В своем новом качестве, получив полагающийся ему «виллис» и шофера, удивленно уступившего ему место за рулем, Званцев отправился по венским радиозаводам. Везде его встречали подчеркнуто радушно, преподнося новейшую радиоаппаратуру (пригодится для иосифьяновского института). Проезжая по одной из площадей, он невольно задержался. Пылал театр, напоминавший московский Большой. Пожарных не было. Должно быть, гитлеровцы, отходя, подожгли со зла, не подпуская венцев тушить их реликвию. Венский театр — центр европейской культуры…

К вечеру отведенный Званцеву просторный номер обогатился множеством радиоприемников. Каждый он опробовал. В дверь громко постучали. Званцев не успел ответить, как увидел долговязого подполковника со смеющимся лицом. Коля Поддьяков, управляющий трестом «Союззапчермет»!

— Честь имею! Здесь радиобарахолка?

— Здорово! — отозвался Саша, не выразив удивления. — Садись, вместе отбирать будем.

— А я — в Штирию. Запасные части запасать. Выехать должен с каким-то высокопоставленным балбесом в Альпы.

— Так это со мной. А за балбеса отсидишь со мной, непьющим, пока в конференц-зале наши шум и там поднимают по случаю Первого мая.

Так на то мы и гамовцы, чтобы гам устраивать. Подожди, тут интересное сообщение поймал из Берлина, — сказал он, присев за приемник.

— Немецкое? Давай, Коля, наушник. Я пойму.

— Наше, товарищ полковник, наше. Вместе поймем.

Не пользуясь лифтом, прыгая через ступеньки, два офицера сбежали в вестибюль, насторожив солидного портье в темных очках.

Широко распахнув двери в конференц-зал, превращенный в банкетный, они привлекли к себе общее внимание. Званцев обошел длинный сервированный стол и тихо обратился к сидящему во главе его Гамову:

— Разрешите сделать чрезвычайное сообщение, товарищ генерал-майор. Над рейхстагом поднят Красный флаг. По радио сейчас мы с подполковником Поддьяковым слышали.

— Садись, полковник. О таком деле сообщить по чину мне положено.

Гамов встал и поднял руку, требуя общей тишины. Когда шум и гам подвыпивших офицеров утих, он объявил:

— Только что по советскому радио из Москвы передали, что по случаю праздника Первого мая полчаса назад над германским рейхстагом взвился советский Красный флаг! Ура, товарищи! — закончил генерал.

Несколько десятков голосов подхватили боевой клич, и под сводами зала, где последние годы раздавалось только «хайль Гитлер», прогремело торжествующее русское «ура».

Но еще несколько дней нацистская армия корчилась в последних конвульсиях. Наконец Званцев получил от Гамова «добро» на выезд.

День Победы званцевцы встретили на пути к австрийским Альпам, где им предстояло найти Двадцать шестую армию Второго Украинского фронта. Кроме шофера Званцев взял с собой подполковника Илью Коробова, директора Днепропетровского металлургического завода, представителя коробовской династии металлургов, другого подполковника, своего друга Николая Поддьякова, трест «Союззапчермет», и майора Асланова, директора Московского почтамта, начальника штаба их группы.

Так началась новая страница его жизни. Вместе с передовыми частями Второго Украинского фронта вступал он в дымящийся Будапешт, въезжал в еще не взятую Вену. И теперь на предоставленном «виллисе» в сопровождении назначенных ему помощников выехал в Шти-рийские Альпы, где на стыке двух фронтов должен был расположиться его штаб. Словом, Званцев попал в Брук-на-Майне. Альпийский городок этот представлял собой группу домов с остроконечными крышами, расположенных в долине реки Майн, у бурливого потока, который уже в Германии, во Франкфурте-на-Майне станет рекой. Переброшенный через поток мост соединял две части города с патриархальной гостиницей, приютившей званцевцев.

В этом австрийском городе Званцев оказался самым старшим по званию офицером Красной Армии и по положению должен был стать комендантом города, к чему менее всего был готов.

В маленькую гостиницу, занимаемую его штабом, явилась делегация горожан во главе с бургомистром, просивших защитить местных женщин от входивших в город солдат Красной Армии, от которых, по слухам, ожидали насилия.

