Глава пятая. ВСТРЕЧИ АЛТАЙСКИЕ

Встреча родителей Саши Званцева с Давидовичами произошла в Барнауле, па заимке Николая Ивановича. Собрались почти все. Не обошлось и без специально прикатившей на эту встречу Кати Дубакиной, отпустившей своего Юрочку повидаться с родными. Она вместе с отцом и матерью и четырехлетней Нинусей встречали омичей на вокзале.

Собрались все на перроне. Номер вагона не был известен и группа с заимки оказалась вдали от смущенно озирающихся старших Званцевых.

Катя первая заметила их среди тесной, галдящей, снующей толпы. Они стояли рядышком у вынесенных из вагона корзинок с гостинцами. Держа руку на плече маленькой Нины, Катя вихрем бросилась к приезжим, покрывая их недоуменные лица поцелуями. Ведь они никогда ее не видели.

— Вот это, внучка ваша Нинуся… — начала было Катя и обнаружила, что девочки нет, затерялась в толпе.

— Простите, Бога ради, я сейчас отыщу ее, выдам как следует проказнице, и приведу к вам.

— Умоляю, не надо ее обижать, она же еще маленькая, — взмолилась Магдалина Казимировна. — Мы по дождем.

— Конечно, подождем. Ведь не под дождем, — поддержал жену Петр Григорьевич.

Но Катя уже не слышала его, ринувшись в толпу и оказавшись перед молоденьким, еще безусым, но строгим милиционером с рукой на кобуре.

— Товарищ милиционер, наша внучка здесь не пробегала? — обратилась к нему Катя.

— Какая может быть у вас внучка, гражданочка? Не морочьте мне голову.

— Господин постовой! У меня бумажник украли, — подбежал взволнованный толстяк с бородкой.

— Постовой-то я постовой. Но не средь бывших господ, а у наших товарищей на перроне порядок соблюдаю. А вы тут с бумажником…

— Товарищ милиционер, непорядок вон там, народ сгрудился, — указала Катя.

— Сам вижу. Погодьте вы со своими внучками и бумажниками, — и блюститель порядка быстро зашагал к скоплению народа.

Катя не отставала, толстяк пыхтел рядом.

— А ну, что за кутерррьма? — издали с грозным раскатом крикнул блюститель порядка.

— Дэти дэрутся. Мужчины разнять не могут. Баба нужна, — сказала цыганка в яркой шали.

— А мы попррробуем! — нагоняя раскатами страху, пригрозил милиционер. — А ну, пррриказываю всем рррразом рррразойтись!

От такого окрика народ попятился, открыв разъяренную девчушку лет четырех. Сидя верхом на поваленном шестилетнем мальчишке, она дубастила его изо всех девчачьих сил, а тот ревел, не зная как увернуться.

А ну, рррева, и ты, ррразбойница! Пррриказываю встать. Погодьте вы у меня.

— Нинуся, что ты делаешь? — вмешалась Катя, хватая девочку за руку.

Сконфуженный мальчишка поднялся, исподлобья глядя на милиционера.

— Энтот? — спросил страж у толстяка.

— Он, он самый около нас вертелся.

— Давай бумажник! Рррразом! — потребовал милиционер, кладя руку на кобуру.

Мальчонка в рваной ватной куртке с чужого плеча перетрусил и достал из-за пазухи толстый бумажник:

— Я его нашел. Хотел дяде отдать.

— Не ты нашел, а мы тебя нашли и дядю твоего, кто улов твой хапает, тоже найдем.

Мальчик плакал и слезы расплывались по его давно не мытому лицу. Катя повела девочку к последним вагонам прибывшего поезда, к стоящим там старшим Званцевым.

— Вот ваша внучка, властями уже разбойницей названная.

— Я не разбойница. Он меня за косу дернул.

— Верно, не разбойница! — согласилась Катя. — Она преступника задержала.

— Подумать только, такая крошка и на подвиг способна! — радостно восхищалась Магдалина Казимировна.

— Вот это твоя бабушка, баба Магда и деда Петя, — представляла свою племянницу Катя, не дав новым родственникам опомниться.

— Ах! Боже мой, — шептала Магдалина Казимировна, целуя девочку и доставая из корзины какую-то игрушку.

— А у меня такая есть, — бойко заявила девчушка.

