— Да как у тебя язык поворачивается заявлять, что я драматизирую! — Теперь меня разбирает злость. — Я в лепешку ради тебя расшибаюсь! — Замолкаю, потом продолжаю: — Наверное, я взвалила на себя непосильную ношу. Наверное, пора выйти из игры и оставить тебя в покое.

— И ты бросишь работу? Покинешь меня? — Джонни начинает садиться.

— Да.

— Не говори так. — Джонни кажется удрученным. — Слушай, прости, ладно? Дай мне еще один шанс. Не списывай пока со счетов.

Вздыхаю.

— Ладно. В свете последних событий... — Красноречиво смотрю на Джонни. — План меняется.

Джонни глазеет на меня вопросительно.

— В Скарборо мы не останемся. Здесь слишком много соблазнов. Поедем в какое-нибудь богом забытое место. Туда, где нет пабов, винных магазинов и прочей дребедени, к которой ты пристрастился. Но я должна знать, что ты согласен. Всеми руками за. Или ты берешь на себя обязательства, или мы сейчас же возвращаемся в Лондон.

Джонни ухмыляется, но воздерживается от издевательских замечаний о «психотрепе», хотя видно, что язык у него так и чешется.

— Ага. — Босс встает и тянется к радиатору за высохшей футболкой. — Давай осуществим этот план.

Мы едем на запад от города мимо домов, увешанных гирляндами, и скоро оказываемся посреди зеленых-презеленых лугов. Стаи птиц парят высоко над голыми деревьями, а на кустах вдоль дороги полно ягод. День стоит серый и промозглый, но не слишком холодный. Снега нам в это Рождество не видать.

Джонни спит на пассажирском сиденье. Он свернул свою кожаную куртку и приложил к окну как подушку. Татуированные руки у него голые, так что я включила печку.

Мы приезжаем чуть позднее трех часов, еще засветло. По дороге я остановилась на заправке купить припасов и готовых обедов, чтобы нам хватило на неделю, однако после этого придется ходить в местный супермаркет. Моя стряпня не пойдет ни в какое сравнение с Розиной, но отчаянные времена требуют отчаянных мер.

Мы забираем ключи у владельцев дома, которые живут в деревне километрах в пятнадцати от него. Джонни анонимности ради остается в машине, а хозяева зовут нас на чай с рождественским пудингом. Ужасно неприятно отвечать отказом, но я все же это делаю.

Домик оказывается намного меньше, чем мне казалось: оштукатуренное двухэтажное здание из серого камня у подножия высокого покрытого травой холма. В саду протекает ручей, через который перекинут мостик. Сейчас там грязно и пусто, но я помню, сколько цветов в нем росло летом.

В доме нет центрального отопления, но в большинстве комнат есть газовые обогреватели, а в гостиной – настоящий камин. Наверху две маленькие спальни и ванная. Я отдаю Джонни дальнюю комнату, что смотрит окнами на холм, а сама беру ту, что выходит на дорогу с другой стороны. Я говорю «дорога», но на самом деле она больше напоминает тропу. Мы здесь действительно в полной глуши.

Я отношу сумки к себе в комнату и возвращаюсь вниз, чтобы разобрать продукты. Джонни спускается еще минут через двадцать.

— Не хочешь развести огонь, пока я делаю нам с тобой по чашке чая? — спрашиваю я его.

— Конечно.

Он проходит в гостиную, а я ставлю чайник.

— Вообще-то, знаешь, Мегера… — Он почти сразу же возвращается. — Я, пожалуй, съезжу развеюсь.

Я смеюсь:

— Ни за что.

— Просто хочу немножко покататься, только и всего.

Я его игнорирую.

— Мегера, ну брось.

— Нет, Джонни, это ты брось, — сердито говорю я. — Ты не поедешь за выпивкой. Смирись.

— Где ключи от машины?

— Никаких тебе ключей, Джонни.

— Где эти долбаные ключи?

— Я их спрятала, — выпаливаю я в ответ.

— Отдай их мне.

— Можешь просить сколько угодно, ты их не получишь.

Теперь он злится.

— Отдай мне ключи от машины, или я тебя уволю.

— Нет! — повышаю я голос.

Он смотрит на меня и начинает рыться в кухонных ящиках.

— Ты их не найдешь, — спокойно комментирую я, следуя за Джонни в гостиную, где он принимается открывать шкафы и искать под рождественской мишурой.

