Наиболее впечатляющих успехов Шёнерер добился в 1880 годы благодаря своей борьбе против венских либеральных газет. Сначала они весьма резко критиковали его и высмеивали его «прусскую болезнь». Затем они начали применять тактику полного замалчивания. Шёнерер обвинял их в том, что они коррумпированы и продажны, состоят на службе у «еврейских капиталистов», оскорбляют, используют и обманывают «немецкий народ», защищают интересы «еврейства», чтобы ослабить немцев и усилить «власть жидов» в многонациональной монархии.

На массовых собраниях он метал громы и молнии в «этих жадных до сенсаций жидовских бестий», «семитских змей». Евреи, по его словам, «словно вампиры», существуют за счёт «жизненных сил», которые они «высасывают из арийских народов». «Народ хотят заставить прописать себе смертельное лекарство, зачахнуть во сне, сойти в могилу и оставить землю отцов пришлым кочевникам, лишённым отечества». «Долг каждого немца по мере сил помогать истреблению евреев!»[963] Обращение Шёнерера к императору превратилось в лозунг: «Ваше величество, освободите народ от ярма еврейской прессы!».

В 1884 году Шёнерер затеял процесс об оскорблении чести против Морица Шепса, одного из влиятельнейших журналистов того времени. Шепс, приехавший в Вену из Галиции, основатель и главный редактор либеральной газеты «Нойес Винер Тагблатт», меценат венских модернистов, имел хорошие связи во французских политических кругах. Благодаря изданию газеты он за короткий срок стал очень богатым человеком. Кроме того, он был близким другом и наставником молодого кронпринца Рудольфа.

Шепс заявил на процессе: «Господин фон Шёнерер занял в нашем городе, в немецких землях Австрии такое положение, какого не занимает больше никто, и поколебать его ничто не может — ничто! Нам предстоит тяжёлая, ожесточённая и, возможно, ещё долго безуспешная борьба»[964].

Шепса приговорили к четырём неделям тюрьмы. Ликовала даже католическая газета «Дас Фатерланд»: «Еврейских террористов осудили, с царством ужаса покончено!»[965] Кронпринц с горечью писал другу Шепсу: «Меня огорчает не сам приговор… Стало совершенно очевидно, что большинство жителей Вены на стороне Шёнерера». Он, Рудольф, будет и дальше бороться с человеком, «чьи действия угрожают существованию и государства, и династии»[966].

Союз либералов и евреев с правящим домом, то есть дружеские отношения Шепса и Рудольфа, — явление уникальное, а не типичное, и оно особенно раздражало Шёнерера. Гитлер в «Моей борьбе» как будто цитирует Шёнерера, когда пишет, что его отталкивали недостойные приёмы, при помощи которых пресса обхаживала двор: обо всём происходящем в Хофбурге читателям сообщали с восторженным восхищением либо с жалостливым сочувствием, вся эта возня напоминала, особенно если речь шла о «наимудрейшем монархе» всех времён, токование глухаря… Это сильно повредило либеральной демократии в моих глазах. Выпрашивать милости у двора, да ещё таким недостойным способом, значило ронять честь нации[967]. В 1887 году Шёнерер, воодушевлённый выигранным процессом, выступил в Рейхсрате с предложением купить «участок земли», чтобы организовать там исправительную колонию для преступников и «общественно опасных» личностей. Всех тех журналистов, чья «сознательная ложь в прессе наносит ущерб чести либо имуществу отдельных лиц или объединений», следовало помещать туда «минимум на полгода»[968]. Предложение отклонили, либеральные газеты не написали о нём ни слова.

Борьба с «еврейской прессой» достигла кульминации в марте 1888 года, когда Шёнерер сотоварищи ворвались в редакцию «Нойес Винер Тагблатт» и избили сотрудников палками. Поводом послужило следующее: газета напечатала известие о кончине на девяносто втором году жизни императора Вильгельма I — на несколько часов опередив само печальное событие.

