Своей славой Люэгер не в последнюю очередь обязан этой жёсткой политике германизации, она вызывала и нескрываемое восхищение молодого Гитлера самым могущественным бургомистром Вены всех времён[1159].
В 1908 году, в связи с предложением открыть в Вене итальянский факультет права, а возможно, и словенский университет, на повестке дня вновь оказался принципиальный вопрос, является ли Вена многонациональным городом. Министр финансов Леон фон Билинский, родом из Галиции, с сожалением ответил на это немецкому послу: «Нелепо пытаться искусственно пересадить сюда итальянский, а потом ещё и словенский университет», потому что «в национальном смысле Вена больше не является столицей Австро-Венгрии, это немецкий город, и тут уже ничего не поделаешь»[1160].
Смерть Люэгера
Весной 1910 года умы венцев занимал умирающий бургомистр. Заслуги и ошибки «венского владыки» стали главной темой разговоров. Ханиш вспоминает, что активные дискуссии велись и в читальне общежития на Мельдеманштрассе. Социал-демократы надеялись, что теперь, когда христианские социалисты остались без лидера, их собственные дела в Вене пойдут в гору, и не скупились на критику. Это вызывало возмущение сторонников Люэгера, среди которых, по словам Ханиша, был и Гитлер; ему шёл тогда двадцать первый год. Он в подробностях пересказывал окружающим биографию Люэгера, которую, очевидно, хорошо изучил. Материала хватало: газеты постоянно публиковали статьи о бургомистре, а в 1907 году большим тиражом вышла и первая биография Люэгера, написанная Францем Штаурачем. Книга была доступна в каждой венской школе и библиотеке, и в читальне общежития тоже[1161].
Люэгер умер 10 марта 1910 года. Его похороны запомнились как «самые прекрасные» из всех пышных венских похорон. Немецкий посол сообщал в Берлин: «Ни один монарх не удостаивался таких почестей»[1162].
Похоронная процессия прошла от ратуши до собора Святого Стефана, где состоялось богослужение в присутствии императора, эрцгерцогов, министров и прочих высоких чинов. Затем процессия прошла по Ротентурмштрассе и далее по набережной. На площади Аспернплатц ждали более тысячи повозок, чтобы отвезти провожающих на Центральное кладбище. Доступ на кладбище закрыли для общественности, движение всех ведущих туда трамвайных линий остановили. Люэгера захоронили в могилу родителей, поскольку крипта в недавно построенной «Поминальной церкви д-ра Карла Люэгера» была ещё не готова.
Большинство магазинов в тот день не работали, на домах висели траурные флаги. Как всегда во время крупных мероприятий, на улицах появились лотки с сосисками. По ходу процессии выстроились 40.000 человек в форме: венский гарнизон, ветераны, члены городских союзов, общества стрелков, члены Женского христианско-социального союза с пёстрыми флагами. Короче говоря, в Вене проходил большой праздник. Когда гигантская похоронная процессия направилась от ратуши к Рингштрассе, среди сотен тысяч зрителей стоял и я и провожал её взглядом[1163].
Можно предположить, что Гитлер прочёл какие-то из многочисленных некрологов в прессе. Особо его мог заинтересовать текст в «Арбайтерцайтунг», написанный Фридрихом Аустерлицем, главным политическим противником Люэгера. Автор представил столь блестящий анализ восхождения Люэгера к вершинам власти, что статью можно рассматривать и как руководство для амбициозного политика. Люэгер обладал «мощной силой и страстной волей», «воля ставила цель, сила её добивалась… Он не вступил ни в одну партию, он создал свою собственную; он пробивался наверх, не поднимаясь по ступеням, он был вождём уже тогда, когда ещё не существовало партии. Он завоевал город одними лишь дерзкими речами и сформировал его руководство по своему образу и подобию. Как такое возможно? Люэгер — первый буржуазный политик, который считался с массами, опирался на них, запустил корни своей власти глубоко в почву». Люэгер понял, «что в наше время политическое влияние осуществляют лишь крупные силы и что ядром политической работы является организация».
Однако, по мнению Аустерлица, Люэгер не только разбудил мощные силы, «но и исказил идеи», «заменил плодотворную идею демократии бессовестной демагогией». «Виртуозно владея грубым просторечьем, он не стеснялся злобно клеветать на оппонентов и превращал политическое соперничество в агрессивную войну на уничтожение». Он «беззастенчиво использовал чиновничью власть в партийных целях». И далее: «Искусство давать пустые обещания, умение мнимо объединять противоположности, быть то аграрием, то промышленником, действовать в интересах работодателей и льстить рабочим, кланяться правительству и заискивать с оппозицией, — всё это открытия Люэгера»[1164].
Смерть Люэгера означала закат Христианско-социальной партии. Оставшись без вождя, она погрязла во внутренних распрях и соперничестве, к тому же вскрылись случаи коррупции в особо крупных размерах. В 1911 году партия скатилась с 95 до 76 мест в рейхстрате. Однако тем пышнее расцвёл культ Люэгера.
В мужском общежитии тоже понимали, что лучшее время для партии позади. По свидетельству Ханиша, Гитлер в связи со смертью Люэгера заметил, что необходимо создать новую партию: она должна иметь благозвучное название и присвоить наиболее успешные лозунги других партий, чтобы привлечь как можно больше сторонников. По мнению Ханиша, ни одна из существовавших тогда партий Гитлера полностью не устраивала.
Гитлер по-прежнему оставался сторонним наблюдателем: Поскольку ни в одной из партий я не видел воплощения моих убеждений, я не мог… решиться вступить в какую-либо из существовавших организаций и участвовать в её борьбе. Уже тогда я считал все эти политические движения ошибочными и неспособными привести немецкий народ к настоящему, а не только формальному национальному возрождению[1165].
Однако оба венских политика — и Шёнерер, и Люэгер — со всеми их достоинствами и недостатками, стали для Гитлера кумирами; им он посвятил немало страниц: Для нас будет бесконечно поучительно понять причины краха обеих партий. Особенно это необходимо моим друзьям, поскольку положение сегодня во многом похоже на тогдашнее, и можно попробовать избежать ошибок[1166]. Или вот ещё: История становления и развала пангерманского движения, с одной стороны, и небывалый успех Христианско-социальной партии, с другой, должны стать для меня важнейшим объектом изучения[1167]. И ещё: Шёнерер был более последовательным, он был решительно настроен раздробить государство. Люэгер полагал, что можно сохранить австрийское государство германским. Оба они были абсолютными немцами[1168].
Если верить «Моей борьбе», Гитлер в Вене всё меньше симпатизировал пангерманцам и всё больше — христианским социалистам, но это отнюдь не означает смены политического направления, несмотря на всю вражду между этими партиями. И те, и другие были немецкими националистами и антисемитами, врагами либералов и социал-демократии. И прессу их равно отличал агрессивный стиль.
Глубоко почитая Люэгера, Гитлер вовсе не был его последователем, из политики Люэгера он взял для себя только то, что соответствовало его «мировоззрению». Так, любовь к католицизму Гитлер несомненно не разделял. Уже в школе он не был религиозен, и ни один свидетель не упоминает, что он ходил в церковь. Август Кубичек пишет: «За всё время нашего знакомства, Адольф ни разу не был на богослужении»[1169]. При всём восхищении Люэгером, Гитлер не вступил в Христианско-социальную партию, ему не нравились её «тесные связи с церковью, которая постоянно лезла в политику»[1170].
