— Не беспокойтесь, об этом я позабочусь. Будет у вас зал в три этажа, только модель дайте. Вижу, не похожа она на свою деревянную бабушку.
— Да, Михаил Николаевич, мы решили для эксперимента заменить соленоиды магнитными полюсами, возбуждение которых включается движущимся снарядом, он же и замыкает магнитный поток. Это вызвало возражение нашего соратника капитана Гончарова, — и Званцев, обернувшись к окаменевшему по стойке смирно капитану, закончил: — Мы учитываем его замечания, как бы начав испытания модели еще до стенда.
Тухачевский протянул руку Гончарову:
— Отстаивайте, капитан, интересы Красной Армии.
— Служу Советскому Союзу, товарищ командарм! — отчеканил капитан.
Тухачевский расспросил о параметрах модели, о скорости, весе снаряда и, выслушав Званцева, сказал:
— Ну, что ж. Это пока макет, учебное пособие. Учитесь на нем создавать боевое оружие. Скорость вылета пули из винтовки Мосина, состоящей у нас на вооружении, девятьсот метров в секунду. Не так ли, капитан?
— Так точно! — отрапортовал Гончаров.
— Познакомьтесь со здешним изделием, — и он кивнул на стоящее у входа полевое орудие на резиновых шинах. — Постарайтесь сделать не хуже. А там посмотрим, — и, прощаясь, он обменялся рукопожатием со Званцевым и капитаном.
Гончаров не мог прийти в себя от этой беседы и, смотря на удаляющуюся группу, прошептал:
— Какой человек! Как четко по-полководчески ставит задачу. Тяжкий грех не выполнить ее!
— И выполним, — заверил Званцев. — Нам с таким полководцем отступать негоже.
Молодые Званцевы жили в отделанной для них квартире с полагающейся казенной мебелью. Во всех домах — диван с высокой спинкой, одинаковые столы и стулья. Только подаренный Инне к свадьбе рояль четверо здоровенных грузчиков перетащили от Шеферов. Вспомнился Саше такелажник Гриша, носивший на спине этот рояль один. И почему-то грустно стало Саше, и он взялся за письмо Косте Куликову в далекий, засевший в сердце Белорецк. Эти задушевные письма были своеобразным дневником, отражающим день за днем беспокойную жизнь Званцева, начиная с его путешествия в Москву, аварии самолета и неожиданного сказочного успеха деревянной трубочки, сделать которую подсказал Костя. Павлуновский, Орджоникидзе, Тухачевский, — конечно, он рассказал о них Косте во время прощания с Белорецком, но в письмах события выстроились в логический ряд. Подлипки и молниеносная женитьба на девушке с огненными волосами. Потом будни искателя. Внезапная задержка почти готовой модели, когда артиллерийский завод стало лихорадить. Тучи сгущались. В мюнхенских пивных появился неистовый оратор, призывавший к возрождению арийской нации, которая имеет право на жизненное пространство. Прежде всего на Востоке. На немецких специалистов в цехах завода стали смотреть косо, и общение с ними становилось небезопасным, хотя они по-прежнему трудились над вооружением для Красной Армии.
Инна была недовольна эпистолярным увлечением Саши, прочитав пару приготовленных к отправке писем. И Саше пришлось писать их в «невходишке», как в шутку прозвали свою комнатушку ее обитатели.
«Дорогой друг мой Костя! Прошел год, а дело не сдвинулось с места. Недоделанная модель валяется в цеху и покрыта пылью. Мирзаханов объявил мне, что не допустит испытаний на заводе. Ее включение равносильно короткому замыканию на подстанции и грозит остановкой завода. Он, как директор, не может этого допустить. Кому жаловаться? Тухачевский, видимо, очень занят и больше не приезжает. Он был в Англии и присутствовал на королевском обеде. По английским традициям место рядом с королевой принадлежало высшему по званию. Им оказался маршал Тухачевский из ненавистной страны большевиков. Вопреки желанию Запада, не считаясь с потерями, переделывают они старую лапотную Россию. Я горел, как струя жидкого металла, служа индустриализации, и неугомонный дух изобретательства перевел меня на другие рельсы. Но не на запасном ли пути с тупиком впереди я оказался? Сегодня приезжают мои родители. Кончаю писать и еду их встречать». Саша запечатал письмо, решив опустить его в почтовый ящик на вокзале и, оставив помощников считать и скучать в «невходишке», Саша зашел домой за Инной.
