— Сейчас модель с переключением полюсов.

— Разогнать снаряд пара пустяк! Я трехфазовое магнитное поле на плоскость развернул. Разгоняет без коммутации. Все в твои руки передам. Двух помощников выделю. Один — Калинин, сын Михаила Ивановича, а другой Пономаренко, майор Красной Армии, центробежный пулемет придумал, а мы его разрабатываем. Ты им тоже займешься. С Дальнего Востока доставать парня придется, но это пара пустяк. Ну как, Саша? По рукам?

— Но у меня уже есть два помощника, электрик и артиллерист. Правда, электрик в Донбасс на завод просился.

— Что? Мгновенную мощность подсчитал, испугался? Такого не держи. Артиллериста консультантом оставим.

В дверь постучали, и заглянула Инна:

— Что ж ты гостя взаперти держишь? Пригласи к столу.

— Познакомься, Инна. Профессор Иосифьян.

— Андроник, — отрекомендовался гость.

— Инна, — ответила хозяйка. — Такой молодой и уже профессор. Наверное, очень умный.

— У нас в Нагорном Карабахе все такие. Как будто умный, а на самом деле дурак дураком.

Наконец Иосифьян покорился хозяйке и вышел с нею к столу. И мгновенно захватил там права тамады и стал душой общества:

— Алла верды к вам, аксакал Петр Григорьевич. Аллаверды к вам, матушка Магдалина Казимировна.

В разгар общего приподнятого настроения он поднялся и объявил, что хочет произнести настоящий «кавказский тост». Он стоял с бокалом кахетинского в руке, его черные глаза искрились, горели, казалось, могли обжечь. И он, намеренно искажая русскую речь, произнес:

— Жил-был царь. Невзлюбил он один князь. Позвал палач и велел ему зарезать князя жену. Вернулся палач, кинжал царю показывает. «Заплакал князь?» — царь спросил. «Нет, не заплакал. Другой жена берет». Очень хотел царь самое плохое князю делать. Велел он палачу родителей князя зарезать. Прошу простить, это не про вас, уважаемые, — поклонился он старшим Званцевым, продолжая: — Вернулся палач, топор показывает. «Ну, как? Заплакал князь?» — «Нет, не заплакал. Родители старые были, сами помирать собирались». Рассердился царь, велел палачу малых дети князя резать. Палач вернулся, сабля показывает, — Иосифьян повертел перед собой столовым ножом: — «Не плакал князь. Говорит, новый дети расти будут». Разгневался царь. Крепко думать стал и приказал палачу резать самый лучший друг у князя. Вернулся палач весь в слезах. «Почему плачешь? — удивился царь. — Князя друг тебя обижал? Казнить его велю!» — «Зачем казнить, я уже резал его, а князь так плакать стал, что мне жалко стало, и слез остановить не могу». Велел царь князя позвать. Привели князя в слезах горьких. Царь спрашивать стал: «Жену убивали, почему не плакал? Родителей резали, почему не плакал? Детей погубили, опять не жалел. Почему теперь, когда друга потерял, слезы льешь, князь»? Отвечал князь: «Жена сварливая была, спасибо палачу. Родители жить устали, в пропасть упасть могли, дети новые вырастут, — вздохнул князь тяжело, — а вот друга, настоящего друга, второй раз не найдешь, потому и плачу». Так выпьем за дружбу, потому что нет ничего ее ценней! — и Иосифьян, осушив свой бокал, брякнул его об пол. Осколки искрами разлетелись в стороны.

— Ай да профессор! Артистически начал, по-купечески кончил! — дал гостю высшую оценку Петр Григорьевич.

Искатели объединились.

Глава вторая. АКАДЕМИКИ

Как договорились в Подлипках, Званцев заехал в Лефортово во Всесоюзный электротехнический институт к Иосифьяну, чтобы осмотреть его лабораторию. Оттуда вместе они должны были направиться в институт Академии наук, где во второй половине дня будет проходить защита докторской диссертации Иосифьяна.

ВЭИ оказался целым городком добротных белых зданий. Здесь размещались исследовательские лаборатории. Лаборатория электрических машин занимала самый отдаленный корпус на обширной территории.

Центральный зал испытаний машин действительно, как и говорил Иосифьян, простирался вверх на три этажа. Было где развернуться и с длинноствольными электрическими орудиями.

