Борьба с евреями и их друзьями препятствовала в ту эпоху многим венским начинаниям. Например, «Венскому союзу народного образования», где безвозмездно выступали с докладами видные учёные, всячески вставляли палки в колёса за то, что он упорно отказывался отменить доклады «евреев и их прислужников» вопреки пожеланию бургомистра[1135]. Союзу отказывали в помещениях, блокировали его счета, почётных членов клеймили как «жидомасонских» растлителей народа. Президентом союза был Альфред фон Арнет, католик и «ариец», выдающийся историк, президент Императорской академии наук — но это никого не интересовало. Слово «профессор» стало при Люэгере ругательством.

В католических союзах и приходах продавали брошюры с антисемитскими памфлетами и проповедями священников Абеля, Декерта, Штаурача, а также сочинение люэгеровского однопартийца Шайхера «1920 год». Прелат описывал здесь свою «грезу» о том, что станется в 1920 году с землями распавшейся к тому времени Дунайской монархии. Ему мечталось, что все «восточные государства», обменявшись меньшинствами, станут национально гомогенными и самостоятельными. Старые австрийские земли с Веной во главе станут «Восточной маркой», Каринтия и Крайня — «Южной маркой», Судеты — «Северной маркой», а ещё появятся чешская Богемия, польская Польша, русинская Рутения и так далее.

В мечтаниях прелата Шайхера Люэгер уже «глава Восточной марки» на пенсии. Леопольдштадт переименован в его честь в Люэгерштадт. Вена «освободилась от евреев», потому что христиане путём тотального экономического бойкота выгнали этих «кривоносиков», «плоскостопиков» и «мошенников» в Будапешт.

Ведь евреи «во время оно хуже чумы бесчинствовали в австрийских землях», — пишет Шайхер. «И молодые и старые предавались самому настоящему разврату, систематически уничтожая чувство чистоты и нравственности. Сифилис и золотуха — вот результаты их трудов», и так далее[1136]. «Университеты, школы, больницы, площади и улицы — всё, абсолютно всё построено на христианские деньги! И ко всем этим христианским учреждениям подпускали этих полуцивилизованных пришельцев с востока, семитов из Галиции и Венгрии!»[1137] Но наконец-то Вена от них очищена. «Нравственное возрождение было необходимо!»[1138] Остаётся только решить проблему «криптоевреев», то есть крещёных, «тайных евреев», и тут прелат призывал обратиться к опыту инквизиции[1139].

В мечтах Шайхера «ведьминские шабаши» парламентаризма после отъезда евреев также остались в прошлом. Среди христиан воцарилась братская любовь. Тех немногих, кто возражал в парламенте против упразднения демократии, Люэгер передал санитарам и посадил под замок. Отныне действует система сословных палат. Всенародное голосование проходит с помощью белых и чёрных шаров, посредством которых даётся положительный или отрицательный ответ на конкретные вопросы: «Это стало избавлением от невыносимого засилья демагогии и бескультурья», то есть — от парламента[1140].

Все крупные предприятия в мечтах Шайхера национализированы. Миллионеров больше нет. Трудолюбивые люди живут в мире и согласии. Демонстрации вроде тех, что когда-то устраивали в Вене «жидосоциалисты», запрещены. «Злоумышленников» в Восточной марке больше нет: «Мы навели порядок. Кто выступает против государства, тех незамедлительно вешают… Однажды в Вене разом повесили 300 евреев и 20 арийцев… В Польше и Рутении пришлось повесить тысячи, пока все грешники не поняли, что с ними не шутят». Торговцев женщинами тоже перевешали[1141].

Не только прелат Шайхер грезил о насильственном решении проблем Дунайской монархии. Просто он оказался единственным, кто записал и издал свои фантазии. Мечты о «господстве священников» в якобы высокоморальном тоталитарном государстве, очищенном от евреев, пользовались популярностью в Вене начала XX века.

Либерал Томаш Г. Масарик был одним из тех, кто решительно протестовал против слияния политики и церкви. Например, выступая в Рейхсрате 4 июня 1908 года, он сказал: «Христианско-социальная партия — это партия политическая, и самое ужасное, что она всё время говорит от имени Бога и религии. Однако все действия этой партии компрометируют и религию, и церковь. Эта партия просто хочет превратить Австрию, и так уже отстающую в развитии от других стран, в оплот аристократическо-иерархической теократии»[1142].