Званцеву доложили, что вблизи находится лагерь угнанных из Советского Союза женщин для работы на германских предприятиях. И первым актом нового коменданта города было распоряжение о роспуске лагеря. Ни одной жалобы на насильственные действия победителей коменданту города не поступило.

Комендантская деятельность Званцева закончилась вызовом в расположенный неподалеку штаб армии. Явившись к командующему, генерал-лейтенанту Гагину, он нашел в нем крепкого, пятидесятитлетнего мужчину, склонного к дружелюбному юмору.

— Ну что, товарищи инженеры, долги собирать приехали. Погоны-то плечи не давят?

— Я с первых дней в армии, товарищ генерал, хоть и инженер. Теперь мне поручено, опираясь на вашу помощь, изъять у вражеской промышленности оборудование и отправить его на родину, где оно будет установлено взамен разрушенного и уничтоженного. Вы-то, думаю, своими глазами все это видели.

— Да уж насмотрелся. А ты, полковник, сам-то воевал или заслуженный тыловик?

— В Крыму, товарищ генерал, у генерала Хренова. В Керченской эпопее участвовал. Даже переправой через Керченской пролив пришлось покомандовать… И до таманского берега вплавь добираться.

— Значит, стреляный воробей. За одного битого двух небитых дают. Вот почему ГКО тебя уполномочил Германа Геринга раскулачить. Даю тебе на это святое дело «добро», растряси этого жирного борова. Дам тебе и помощникам твоим трофейные легковые машины, сколько надо. Людей не проси. Адъютант к моему заместителю по тылу проводит.

Появившийся, как из-под земли, молоденький майор лихо щелкнул каблуками:

— Будет исполнено, товарищ генерал. Только до вас главный гинеколог армии просится, да я не пускал.

— Что? Опять о беременных сержантах разговор пойдет? Или она до меня добирается? Если толстый, то обязательно беременный, — и он расхохотался. — Пусть войдет.

Красивая женщина, военврач третьего ранга, строевым шагом направилась к командующему:

— Разрешите обернуться, товарищ генерал-лейтенант?

— Не обернуться, а обратиться, — добродушно поправил генерал.

— Никак нет, товарищ генерал. Разрешите обернуться.

— Оборачивайтесь, если только за этим ко мне пришли. И что же вы там увидели?

— Сашку Званцева, друга мужа моего, — произнесла Лена Загорянская, бросаясь к Саше на шею.

— Прежде всего полковника Званцева. О беременных все заботитесь. Смотрите, сами не оплошайте.

— Да разве у полковника такая выправка? А ну, подтянуться, грудь вперед! Это просто Саша! Я, как услышала, что он здесь, ушам не поверила. Ты, Саша, свозишь меня в Вену? Дунай, Венский Лес! Романтика!

— Свозит, свозит. Вот «олимпию» получит, и свозит. У него, как у представителя правительства, поди, номер в «Бристоле» есть.

— Есть. Правда, «Бристоль», как будто, американцам отдают, так что отель, скорее всего, другой.

— А мне все равно: я и в палатке, и в землянке с вашим братом теснилась и уважать себя заставляла.

— Как дядя самых честных правил? Ах, Боже мой, какая скука, лежать с тобою рядом ночь, не сделавши и… шагу прочь, — шутливо процитировал Гагин и рассмеялся. — Ладно, идите прочь на склад. Берите «олимпию». Не машина — птица!

Полковник и военврач в сопровождении адъютанта вышли от командующего. Званцев подтянулся, подобрал живот, чувствуя себя, как в строю.

Глава пятая. ВИЦЕ-КОРОЛЬ ШТИРИИ

Выбранная «опель-олимпия», средняя между «опель-адмиралом» и «опель-кадетом», оказалась как нельзя более кстати, чтобы вместе с Поддьяковым и Коробовым объехать затерянные в горах, как на Урале, заводы Штирии. Они оказались преимущественно не австрийскими, а немецкими.

Помощник Званцева подполковник Илья Коробов обратил внимание, что в ближнем городке Капфенберге находится завод концерна «Герман Геринг» с прокатным с га-ном, который мог бы заменить такой: ке, уничтоженный отступающей гитлеровской армией на его заводе в Днепропетровске.