Здесь стоит упомянуть об одном любопытном приеме, необычном для дипломатической практики. У М. М. Литвинова в то время было не совсем безосновательное подозрение, что сэр Эсмонд Овий не вполне точно передает в Лондон содержание своих бесед с ним. Вернее, что в своих передачах британский посол «редактирует» текст с таким расчетом, чтобы изобразить свою роль в возможно более выгодном, а роль М. М. Литвинова в возможно более невыгодном свете. Чтобы парировать маневр Овия, М. М. Литвинов стал присылать мне свои записи бесед с британским послом заказным письмом простой почтой. Поскольку вся такая почта в Лондоне, конечно, перлюстрировалась соответственными английскими органами, записи бесед с Овием, сделанные М. М. Литвиновым, должны были этим путем доходить до Форин оффис и давать ему более точную картину разговоров между британским послом и советским наркомом в Москве. Думаю, что информация, полученная Форин оффис через указанные каналы, сыграла свою роль в его решении отозвать Овия из СССР[54].
Действительно, беседа Овия с Литвиновым 28 марта явилась последним дипломатическим актом британского посла в Москве. Он слишком натянул тетиву, и она лопнула. Все его поведение с самого начала конфликта из-за «Метро-Виккерс» было таково, что делало его дальнейшее пребывание в СССР в высшей степени затруднительным. Это, наконец, поняло английское правительство. Сразу же после только что названной беседы сэр Эсмонд Овий был вызван в Лондон «для консультаций» и больше в Москву уже не вернулся. Здесь вплоть до конца конфликта поверенным в делах оставался советник У. Стренг.
На другой день после вышеупомянутой беседы Овия с М. М. Литвиновым, 29 марта, мне пришлось выступать на обеде «Ассоциации станкостроительных фирм». В те годы СССР был главным заказчиком английских станкостроителей. В частности, в 1932 г. 80% всех вывезенных из Англии станков пошло в нашу страну. Таков был эффект первой пятилетки! Естественно, что британские станкостроители были в числе наших лучших «друзей» среди капиталистов Англии. Все они были очень расстроены конфликтом из-за «Метро-Виккерс», и председатель «Ассоциации» крупный промышленник сэр Альфред Герберт дня за два до обеда, приглашения на который были разосланы еще до начала конфликта, даже спрашивал меня, не лучше ли отложить его до более спокойного времени. Однако я отсоветовал ему это делать.
Обед состоялся в срок, и Альфред Герберт произнес приличествующую случаю приветственную речь, в которой подчеркнул, что Англии и СССР в области торговли как бы дополняют друг друга, и что все присутствующие глубоко заинтересованы в поддержании наилучших отношений между обеими странами. Затем он коснулся трудностей текущего момента.
— Я знаю, — говорил Альфред Герберт, — мы все объединены надеждой, что сейчас не будет сказано или написано чего-нибудь такого, что могло бы осложнить ситуацию или отягчить обстановку для ведения переговоров, Я не сомневаюсь, все вы присоединитесь к моему горячему желанию, чтобы в интересах наших будущих отношений с этой великой страной было возможно скорее найдено счастливое разрешение всех трудностей и чтобы Россия обнаружила готовность сделать благородный жест, который рассеял бы тучи, нависшие над горизонтом.
В своей ответной речи я подробно остановился на вопросе о важности добрососедских отношений между различными странами:
— Внешняя торговля, — говорил я, — подобна весьма нежному растению. Она крепнет и процветает в атмосфере мира и взаимного доброжелательства. Напротив, она хиреет и сокращается в атмосфере вражды и подозрительности. Нынешняя мировая ситуация с этой точки зрения не является (особенно обнадеживающей. Печальные результаты конференции по разоружению[55], расцвет крайнего национализма — политического и экономического — во многих странах, скрытые и открытие конфликты, иногда принимающие форму военных операций в различных концах земли, видимая беспомощность государственных людей, экономистов и хозяйственников перед лицом все возрастающих трудностей мировой ситуации — все это создает крайне неблагоприятные условия для международной торговли… Ввиду сказанного вдвойне важно сохранять те элементы стабильности и доброжелательности, которые еще существуют и могут быть усилены. Одним из основных элементов этого рода является взаимопонимание и нормальные отношения между Советским Союзом и Великобританией.
Затем я перешел к тем специфическим трудностям, которые возникли в советско-английских отношениях после московских арестов.
— В самом ближайшем будущем, — продолжал я, — это дело будет рассматриваться открытым судом в Москве. Тогда станут ясны все относящиеся сюда факты, и каждый сможет составить себе о них собственное мнение. Сейчас по этому поводу я хочу сказать лишь одно: все мы должны сохранять хладнокровие и не давать увлечь себя диким эмоциям момента. Мы не должны пре увеличивать значение нынешних трудностей. Временные осложнения часто возникают в отношениях между отдельными нациями, но это не исключает их последующего примирения. Никогда нельзя забывать, что отношения между различными странами базируются на некоторых основных экономических и политических моментах, которые не меняются в зависимости от сравнительно мелких инцидентов преходящего характера. Стало быть, мы все должны хорошо понимать, что временные затруднения есть временные затруднения. Они приходят и уходят. Их следует оценивать в надлежащей перспективе. Те затруднения, которые имеются сейчас в отношениях между СССР и Англией, минуют, и обе страны еще будут работать, должны работать совместно в интересах экономического и политического сближения между ними, в интересах развития советско-английской торговли, в интересах укрепления международного мира.
На обеде присутствовало человек 300. Среди них были люди различных политических настроений, но все они в основном были заинтересованы в добрых отношениях с СССР. Аудитория, таким образом, была как будто бы наиболее благоприятная для нас. И все-таки во время своей речи я ясно чувствовал, что далеко не все мои слушатели согласны со мной. Моментами раздавался ропот. За некоторыми столами явно сидели недруги. Сэр Альфред Герберт то краснел, то бледнел, стараясь поддерживать в зале надлежащий порядок.
К началу апреля для британского правительства стало совершенно ясно, что добиться безоговорочного освобождения арестованных англичан не удастся и что в недалеком будущем в Москве над ними состоится суд. Перед Болдуином, Саймоном и К° невольно вставал вопрос: что же дальше делать? Об этом в то время много думали и говорили в политических кругах Лондона, особенно среди консерваторов. Имелись три главных течения.
Одни считали, что британское правительство с самого начала взяло неправильную линию. Каждое государство суверенно, аргументировали они, и всякий иностранец, попадающий на территорию такого государства, тем самым берет на себя обязательства подчиняться его законам. Это основное положение международного права. Стало быть, и в данном случае британскому правительству следовало руководствоваться общим положением. На этой точке зрения стояли лейбористы, большинство либералов и та часть промышленников-консерваторов, которая была заинтересована в торговле с СССР.
Другие, напротив, считали, что советское государство нельзя рассматривать как нормальное, законно существующее государство. Ослепленные классовой ненавистью к стране социализма, они доказывали, что СССР является ненормальным явлением в истории человечества и обязан своим появлением временному умопомрачению русский нации, которым ловко воспользовалась группа жестоких и безответственных авантюристов. В отношении к такому государству не приложимы никакие нормы международного права. С таким государством надо покончить возможно скорее, не проявляя особой щепетильности в средствах. И поскольку в настоящий момент оно находится накануне катастрофы, надо нанести ему последний, решающий удар. Этой точки зрения придерживалось большинство консервативной партии (особенно твердолобые) и большая часть Сити, т. е. банкиры и те промышленники, которые были мало заинтересованы в торговле с СССР.
