— Я собрал вас здесь, товарищи, чтобы обсудить арию беглого монаха Варлаама в корчме. Из оперы «Борис Годунов».

Общее молчание было ответом. В ожидании Сталин затянулся трубкой и, выпустив дым, насмешливо сказал:

— Вижу, никто не помнит, а мне запиской своей и книгами, мной прочтенными, наш генерал напомнил.

Все обернулись к смущенному Хренову. Ни о какой оперной арии он не писал, а книги были сугубо специальными, чтобы так молниеносно прочесть их, надо обладать редким даром фоточтения, когда достаточно взглянуть на страницу, чтобы она запечатлелась в мозгу. Едва успеешь книги те перелистать.

Сталин был доволен общим замешательством и, пряча в пышных усах усмешку, произнес:

— Я вам напомню, как беглый монах низким басом поет: «Как во городе то было во Казани. Повелел молодой царь подкоп рыть под крепостные стены и закатить туда пороху сорок бочек. А злы татарове по городу похаживают, на царя Ивана да поглядывют. А тот велел пушкарей сзывать, а пушкари-то — зажигальщиков. И тут ухнуло, словно небо рухнуло. В брешь в крепостной стене воины бросились, воины русские, богатыри все с мечами да алебардами. Полегло злых татаровей сорок тысячей. Сорок тысячей и три тысячи. И перешла злых татаровей Казань-столица под власть царскую».

Сталин затянулся трубкой, глядя на недоуменные лица членов Политбюро, потом продолжал:

— Вот вам пример инженерного искусства на войне, — Сталин остановился около Хренова и выколотил трубку о спинку его стула. Затем неспешно произнес: — И генерал-майор Хренов предлагает создать Главное военно-инженерное управление Красной Армии и воевать так, чтобы врагов злых полегло «сорок тысячей и три тысячи». Вот и хочу послушать вас. Будем нашу армию перестраивать на инженерный лад? — Сталин сел на свое место и трясущимися пальцами вскрыл коробку «Герцеговина флор» и, разламывая папиросы, набивал табачными крошками трубку, зорко поглядывая на своих слушателей.

— Перестраивать Красную Армию, вводя еще одно управление, еще одно бюрократическое препятствие? Против этого нас Ленин предупреждал, — первым подал голос Ворошилов. — Мы оккупантов от Антанты с их инженерной выучкой из страны прочь выгнали. Отборное образованное царское офицерство в дым разгромили с одними винтовками да красным знаменем в руках. Да пошлите вы тучей сжатую в буденновский кулак Конармию против любой железки или бетонного сооружения с туалетами. И побегут оттуда тараканами инженерные выученики. Дух Красной Армии нам нужен и преданность вождю, а не управления с просиженными стульями.

— Правильно говорит Клементий Ефремович. Победы Красной Армии — это победы духа, — поддержал Ворошилова бритоголовый маршал Тимошенко, нарком обороны. — Если солдатами овладевает страх и паника, то никакие сооружения и ватер-клозеты не помогут. Штаны менять придется И страх такой всегда внушала кавалерия, со времен Aлександра Македонского.

— Верно указывает товарищ нарком! — топорща усищи, вступил Буденный. — Конь — он верный боец, ни бензина, ни смазочных веществ или запасных деталей ему не нужно. Подножный корм да овса немножко. Ну, а подкопам казанским он не помешает. А управ пения новые вроде ни к чему. Даже Главного конно-хвостного управления Красной Армии.

В обсуждении приняли участие и приглашенные военные. Но, едва Сталин привел наизусть несколько авторитетных цитат из кипы присланных книг, все замолкли.

Молчали и члены Погитбюро.

— Ну что ж, товарищи. Молчание — знак согласия с докладной запиской. Решение принято единогласно: «Создать в Наркомате обороны Главное военно-инженерное управление». Начальником его назначим генерал-майо… Нет, мало звание. Героя Советского Союза, генерал-полковника Хренова Аркадия Федоровича.

Военное чутье Хренова о приближении большой войны подтверждалось, в особенности на новом месте, где он получал разведывательные сводки о концентрации немецких войск в оккупированной Польше вблизи новых границ.