— А у меня чертик в стеклянной палочке. Нажмешь вот здесь — всплывет? Отпустишь — сядет на дно, — показывал Нине игрушку дед.

— А я хочу русалочку. Пусть она всплывает.

— Так ведь так мастерами сделано.

— Переделай.

— Девочка моя, а у дедушки твоего пальчиков нет.

— Почему? — и Нина стала разглядывать дедовы культи.

— Ах ты, моя Почемучка, — говорила новая бабушка. — На войне дедушка твой пальчики потерял.

— И не нашел?

Магдалина Казимировна горько улыбнулась.

Подошли Николай Иванович с Марией Кондратьевной. Знакомясь на ходу, всей гурьбой направились к выходу. Приехавших ждал просторный рыдван, куда все и погрузились.

— Из города выедем, тряско будет, — предупредил Николай Иванович.

— Мне-то привычно, как кобыле под седлом, — сказал Петр Григорьевич, — по степям натрясешься, а рюмочку примешь, она любой ухаб снимет.

— И не разобьется? — с серьезным видом спросила девочка, вызвав общий хохот. Ехать стало веселее.

— Мне, право, неловко перед вами, Магдалина Казимировна, что кавалер наш не достал для вас лучший экипаж, — извинялась Мария Кондратьевна. — Вас в Смольный, небось, лихач доставлял?

— Я в Омскую прогимназию пешком ходила. Кичась или не кичась своим происхождением, дамы нашли общий язык и скоро перешли на «ты», а затем и вовсе стали звать друг руга по имени. Затем вновь возникшей семьей фотографировались. Уникальный снимок сохранился у Званцева.

Родители знакомились с заимкой, любовались с высокого берега величественной Обью. Беседовали до позднего вечера, рассказывали Шурику обо всех родных. Мама шепнула:

— Как бедно живут-то, бывшие дворяне. Мужчины выходили покурить, причем свою самокрутку Петр Григорьевич умудрялся скручивать сам.

Завершив прогулку посещением кустарника, Петр Григорьевич сказал:

— После малой нужды газам волю не дать — это все равно что рюмку водки выпить и селедкой не закусить.

— Ладно уж, — отозвался Николай Иванович, — пойдем в сарай, там заветная, сам из яблок гнал, дожидается и селедка лова своего и соления собственного. Словом, все свое, самогонное, — и он улыбнулся в усы.

Так дружба у них получилась мужской, подобающей.

Как минуты пролетели три дня, и все Званцевы, молодые и старшие, собрались в путь. Николай Иванович устроил прощальное застолье. Девочка с полной корзинкой обошла весь стол и с серьезным видом положила перед каждым сидящим по отборному, красивому яблоку. Николай Иванович встал и, держа бокал со своею яблочной настойкой, провозгласил тост:

— Двадцать три года «Россия во мгле», как определил западный корифей, веря в нас. По математической магии, два да три будет пять. Пятилетка выходи г. Дети наши инженерами отправляются осуществлять ее, объявленную. Сердцем желаю им вывести Россию из мглы, превратить ее в страну электричества, прокатных станов и цветущих яблонь.

Потом все отправились на вокзал. Для старших Званцевых раздобыли извозчика, от которого не отставала шумная бричка. «Значит, можно было так и при встрече», — подумала гостья, улыбаясь. На перроне Давидовичи долго махали платочками уходящему поезду. Кто знает, когда увидимся теперь?

В Омске Шурик с Таней сделали остановку и погостили у родителей Шурика, побывавших у новых родственников в Барнауле, повидав внучку Нину.

Званцевы жили уже не в холодных сырых комнатах протезной мастерской, а в доме Липатниковых, уехавших навсегда в Польшу, оставив дом на попечение друзей. Родители делали все возможное и невозможное, чтобы достойно принять дорогих гостей, созвав всех беглецов былой теплушки: Зенковых, во главе с «патриархом» тетей Клашей, и других близких. Среди них были и Нина, и Зоя — будущие врачи. Они поступили в медицинский институт, открытый в Омске усилиями Владимира Васильевича Балычева. Конечно, он был среди гостей. Пришли также и старые мастера протезной мастерской, любившие Петра Григорьевича, так много сделавшего для них в то трудное время всеобщей безработицы. К сожалению Саши, на встрече не было ни Вити, учившегося в Московском институте физической культуры, ни Миши, находящегося в экспедиции, ни Бори. Он с родителями жил в Москве.