— Мегера, я серьезно. — Он поворачивается ко мне. — Они мне нужны. Прошу тебя. Куда ты их дела?

— Джонни, НЕТ!

Он берет в руки одну из фарфоровых фигурок с каминной полки, маленькую белую собачку с висящими ушами.

— Отдай их мне, или я ее разобью.

Я хмурю брови.

— Джонни, не надо.

— Разобью…

— Ты их не получишь.

— Отлично, — говорит он и разжимает пальцы. Я вздрагиваю, когда собачка разбивается на мелкие кусочки о каменный пол.

Он берет другую фигурку, девочку в красной юбке.

— Можешь их все перебить. Как будто мне есть до этого дело. У тебя денег хватит за все расплатиться. — Надеюсь, он не поймет, что я блефую.

— Ох, да чтоб тебя! — Он с громким стуком ставит целую и невредимую фигурку обратно на каминную полку. — Мегера, я ведь точно тебя выгоню, если ты не отдашь мне чертовы ключи.

— Позволь облегчить тебе задачу: я сама увольняюсь.

Исполненные решимости, мы целых десять секунд смотрим друг на друга. Наконец он хватает с дивана свою куртку и надевает ее.

— Отлично. Я прогуляюсь до ближайшей деревни.

— Это займет несколько часов, — сообщаю я. — Ты заблудишься и наверняка замерзнешь до смерти.

— Ну, что ж тут поделаешь… — пожимает плечами Джонни, рассчитывая, что я уступлю.

Но я и не думаю сдаваться.

— Отлично, — пожимаю плечами и я. — Ты все равно стареешь и выходишь из моды. Пора тебе потесниться и дать кому-нибудь еще возможность постоять под софитами. Ты останешься жить в своей музыке.

Он бросает на меня мрачный взгляд и выскакивает за дверь, громко захлопывая ее за собой.

Я сметаю с пола осколки и, усевшись на диван, пытаюсь читать один из номеров журнала «Лошади и собаки» за 1999 год, но с каждой проходящей минутой меня все сильнее охватывает тревога. Когда входная дверь вдруг снова открывается, я с трудом напускаю на себя безразличие.

— Так я разведу огонь? — спрашивает Джонни, встав напротив меня.

— Было бы очень хорошо. — Я захлопываю журнал и поднимаюсь. — Как насчет чашки чая?

К моему удивлению, Джонни больше не выходит из себя, однако то же самое нельзя сказать обо мне. Несколько раз я порываюсь позвонить Кристиану, и даже Биллу. Мне как никогда трудно быть свидетельницей того, как Джонни трясет и ломает, бросает в холодный пот и бред. Прошлой ночью я прибежала на крик к нему в комнату, и выражения ужаса на его лице хватило, чтобы привести в ужас меня саму. Ему мерещилось, что по телу ползают пауки. Мне в конце концов удалось его успокоить, но, вернувшись в свою комнату, я горько расплакалась. Я понятия не имела, во что ввязывалась.

У нас закончились продукты, так что я съездила за ними в соседнюю деревушку, пока Джонни спал, и к моему возвращению он еще не вставал. Я скупила едва ли не каждый журнал в газетном киоске, включая некоторые музыкальные издания для Джонни. Новости о его исчезновении еще не успели попасть в еженедельные журналы – их редакции были закрыты на Рождество, однако я быстро пролистала «НМЭ» на предмет статьи за подписью Кристиана. Ее там не оказалось.

Интересно, как он поживает. И что он думает о таком нашем с Джонни побеге. Готова поспорить, он удивился. Готова даже поспорить, что он разозлился. Из этого мог бы выйти отличный материал для его книги, а теперь я все испортила.

Появляется Джонни, одетый в черную футболку и черные кожаные штаны. Сонной походкой он спускается с крутой лестницы. Смешно видеть его здесь в подобном виде. Собираясь, я хватала первую попавшую мне под руку одежду, но, пожалуй, можно было бы подобрать ему нечто более повседневное.

— Доброе утро, — чирикаю я. — Хочешь чего-нибудь? Может, яичницу?

— Ты ездила в магазин? — спрашивает Джонни. В его глазах зажигается огонек.

— Да, туда и обратно.

— Купила мне сигарет?

— Да, Джонни, — вздыхаю я, направляясь в кухню.