Важной составляющей успеха Люэгера была его неусыпная забота об избирателях: оказывая многочисленные благодеяния, он ставил их таким образом в зависимость от партии. Он ясно давал понять, что считает своим долгом заботиться именно о них, а не обо всех венцах. Не уставал повторять (например, в Рейхсрате в 1905 году): «Я несу ответственность только перед моими избирателями, только перед теми членами городского совета, которые отдали мне свои голоса»[1143].

А уж в Вене той поры нашлось бы, что поделить или подарить! В начале XX века город представлял собой гигантскую строительную площадку с большой потребностью в рабочей силе и огромным количеством заказов для ремесленников и фирм любого рода. Город платил за работу больше, чем государство. Но желательно иметь «правильный» партийный билет, то есть принадлежать к Христианско-социальной партии, вот тогда и получишь от города заказ, квартиру, стипендию и т.п.; эта бесславная практика и в дальнейшем будет применяться в Австрии. Мало того, все городские служащие, (в первую очередь, учителя), обязаны были, вступая в должность, принести клятву, что не являются и не станут ни социал-демократами, ни шёнерианцами. Приверженцы Люэгера, карьера которых шла как по маслу, ощущали себя избранной кастой и поклонялись своему всемогущему, трогательно пекущемуся о них хозяину, как божеству.

В администрации города процветали коррупция и спекулянтство, о чём Люэгер не мог не знать. Однако даже злейшие враги бургомистра признавали, что сам он замешан в этом не был. Газета «Винер Зонн-унд-Монтагсцайтунг», не слишком жалуя христианских социалистов, писала: «Все вокруг него блещут золотом и орденами, титулами и бенефициями, а он хочет оставаться просто популярным человеком, дёргающим за ниточки, создателем королей, который не забывает напоминать их величествам, чьей милостью они созданы»[1144]. Гитлер тоже писал в «Моей борьбе» о честности Люэгера и Шёнерера: Посреди политического болота повсеместной коррупции они оставались чистыми и незапятнанными[1145].

Люэгер яро ненавидел политическую оппозицию, особенно «жидовских либералов», а после их ухода с политической арены — «жидосоциалистов», которых он не допускал во власть, сохраняя старое куриальное избирательное право, и постоянно высмеивал.

Социал-демократ не любит работать, заявлял Люэгер, «ему всё равно, посадят его в тюрьму или нет. В тюрьме ли, на свободе ли, он всё равно не работает, разве только споёт «Гимн труду»: «Да здравствует труд!». Конечно, если при этом за него работает кто-то другой. (Бурное веселье)»[1146]. Требования оказывать помощь бездомным и безработным он тоже отклонял, не упуская случая поиздеваться над «людьми, которые знают, как сесть на шею мягкосердечному народу, чтобы вести привольную жизнь, ничего не делая»[1147]. Городской совет уполномочил бургомистра единолично принимать решения по всем финансовым вопросам на протяжении всего 1909 года. Люэгер тут же, издеваясь, предложил социал-демократу Якобу Ройману выступить с обсуждением бюджета (так, как это было положено по регламенту): «Ройман теперь ужасно горд — он ведь может болтать до 31 декабря 1909 года. До того дня городской совет наделил меня полномочиями тратить деньги, не обращая внимания на бюджет, а потом его голова слетит с плеч. Ему отрубят голову. Весь мир смеётся над этой комедией. Я ведь не собираюсь уходить с поста. Я останусь здесь хозяином. И чем они упрямее, тем я сильнее»[1148]. Из-за противостояния христианских социалистов и социал-демократов в Вене враждовали друг с другом два очень близких социальных слоя, несмотря на сходные политические цели и общий антикапиталистический настрой: ремесленники, крестьяне и мелкая буржуазия выступали против заводских рабочих, а те — против них. Между этими группами постоянно случались стычки — например, когда ремесленники, прикрываемые Люэгером, завышали цены, а рабочие протестовали.