— Я категорически протестую! И пишу особое мнение, — упрямился Куликов.
— Это ваше право, как и мое право — ходатайство о недопущении вас к дальнейшей работе суда.
— Вы окажете мне огромную услугу. Но особое мнение останется.
— Я иду на последнюю уступку, невозможный вы человек! Год условно. И пусть решение будет единогласным.
— Я против. И поддержу кассационную жалобу.
— Да брось ты ерепениться, — обратился к Косте конюх. — Ведь условно. Никто его не посадит. Гулять будет.
Приговор был оглашен уставшей от споров судьей: «За халатное отношение к использованию на заводе рационализаторских предложений приговорить главного механика Белорецкого металлургического комбината Званцева Александра Петровича к году лишения свободы условно. Приговор принят большинством голосов, при одном голосе судебного заседателя — против, и может быть обжалован в установленный срок».
Приехавшему в Белорецк завершать дела Званцеву сообщил об этом Костя Куликов, первым явившийся, едва тот вошел в свой дом.
Званцев опешил:
— Это я-то противник изобретательства? Нонсенс!
— Я умирал со стыда, что вынужден принимать участие в таком фарсе. Это происки Гришкана, который, не знаю почему, невзлюбил тебя. Но мы, я и Поддьяков с Зотиковым, партийцы, подняли шум до Уфы, Оттуда назначили комиссию под председательством Зотикова, которая отменила решение суда и ты чист, как новорожденный москвич, увы, уже не белоречанин. Но у меня родня со стороны Нины, жены моей, в Москве. Приму все меры, чтобы перебраться туда, к тебе поближе. Я счастлив, что деревянная трубка, плод стараний твоих друзей, ввела тебя в Московские палаты. И ты вышел на дорогу, где перед тобой «кремнистый путь блестит».
— Но я не один, Костя. По лермонтовскому кремнистому пути мы вдвоем пойдем. Женился я.
— Врешь! Ты что? Двоеженец?
— Нет, я развелся в Москве с Татьяной Николаевной.
— Кто же она, счастливица?
— Инна Шефер, дочка Александра Яковлевича, ты мог ее знать здесь.
— Кто же не знал ее, рыжего бесенка. Вообще-то это закономерно.
— Все это так, Костя. Но вот что ждало меня здесь и ошеломило не меньше твоего сообщения о суде. Может быть, суд надо мной и нужен. — И Саша показал Косте письмо.
— От Тани?
— От такой Тани, какой она никогда не была. И письмо ее нежное, ласковое, где она пишет о своем с дочкой и мамой скором приезде в Белорецк, как о само собой разумеющемся. Как я могу нанести ей такой удар?
— Ну, милый друг, она сама уехала от тебя и грозила не вернуться, предоставляя тебе полную свободу. Я-то помню это… А такие молодцы, как ты, бобылями не ходят, несмотря на купеческое, а не дворянское происхождение. Таня — умный человек. Она поймет. Мне она поведала, что ты еще на практике влюбился в дочку Шефера, хотя ей было тогда лишь семнадцать лет. И о вашей разнице в годах она помнила и считана, что когда-нибудь это скажется.
— Спасибо тебе, Костя, за поддержку, но мне написать ей ужасающее письмо будет тяжелее, чем десять дней и десять ночей без сна устанавливать насос на плотине для спасения доменных печей. И Волка нет, исчез… Старуха, сторожившая квартиру, сказала: «В лес ушел, к сородича м».
— Что ж! Волка сколько не корми — в лес смотрит. Брошенным себя счел. Вот о насосе бывший секретарь райкома Гришкан забыл, организовав суд над тобой.
— Почему бывший?
— Поддьяков с Зотиковым с помощью Аскарова постарались в верхах. Вслед за зотиковской комиссией прибыла высокая партийная комиссия из Уфы и сняла «узкоколейного» пана-воеводу.
— То-то в Белорецке воздух словно чище стал.