— Вот здесь, около «ежа», и будет твоя резиденция. Мощность предельно возможную тебе дадим в режиме короткого замыкания, — показывал будущему соратнику Иосифьян свои владения.

«Ежом» Званцевскую модель он назвал, увидев чертеж ее корпуса, с торчащими в стороны катушками.

— Что ж, Андроник. Сравнивая свою клетушку с твоими научными хоромами, считай, что мы объединяем усилия.

— Вот и отлично. Мы с тобой сработаемся. Уточним теперь кое-какие мелочи. Тебе какой оклад Мирзаханов платит?

— Как главный механик металлургического комбината, я получал пятьсот рублей в месяц. Орджоникидзе, переводя меня в Подлипки, установил персональный оклад тысячу рублей в месяц.

Иосифьян свистнул:

— Это, брат, не пара пустяк! Как в нашем ВЭИ решить этот вопрос, пока не представляю. Я, начальник лаборатории в профессорском звании, получаю твой комбинатовский оклад. У нас тебя зачислят всего-навсего старшим научным сотрудником без звания и дадут какие-нибудь четыре сотни, а ты родителей выписал.

— Они меня содержали с семьей, с женой и дочерью, до окончания института. Став инженером, я высылал им ежемесячно по двести рублей.

— Студент с женой и дочкой? Как это ты успел!

— Успел! Я из ранних, как говорится. Но жена моя не выдержала Белорецка и уехала, а когда захотела вернуться, я уже был женат во второй раз. Здесь.

— Не хорошо, кунак, нехорошо, — покачал головой Андроник. — Ты ведь не султан. А с четырьмя сотнями ты с женой и родителями не протянешь. Будем думать, башкой вертеть, как тебе персональный оклад товарища Серго сохранить. Но, уверяю тебя, легче будет из твоей электропушки выстрелить.

— Это не главное, Андроник! Не выйдет, будем по одежке протягивать ножки.

— Поедем к академикам. С Кржижановским посоветуемся. Он — голова. И мне с докторской степенью тебя добиваться будет легче.

— Я понял, что оставаться мне в «невходишке» с противодействием Мирзаханова бесперспективно.

— Поехали в Академию наук! Когда-нибудь и мы академиками станем.

Званцев усмехнулся. Иосифьян нравился ему все больше и больше. Через час они шагали по светлому коридору академического института. Навстречу им шел невысокий человек с седой бородкой.

— Кржижановский, директор института и председатель Ученого совета, — шепнул Иосифьян и обратился к академику. — Глеб Максимилианович, здоровья вам и многих лет бодрости. Позвольте представить вам изобретателя электроорудия, модель которого он соорудил в Белорецке, где работал главным механиком металлургического комбината.

— Очень приятно, молодой человек. Я был уверен в появлении такого нужного изобретения.

— Званцев Александр Петрович, — отрекомендовался Саша, пожимая руку академика.

— Вам нужна поддержка? Чем могу помочь?

— Мы объединяем наши усилия с Андроником Гевондовичем Иосифьяном. Сказать по правде, беда у нас общая, Для разгона снаряда в электрическом орудии требуется огромная мгновенная мощность, порядка нескольких миллионов киловатт. И мы были бы рады получить ваш совет, Глеб Максимилианович, как достичь такого результата.

— Что ж, дети мои, выдумщики, розмыслы, запрос ваш идет выше возможностей нашей страны, даже после выполнения плана ГОЭЛРО. Бы перегнали свое время. В этом и ваша заслуга, и ваша беда. Даже после завершения Днепростроя, страна не сможет выделить требуемых вам мощностей. Вот идет на заседание Ученого совета академик Миткевич. Он в дискуссии о природе электрического тока отстаивает материалистический взгляд на него. Электроток он видит как цепь свободных электронов в проводнике, передающих один другому электрический импульс со скоростью света при медленном передвижения самих электронов. Владимир Федорович, присоединяйтесь к нам для интересной дискуссии, — остановил он проходившего по коридору почтенного академика, продолжая, — вот молодые люди с неуемной фантазией увлекают нас в завтрашний день, а им нужна для их электрической пушки мгновенная мощность в миллионы киловатт. Как приблизить им завтрашний день?