С минуту или две мы сидим рядышком в уютной тишине и смотрим вниз на огни города.

— Иногда я прихожу сюда, чтобы сочинять, — наконец говорит Джонни.

— Правда? — спрашиваю я. — Разве тебя никто не узнает?

— Пока нет. Это просто удивительно, — отмечает он.

— И как проходит сочинительство?

— Неплохо.

— Сыграешь мне как-нибудь?

Джонни смотрит на меня, будто вновь собираясь пошутить насчет моих музыкальных пристрастий, однако потом опять отворачивается.

— Может быть, — отвечает он. — Если честно, я подумывал о том, чтобы нам уехать. На Биг-Сур или еще куда, просто чтобы отдохнуть от города. Мне нужно сесть и как следует сосредоточиться на песнях, а здесь я этого сделать не могу.

— Да, конечно. — Мой голос спокоен, но внутри я чувствую прилив возбуждения при мысли о поездке куда-то с ним.

— Может, Кристиан тоже соберется приехать, — вслух размышляет Джонни.

— Это было бы здорово, — радуюсь я. Я действительно очень хотела бы снова его увидеть. — Как считаешь, он возьмет с собой свою девушку? — спрашиваю я.

— Вряд ли. — Тон Джонни заметно черствеет.

— Почему нет? — не унимаюсь я.

Джонни не отвечает.

— Смешной ты, — с улыбкой говорю я. — Почему просто не расскажешь?

Он вздыхает. Наконец бросает изучающий взгляд в мою сторону.

— Мы с Кристианом ссорились из-за женщин.

— Ты же не спал с его подружкой? — вырывается у меня.

Джонни молчит.

— Спал, так?

— Угу, — признает он.

— Засранец, — выношу вердикт я, пытаясь свести все к шутке. — Как так получилось?

— Ужасно глупо, — отзывается Джонни, ероша волосы на голове. — Мы постоянно флиртовали друг с другом. Кристиана это, казалось, не волновало.

«Потому что он доверял тебе», — думаю я.

— Однажды вечером я здорово набрался и полез к ней.

— Она могла тебе отказать, — указываю я, пытаясь его ободрить.

— Она и отказала. Но я был довольно настойчив. «Фенс» тогда только приобретала известность. Я много о себе воображал. Даже больше, чем сейчас, — самоуничижительно говорит он. — Считал, что могу получить все, что захочу.

— И ты захотел ее, — просто добавляю я.

Молчание.

— Но она, очевидно, тоже тебя хотела, раз поддалась.

— Полагаю, что так. — Джонни почесывает подбородок. — Но она серьезно об этом пожалела. Я попытался было извиниться на следующий день, но чувство вины было слишком велико для нее. Она во всем призналась Кристину. Так я потерял своего лучшего друга.

Он наклоняется, поднимает камень, лежащий на валуне, швыряет его вниз и продолжает:

— Я вернулся с репетиции и обнаружил, что он вывез все свои вещи из квартиры, которую мы вместе снимали.

— Куда?

— Я не знаю. С той девушкой они расстались. Я пытался ему звонить, но он не брал трубку, а в конце концов сменил номер.

— Ты хочешь сказать, что он так и не поговорил с тобой об этом? Не наорал на тебя? Не избил? — не могу поверить я.

— Нет, ничего такого. Просто исчез с лица земли.

— Обалдеть, — говорю я.

— Я пытался связаться с ним через его родителей, но они велели мне идти на хрен.

— Правда?

— Ну, не совсем. Но его мама сказала, чтобы я оставил Кристиана в покое. Дал ему побыть одному. А потом к «Фенс» действительно пришел успех, мы поехали в турне, и я вроде как покончил с прошлым.

— Боже. Так когда же вы снова начали общаться?

— Ты же слышала о моем срыве. — Он бросает на меня полный иронии взгляд.

— Я немного об этом читала.

— Когда группа распалась, я как бы провалился в черную дыру. На то, чтобы оттуда выбраться, у меня ушла пара лет, — спокойно рассказывает Джонни. — А когда сольная карьера пошла в гору, мне постоянно казалось, словно чего-то не хватает. Я оборвал связи с группой, неприятная была история, — объясняет он. — И не покидало ощущение, что у меня совсем не осталось друзей.

— Тебе, должно быть, было одиноко, — предполагаю я.

