Принц всегда знал, что Эльза не глупа и ненужная сейчас гордость отойдет на второй план, чувство самосохранения не позволит ей умереть с голоду.