— Пришел? — недовольно встретила она его. — Ты же должен встречать стариков.
— Я за тобой. Разве мы не встречаем их вместе?
— Я не поеду.
— Но почему?
— Я встречу их здесь, как хозяйка дома. И это должно быть понято всеми.
— Ты имеешь в виду мою маму, Магдалину Казимировну?
— И тебя, и ее. Женщине, всю жизнь командовавшей в своем доме, трудно будет понять новую обстановку. Ей надо помочь в этом. Поэтому я встречу ее здесь. Не беспокойся, вполне радушно. Отведу ее в комнату, приготовленную для них. Скажу, чтоб она была в ней полной хозяйкой.
— Инна! Но ведь это удар ниже пояса.
— Я плохо разбираюсь в боксе и не собираюсь с тобой боксировать. Сражайся не со мной, а с Мирзахановым, вышибай из него миллионы киловатт необходимой тебе мгновенной мощности.
Это было самой болезненной точкой Званцева. Они втроем давно подсчитали, что для боевого электрического орудия требуются такие мощности, что трудно себе представить, где их взять, и подтверждение этому Званцев получил в тот же день, привезя родителей к себе домой.
Магдалина Казимировна и Петр Григорьевич, постаревшие, усталые, но радостные были счастливы, увидев сына, но Магдалина Казимировна поджала губы, узнав, что невестка не приехала их встречать.
— Молодая хозяйка, — выгораживал ее Саша. — Ей хотелось дома все подготовить к вашему приезду.
— Как будто времени было мало, пока мы ехали, — многозначительно заметила Магдалина Казимировна. — В Барнауле всей семьей на вокзале нас встречали твои былые родственники. А здесь… — и она умолкла.
— Молодая кобылка с норовом на бегах всегда норовит впереди быть, — заметил Петр Григорьевич. — Молодость проходит, а старость, без рюмочки, позади плетется.
Рюмочка ждала его за сервированным Инной столом. Подошли и Александр Яковлевич с Валентиной Всеволодовной. Произошло теплое знакомство. В разгар застолья раздался звонок у входной двери. Саша пошел открыть и увидел молодого кавказца с черной бородкой.
— Незваный гость хуже татарина, а я Иосифьян от всех армян. Горный Карабах. Нет мест красивей на земле. Пас коз, а теперь профессор Андроник Иосифьян из Всесоюзного электротехнического института. От Тухачевского, — вполголоса добавил он.
— Нет гостя желаннее. Прошу к столу. Ко мне родители приехали из Сибири.
— Прости, дорогой. Я, как узнал про тебя, разом сюда. У нас с тобой дело будет не пара пустяк, — он так и сказал «пара пустяк», а не пара пустяков, но Саша не обратил на это внимания.
— Тогда прошу в мой кабинет, — пригласил Званцев гостя, открывая дверь в маленькую комнату, будущую детскую, по Инниному плану.
Гость оглядел ее: письменный стол, кресло, чертежная доска с кульманом. И усмехнулся:
— Все изобретаешь?
Званцев нахмурился.
— Слуший, Саша. Я для тебя Андроник. Тоже изобретаю. Сделал сельсины. Это такие приборы с циферблатами. Что один покажет, остальные точно повторят, где бы они ни были. Меня и назначили начальником лаборатории электрических машин с присвоением профессорского звания. А докторскую диссертацию на днях защищаю в Академии наук у самого Глеба Максимилиановича Кржижановского, академика, автора ГОЭЛРО, а кстати сказать, и революционной песни «Варшавянка» — «Вихри враждебные веют над нами…». Приходи. Познакомлю, он наше с тобой дело проконсультирует. Мировая величина.
— Какое дело? — спросил Званцев.
— Слуший, кунак. Мне про тебя Тухачевский рассказал, одним делом мы в разных местах занимаемся. У тебя электрическая пушка вроде готова, а испытывать негде. А у меня в лаборатории зал испытаний машин в три этажа. Поднимайся хоть на воздушном шаре к потолку. Я к статору и ротору электромотора пропеллеры приделаю, чтобы в разные стороны крутились, и поднимусь. И твою модель испытаем. Давай объединимся. Михаил Николаевич советует. У тебя какой принцип разгона? Соленоиды снаряд перед собой включает?