— Да, но я сам был в этом виноват, Мегера, — легкомысленно отвечает он. —В общем, в конце концов я увидел статью Кристиана в «НМЭ».

— Статью о тебе? — с осторожностью уточняю я.

— Нет. Он никогда не писал обо мне, — говорит Джонни. — Но я некоторое время следил за его работой, и наконец набрался смелости и написал ему по электронной почте.

— Он тебе ответил?

— Да.

— И что случилось? Как так вышло, что он тебя простил?

— Хм-м. Мне до сих пор не кажется, что он это сделал.

— Правда? — спрашиваю я. — Даже после того, как ты извинился?

Он неловко переминается, сидя на валуне.

— Я так ни разу и не извинился.

— О, — все, что сумела сказать я.

— Да-да, я полный засранец, — признает Джонни. — Но все было очень странно. Мы ни разу об этом не заговорили. Он ничем не подал виду и, казалось, был искренне рад получить от меня письмо. А я был так рад, что у меня снова появился друг, что не хотел раскачивать лодку, вороша прошлое.

— Понятно, — киваю я. — Когда это было?

— Пару лет назад.

— Ничего себе, так недавно? Ну, по крайней мере сейчас вы друзья.

— Да. Он единственный, кому я по-настоящему доверяю. — В голосе Джонни слышится грусть.

— Он действительно единственный, кому ты доверяешь? — Я не могу в это поверить. Это, конечно, просто одна из банальностей, столь любимых знаменитостями. — А как же твоя семья? Родная кровь не водица, все такое.

— У меня нет семьи. Отец – вечный неудачник. Мать умерла. Тетя – сестра моей матери – скончалась от рака груди за два года до матери. Отец был приемным ребенком. Бабушка с дедушкой умерли. У меня они были только с материнской стороны, потому что отец сбежал из дома в пятнадцать лет. Вот и все. Кристиан был мне как брат.

Некоторое время мы сидим в тишине, и я перевариваю услышанное. Мне искренне его жаль.

— Короче, пошло оно все! — внезапно говорит Джонни. — Что это ты делаешь, заставляя меня болтать обо всей этой чепухе? Идем. — Он поднимается и потягивается, глядя на городские огни. Я встаю. Мне хочется сказать ему что-то, что его утешит, но подобрать слова не получается, так что мы молча возвращаемся к мотоциклу, и Джонни везет нас домой.

Утром встаю не сразу, лежу и думаю о вчерашних событиях. Джонни открыл мне сердце, представ в совершенно ином свете, и сейчас я мечтаю лишь об одном: чтобы он доверял мне так же, как доверяет Кристиану. Мечтаю стать близким ему человеком. И банальное физическое влечение тут больше ни при чем. Я действительно волнуюсь за Джонни и жду не дождусь, когда увижу его снова.

Витая в облаках, спускаюсь в кабинет и не могу сосредоточиться на работе. Телефонный звонок приводит меня в чувство. Один из журналистов интересуется, кто был вместе с Джонни в «Плюще». Смеюсь и говорю, что всего лишь я, его личный помощник. Дескать, Джонни очень захотелось пиццы, а Серенгети в городе не было, и я поехала с ним за компанию. По-моему, все это звучит весьма правдоподобно. Надеюсь, ведущие колонок светской хроники будут того же мнения. Как же следует действовать в таких случаях? Делать заявление или ждать, когда поступят вопросы? Гуглю Джонни Джефферсона и неожиданно для себя вижу подборку фотографий, на которых я слезаю с мотоцикла. «Кто эта девушка?» — гласит подпись. Зажимаю рукой рот и приникаю к экрану.

— Что случилось? — спрашивает Джонни, стоя в дверях.

Резко поднимаю голову, вижу его и внезапно робею.

Джонни проходит в кабинет и опускает руку мне на плечо:

— Ты в порядке, Мегера?

— Да, да, в полном! — поспешно отвечаю я, пытаясь скрыть смущение. Я рада, что он помнит прозвище, которым меня наградил, пусть оно не очень мне нравится.

Джонни спокойно придвигает стул, и я смещаюсь в сторону. Он снова в солнцезащитных очках.

— Посмотрим, что тут у нас.

Я передаю Джонни мышь, и он начинает ей кликать, а потом и тихонько смеяться при виде первой же фотографии, на которой я вхожу за ним в ресторан.