Менее года проработал, возглавляя ГВИУ, получив в мае 1941 года вызов к товарищу Сталину, в обычное ночное время. Сталин принял его холодно. Не поднялся с места и не предложил сесть:

— Товарищ Сталин хотел бы знать, почему не выполнен приказ о переносе оборонительного вооружения со старых границ на новые рубежи?

— Товарищ Сталин, я просил вызвать меня, чтобы заявить протест против выполнения такого приказа.

— Товарищ Сталин не любит неподчинения, тем более протестов против отеческой заботы о населении присоединенных районов.

— Я потому и возражаю, товарищ Сталин, что согласно донесениям разведки и перебежчиков, гитлеровцы нападут на нас 22 июня 1941 года, когда снятое с прежних рубежей вооружение будет находиться в пути.

— Провокация! Он, Гитлер, проверяет нас на прочность, малейшая наша активность может быть истолкована как нарушение пакта, и находящиеся на отдыхе в Польше резервы мигом превратятся в ударную армию. Приступайте немедленно к выполнению моего приказа. Даже последняя уголовная сволочь держит слово. Надо не дать Гитлеру повода для нападения на нас.

— Товарищ Сталин! Я не выполнил и не могу выполнить против своей совести такого приказа и потому прошу вас освободить меня от занимаемой должности и отправить в самую горячую точку.

— Вот это слова не барышни, а солдата. Удовлетворяю вашу просьбу. Тимошенко, — произнес он, придвинув к себе желтый аппарат ВЧ прямой связи, — подыщи себе нового начальника ГВИУ. Маршал инженерных войск Воробьев подойдет. Хренову не сидится, хочется горяченького. Направим его заместителем командующего военным округом. Но куда? Крым? Хорошее место. Пока от солнца горячее. Но, видимо, он всегда должен помнить, что Севастополь русской горячей кровью омыт. Пусть заменяет людей инженерными штучками. — У меня все, генерал-полковник! Отправляйтесь по новому назначению.

— Разрешите идти, товарищ Сталин?

— Иди. До Крыма они не скоро доберутся. Укрепляй Севастополь. Там сам Лев Николаевич Толстой офицером сражался.

Не ошибся Хренов. Демонтированное на западных рубежах оборонное вооружение, естественно, открыло свободный путь немецким войскам и через старые и через новые границы. Солдаты вермахта со смехом перешагивали через них. Гитлеровцы стали баловнями легких побед, считая, что «блицкриг» состоялся. И даже репетировали парад победных войск на вражеской Красной площади, где скоро его примет фюрер.

Но беспримерная отвага защитников Родины и полководческий гений Георгия Жукова, появившегося в критический момент под Москвой, сорвали заносчивые планы нацистов. Они были решительно отброшены от столицы на сотни километров по зимнему бездорожью.

Тогда немецкая военная машина повернулась на северную столицу и, воспользовавшись изменой армии генерала Власова, смогла окружить Ленинград, обрекая двухмиллионный заблокированный город на голодное вымирание. И вражеская граница, отодвинутая во время Финской войны, теперь снова проходила через пригород Ленинграда, в котором людям есть было нечего.

— Вот так, военинженер Саша. Таким я лично знал Верховного. А мы, гляди, незаметно и до Москвы долетели. А в танкетки я твои поверил. Сколько есть у вас, на Волхов заберу. Еще одного «Маннергейма» потревожить надобно.

— Позвоните Иосифьяну. Он будет рад помочь.

С этим пожеланием обретенного фронтового друга и вернулся Званцев в свой институт. Иосифьян горячо обнял товарища. Ученая братия один за другим приходила в его кабинет, тактично не расспрашивая, и молча уходила.

Батальонцы встретили радостно своего командира. Жены, еще не вернувшихся с фронта, в волнении собрались у проходной. Саша вышел к ним на встречу и, утешив одних, как мог, старался смягчить горечь потерь. Обе вдовы, Самчелеева и Паршина, рыдали…

Лишь через две недели вернулись Печников, гражданский инженер Катков и остальные участники оперативной группы ГВИУ. Никто не трубил о победе и успехе испытания танкеток в боевых условиях.