На этот раз Шёнерера при деятельной поддержке кронпринца удалось привлечь к суду и приговорить за насильственные действия к четырём месяцам каторжной тюрьмы, а также лишить дворянского титула и политических прав на пять лет. Это привело и к потере депутатского кресла в Рейхсрате.

Суровый приговор превратил Шёнерера в глазах его последователей в жертву правосудия и мученика. Вечером под окнами его венской квартиры устроили митинг в его поддержку. По всей Вене исполняли «Стражу на Рейне» — в том числе, и в назидание правящему дому Габсбургов, который в лице принца Рудольфа открыто поддерживает «еврейскую прессу» и врагов Шёнерера. Наклейками с текстом «Да здравствует Шёнерер!» и «Долой жидов!» за ночь оклеили весь город.

Когда Шёнерер отправился отбывать заключение, вдоль всей дороги от вокзала до тюрьмы выстроились его приверженцы, выкрикивающие пангерманские приветствия. Среди кричащих «Хайль!» был даже христианский социалист, прелат д-р Йозеф Шайхер, который вспоминал: «Это был Зигфрид, вышедший на бой против дракона еврейской прессы. Он назвал их журналистскими бестиями, этот продажный род, для которого нет ничего святого, для которого права и имущество христианского народа-хозяина только тогда неприкосновенны, когда их охраняет полицейский с саблей наголо»[969].

В плен одной из демонстраций в поддержку Шёнерера попал и кронпринц Рудольф на своём автомобиле. Зажатый со всех сторон толпой, он вынужден был остановить машину и взглянуть в лицо националистически и антисемитски настроенным массам. Это происшествие заметно усилило его пессимизм в отношении будущего Австро-Венгрии и послужило одной из множества причин самоубийства Рудольфа несколько недель спустя, в январе 1889 года, в Майерлинге[970].

Триумф одновременно стал и поворотной точкой в карьере Шёнерера — в последующие годы его популярность пошла на убыль. Тюремное заключение, а ещё больше — вынужденное прекращение на несколько лет активной политической деятельности, как и неумеренное потребление алкоголя, ослабили его влияние и освободили дорогу для других партий. В 1888–1889 годах сформировались две массовые партии — христианско-социальная партия под предводительством Люэгера и социально-демократическая под руководством Адлера. Оба они — бывшие соратники Шёнерера.

Люэгер начал охоту за голосами избирателей с теми же лозунгами, что до него с успехом использовал Шёнерер. Прежде всего он поднял на щит анитисемитизм, призывая национализировать крупные предприятия, находящиеся «в руках евреев», и бороться с «капитализмом», «еврейской прессой» и искусством венского модерна.

Шёнерер вернулся в Рейхсрат в 1897 году, в самый разгар кризиса, вызванного немецко-чешским противостоянием. Немецкие партии устроили обструкцию правительству Бадени. 55-летний Шёнерер выступал с оскорбительными речами, громя чехов, и устраивал драки в парламенте. Газеты сообщали: «Депутат Шёнерер, ввиду притеснения немецких депутатов, схватил министерское кресло и размахивал им перед яростно наступавшими чехами. Те дважды отнимали у него тяжёлый стул, но он поднял его в третий раз. Тогда немецкий клерикал Хагенхофер схватил его за горло, так что депутат Шёнерер отшатнулся; но он быстро оправился и ударил Хагенхофера кулаком. Председательствовавший граф Феттер схватил стакан воды и облил дерущихся»[971]. И так далее.

К концу века влияние Шёнерера начало ослабевать, и тем отчаяннее он держался за свои навязчивые идеи. Теперь объектом его ненависти стала католическая церковь. Настоящий германец не должен служить ни дому Габсбургов, ни «папистам», он должен вернуться в лоно «немецкой» религии — в лютеранство: «Долой путы, навязанные враждебной немцам церковью. В немецких землях должен править не иезуитский, а германский дух!»[972]