— Какого черта! — взорвался он на улице.

— Это ты по поводу моих действий или миссис Грейсон? — безмятежно спросила Маура.

— Конечно, ее. Хотя неплохо бы также узнать, что подвигло тебя изображать обезьяну. Из-за этого пришлось прекратить допрос.

Маура вскинула на него свои серые глаза.

— Старший инспектор, смею вас заверить, допрос к тому времени уже прекратился. Миссис Грейсон заперлась на все замки. В таком случае ничего не остается, как уходить… либо начать отвлекать внимание. Ты сам меня когда-то этому учил. Я выбрала второе.

Хэлфорд понимал, что она права. Держа руку на дверце автомобиля, он оглянулся на дом.

— Ты считаешь, я выбрал неверную тактику?

Маура всплеснула руками.

— Даниел, у этой женщины есть все основания не любить нас. Что бы мы о ее муже ни думали, нам отлично известно, что о его делах она абсолютно ничего не знала. Сейчас ты приходишь к ней и даешь понять, что теперь в списке подозреваемых она числится под номером один. Причем в Фезербридже после самоубийства ее мужа это первое серьезное преступление. И ты думаешь, она это воспримет радушно и с улыбкой? Она всего лишь человек, пойми. Слабый к тому же человек. А впрочем, это уже не имеет никакого значения. Забудем об этом.

— Ты права, Маура, забудем об этом. Нам надо двигаться дальше, и как можно быстрее.

Он открыл дверцу машины и занял место водителя. Маура молча скользнула на сиденье рядом. Из дома раздался вначале визг, а затем смех ребенка.

Бобби Гриссом остановил свой велосипед прямо перед голубым «фордом». Он неотступно следовал за детективами от дома Гейл до Главной улицы. Естественно, ни слова не слышал, а если бы и услышал, то все равно бы из их разговора ничего не понял. Разве полицейских поймешь, когда они между собой разговаривают. Единственное, что Бобби заметил: они были превосходной парой.

Теперь Хэлфорд смотрел на него сквозь лобовое стекло. «Упрямый человек, это ясно, — подумал Гриссом. — Черта с два у такого что вытянешь. Лицо, правда, что надо, а вот выражение. Пиранья, наверное, смотрит на свою жертву и то более дружелюбно. А впрочем, что с них возьмешь? Это же полиция». Гриссом сошел с велосипеда и подошел к машине со стороны водителя.

— Добрый день, сэр. Я Бобби Гриссом из «Хэмпширского обозревателя». Хотел просить вас ответить на пару вопросов.

Женщина, кажется, ее фамилия Рамсден, рассматривала дома на Бракен-стрит. Симпатичная, но выглядит сейчас, как будто поругалась с дружком. Гриссом наклонился и одарил ее лучезарной улыбкой.

— Какие могут быть вопросы, мистер Гриссом? Если у нас появится какая-нибудь серьезная информация, интересная общественности, мы непременно устроим пресс-конференцию. — Хэлфорд включил зажигание.

— Но, старший инспектор! Это всего лишь «Хэмпширский обозреватель», а не чертова «Санди-таймс». Никакая пресс-конференция нам не нужна. Просто маленькая беседа, только вы и я. И только несколько вопросов. Надо остановить расползающиеся слухи. Вы знаете, что такое маленький городок? Здесь же, как на мельнице, — сплетни перемалываются непрерывно.

— Заходите в участок завтра. Возможно, у нас что-то будет.

— В пабе болтают, что это дело рук серийного маньяка, появившегося в этих местах.

— Мы изучаем все возможности.

— В самом деле? — Гриссом не отходил. — То есть это надо понимать так, что никакого маньяка не существует. Правильно? Но ведь маньяком может оказаться любой, не обязательно псих, сбежавший из лечебницы. Мы ведь знаем такие случаи. Это может быть скромный отец семейства, или любовник, или владелец кондитерского магазина.

— Или журналист, у которого перед глазами один только заголовок статьи, а больше писать нечего.

Гриссом рассмеялся и засунул голову в окно машины.

— Туше, старший инспектор. Чистая победа! Мне это нравится. — Он повернулся к женщине и изобразил на лице улыбку, которую считал обворожительной. — Я тут был в пабе и наслушался всякого. Все только о вас и говорят. К сожалению, меня здесь не было, когда вы расследовали дело о самоубийстве террориста. Вот о нем бы мне написать. А то, пусть милая, пусть молодая, пусть даже девушка, присматривающая за ребенком вдовы убийцы, и вдруг погибла на дороге. Сенсации на этом случае не сделаешь. Верно?