Прежде, чем расстаться, друзья, обнявшись, любовались огнями завода, где мартеновский цех во время плавки светился, как фонарик.
— Ну, Костя, и весь Белорецк, слушай! — и Саша Званцев прочитал прощальные стихи:
Прощай, мой друг, прощай, завод,
Суровой практики учитель!
Иная жизнь теперь зовет.
Меня остаться не просите.
Я сердце оставляю здесь
В струе горячего металла.
И где бы ни был я, везде
Она мне путеводной стала.
Я с нею вырос и созрел
Для новых, радостных свершений.
Я гимн искателей пропел.
Дороже всех он песнопений.
Мой милый, славный Белорецк!
Меня ты сыном назови
И, как индустрии боец,
На новый путь благослови.
— Славно сказано! Так держать, старче! — одобрил Костя. — И мы договорились: пиши мне письма, как самому себе.
Часть шестая. ОПЕРЕЖАЯ ВРЕМЯ
Можно сломать шпагу,
Нельзя истребить идею.
В. Гюго.
Найдя идею, делай смелый шаг!
Сумел же подковать блоху Левша!
Глава первая. ИСКАТЕЛИ
Искателя ценнейший дар —
Переносить любой удар.
Заводоуправление в Подлипках выходило окнами на отстоящее на сотню метров Ярославское шоссе с мелькающими по нему машинами. Одно окно принадлежало маленькой комнате, вход куда, как и в соседнюю большую, был из тамбура. На двери тесной для трех человек комнаты висел лист бумаги, а на нем бросались в глаза от руки написанные грозные слова: «НЕ ВХОДИ!».
Иногда из-за закрытой загадочной двери доносился пугающий проходящих через тамбур сотрудников громкий дробный стук. Это опробовалась попутно сделанная в тайной комнате модель электроотбойного молотка.
В комнате едва помещались три составленных вместе письменных стола. На левом лежала чертежная доска с наколотым на нее листом ватманской бумаги и чертежом большой модели задуманного электроорудия. Вместо катушек-соленоидов предусматривались магнитные полюса с обмотками возбуждения. Они включались движущимся снарядом. Рабочие чертежи предстояло передать в цех. За другим столом сидел вызванный из Белорецка соратник Званцева Валентин Павлович Васильев, электрик.
Третий стол предназначался обещанному наркомом артиллеристу.
И он явился в форме капитана Краской Армии, с одной шпалой в петлице, громко постучав в запретную дверь. Званцев оторвался от чертежа и открыл ее.
— Лаборатория инженера Званцева? — спросил капитан.
— Так точно, — ответил Саша. — Вы к нам, баллистик?
— Капитан Гончаров, Герасим Иванович, выпускник военной академии, прибыл в ваше распоряжения для прохождения службы, — по-строевому отрапортовал прибывший.
— Занимайте свободный стол, Герасим Иванович. Лаборатория наша пока в зародыше. Помещается здесь до изготовления нашего опытного образца. Считайте нас троих за мозговой трест. Один выдумывает, другой ищет оптимальное решение воплощения в жизнь, третий безжалостно критикует. Поскольку вы у нас представитель Армии, но больше, чем обычный военпред, являясь и равноправным разработчиком, вам вменяется в обязанность критика в мозговом тресте. Мы сейчас покажем вам в действии деревянную модель электропушки, давшую начало нашей работе. Вам также надлежит дать технические условия нашего первого изделия. Кстати, вы еще не устроились с жильем? Квартира ваша примыкает к моей, в другом подъезде, а Валентина Павловича Васильева — напротив моей, на одной лестничной площадке; они готовы, и вы можете свою двухкомнатную занять. После работы мы пройдем в наш выстроенный среди леса дом на улице Ударников, и вы получите ключи.
— Позвольте ознакомиться с сутью работ, товарищ начальник, — равнодушно отнесясь к бытовым вопросам, чеканя слова, произнес капитан.