Улыбка, которую изобразил Хэлфорд, была не менее обворожительной, чем у Гриссома.

— Уберите голову, дружок. При вашей профессии вдруг она вам еще пригодится. — И Хэлфорд нажал на газ.

Хэлфорд посмотрел на карту Фезербриджа и крепче сжал руль. Дом Оррина Айвори и редакция его газеты располагались на малой перекладине креста. Причем в верхней его части стояла церковь св. Мартина. От нее начиналась (вернее ею кончалась) Главная улица.

Дом Айвори был похож на все остальные в Фезербридже. Довольно приятный садик, опоясывающий дом почти с четырех сторон. Там росли утонченные гладиолусы и красновато-лиловые розы. У кого-то был явный избыток времени и сил, чтобы так заботиться о саде. Рядом с кирпичными ступеньками стоял розовый дамский велосипед, чистый, похоже, нетронутый. По обе стороны от входной двери располагались в ряд голубые с белым фаянсовые вазы, пустые и чистые. Ждут весны. Зеленая травка подстрижена как превосходный ковер. Куст аккуратно окаймляли желтые опавшие листья.

В архитектурном смысле строение заметно уступало саду. Это был дом поздней викторианской постройки, перегруженный архитектурными излишествами: каждый квадратный дюйм его содержал что-нибудь затейливое, сложное, запутанное, а по углам возвышались башенки со шпилями. Окна в этом доме выглядели более скромно: слегка раскосые, казалось, они лукаво подмигивали приближающимся детективам.

Уже возле дверей Хэлфорд понял, что переоценил размеры здания. Издали казалось, что это настоящий дворец, пусть безвкусный, но дворец. А вблизи стало ясно, что дом занимает не более трехсот квадратных метров. Хэлфорд постучал искусно выполненным медным молотком.

Айвори должен находиться дома, в этом сомнений не было. Маура звонила и разговаривала с его женой. По ответам Анизы она поняла, что в доме всем правит муж. Например, Маура попросила, чтобы Джилл обязательно была на месте, но Аниза ответила, что спросит у мужа, можно ли будет сегодня побеседовать с дочерью. Хэлфорд вспомнил, что во время расследования дела Грейсона мистер и миссис Айвори не пожелали пригласить детективов к себе домой и тем самым нарушить святость их семейного очага. Они предпочли явиться в полицейское управление Винчестера, в комнату с лампами дневного света и пластиковыми стульями. Тогда это вызвало у него раздражение. Правда, во время расследования это состояние у него почти хроническое.

Дверь открыл сам хозяин дома. Хэлфорд полагал, что улыбнулся достаточно дружелюбно.

— О, мистер Айвори! Давно не виделись. Старший инспектор Скотланд-Ярда Хэлфорд. — Он достал свое удостоверение, но не удивился, когда Айвори замотал головой. — Это детектив Маура Рамсден. Мы хотели бы поговорить с вашей дочерью Джилл, задать ей несколько вопросов, касающихся Лизы Стилвелл.

— Конечно, конечно. — Левой рукой Айвори пригладил свои коротко остриженные редкие светлые волосы, на четверть седые, в то время как правая рука была занята крепким рукопожатием. — Рад снова вас видеть. Хотя повод, увы, весьма невеселый, не правда ли, инспектор? О, извините, вы уже старший инспектор. Прошу вас, заходите. Аниза увидела, как вы идете по дорожке, и пошла готовить чай. Надеюсь, вы не откажетесь выпить по чашечке чаю. Погода сегодня ужасная, под стать делам, которыми вам приходится заниматься.

Это был тот же самый Айвори, каким его запомнил Хэлфорд — мягкий в общении, услужливый, в разговоре немного нервозный. Неимоверное самомнение и эгоизм полезут наружу позднее, когда вопросы примут личный характер. Чувствовалось, что Айвори мечется в узком пространстве между долгом журналиста и стремлением сохранить неприкосновенной свою личную жизнь. Так было во время расследования дела Грейсона. Через четыре месяца после закрытия дела Айвори вдруг позвонил Хэлфорду, чтобы уточнить несколько деталей, и детектив почувствовал, как он мучается: с одной стороны, как журналисту, ему хотелось написать все подробно и правду, с другой стороны, он был другом Гейл Грейсон.