…Робингуд склоняется над поверженным косматым монстром; отдернув сплошь обшитый лоскутами капюшон с матерчатой маской, он пару секунд разглядывает лицо врага.

— Эх, Саид, — с укоризненою качает головой атаман, — я ведь тебе еще эвона когда говорил: "Никогда в жизни не стать тебе Главным Черпалой : горяч ты больно"…

Из интереса подбирает осмотреть оружие убитого. Ну да, конечно: всё та же самая винтовка Драгунова — «устарелая, но надежная» …

Панорама Мекки в прямой телетрансляции: запруженные народом улицы и площади. Диктор с гордостью сообщает, что в этом году число правоверных, встречающих начало священного месяца Рамадан в окрестностях главной святыни исламского мира — мечети аль-Масджид аль-Хаам с Каабой — достигло 470 тысяч.

Над волнами барханов не так, чтоб быстро, но как-то по акульи неумолимо скользит крылатая ракета.

Бог ты мой, как же они это дело проспали? Ну, ракетчики понятно — у них локатор был включен на сопровождение, но Робингуд-то?.. Понятно, что снайперская дуэль требует известной сосредоточенности и отрешенности, но не до такой же степени! Или — как раз до такой?.. Впрочем, чего теперь говорить…

…Черный вертолет выскакивает из-за барханной гряды, как зомби из платяного шкафа в низкопробном ужастике: скрытно подкрался на сверхмалой. Это российский Ка-50, знаменитая (или, если угодно, пресловутая) «Черная акула», позиционируемая как «лучший в мире боевой вертолет». Вообще-то сравнивать тот же «Апач», весьма успешно повоевавший во всех войнах последних двух десятилетий, и существующую в полудюжине экземпляров штучной ручной отладки «Черную акулу», единственной боевой операцией которой за означенные десятилетия было участие в съемках пропагандистского кинобоевика про себя, любимую, — занятие достаточно дурацкое, так что эпитет «лучший в мире» следовало бы списать на пиар… Однако для такой задачи, как уничтожение беззащитной, оставшейся вовсе без прикрытия, ракетной установки вовсе не обязателен именно «лучший в мире» боевой вертолет.

О, черт! Чтобы одна случайность испортила всё дело! Чтобы из-за одной случайности сорвалось! А, будь оно проклято!

«Черная акула» зависает на миг над краем котловины, как раз примерно между Робингудом и совсем уже изготовившимся к залпу ЗРК. Поздно бежать к «Сосне», поздно искать «Иглу» (если они вообще остались); и тогда атаман, вновь повинуясь какому-то странному движению души, просто-напросто вскидывает Саидову снайперскую винтовку и принимается всаживать пулю за пулей в фиброгласовый фонарь вертолетной кабины — раз, другой, третий…

Вообще-то по боевому вертолету ровно с тем же успехом можно стрелять и из рогатки. Это ведь только простые иракские декхане, проникнувшиеся светом идей Саддама Хуссейна, способны сбивать из легкого стрелкового оружия бронированные американские вертолеты огневой поддержки; «лучшему стрелку спецназа» такие чудеса не под силу, ибо он, как уже говорено, всего лишь человек… Будь тот вертолет двухместным «Апачем», с раздельными функциями пилота и стрелка, Робингудова эскапада, пожалуй, вообще не возымела бы действия. Но в «Черной акуле» пилот один (что обычно как раз числят за преимущество этой машины), а поскольку он тоже всего лишь человек, то и реагирует на угрозу чисто по-человечески: когда винтовочные пули начинают царапать и крошить справа прозрачный фиброглас кабины, вертолетчик немедля выполняет разворот на месте в направлении источника опасности («Черная акула» умеет это и вправду виртуозно), вжаривает по означенному источнику опасности — не мелочась, НУРСом, — и, только убедясь, что цель поражена, возвращает машину на прежний курс. На этот маневр пилот затрачивает не более трех секунд — но это те самые секунды, за которые над запрокинутыми тубусами С-300 успела вырасти четверка тянущихся ввысь дымно-огненных шнуров: пуск! Так что очередь из автоматической пушки, разнесшая ЗРК в металлические клочья, ничего уже по сути изменить не в силах.

…Вертолет еще раз облетает котловину по кругу; на всякий случай расстреливает с воздуха установку «Сосна» и пару джипов, смотрящихся поцелее. Всё, больше тут делать нечего. Первый в истории боевой вылет «Черной акулы» завершен.

С почином вас, дорогие товарищи!..

В песчаных степях Аравийской земли движется караван; колыхаясь, как в море челнок, верблюд за верблюдом взрывает песок. Каравнщик в светлой накидке-галабие как раз сверяет курс по джи-пи-эсу, когда в небе над близлежащими холмами возникает яркая вспышка, рассыпающаяся затем неким подобием огненного дождя; через несколько секунд докатывается раскат мощного взрыва. Караванщик немедля лезет в пестрый, ковром покрытый вьюк и извлекает сотовый телефон:

— Зульфия? Я у колодца Мусайбих. Слушай меня внимательно! Только что Аллах явил мне небесное знамение, огненное облако… А может и не Аллах, может, опять террористы самолет грохнули. Так что ты включи-ка телевизор, чего там Си-Эн-Эн покажет… Да, Мусайбих — точные координаты я сейчас по джи-пи-эсу проверю… Ну да, «Аль-Джазиру» тоже погляди. А Исмаил пусть в интернет заглянет, на новостные ленты… Зульфия, когда отец велит сыну: «Загляни в интернет», что должен делать сын?.. Вот! — умница… Да, к вечеру буду дома, как и собирался… Да, плов… непременно. Назначаю тебя сегодня любимой женой, о моя благоуханная роза хорасанских садов!.. Ну вот — «нетрудно числиться любимой, будучи единственной…» О, Зульфия, ты опять за свое! — ну зачем нам еще одна жена? Разве нам плохо вдвоем?.. Да, да, конечно, я знаю — верблюды, джипы, акции IBM на Гонконгской бирже, и всё на тебе, а ты уже не девочка… Послушай, это не телефонный разговор… ало… у меня батарейка садится!.. ало!

Отключает мобилу.

— Вот ведь умеют попортить настроение, на ровном месте! А если таких и вправду иметь четыре штуки — это же жуть во мраке…

Ракетчика Николая отбросило взрывом от обломков ЗРК; он истекает кровью, без особого успеха пытаясь перетянуть развороченные осколками плечо и бок. «Ночь простояли, день продержались — а хрена ли проку…» — бормочет он, стараясь отползти от растекающейся из-под обломков лужи какой-то зловещей технической жижи.

Панорама в глазах раненого дрожит и расплывается радужными пятнами, в ушах его бьется прибойными валами пульсирующий гул. Некоторое время он пытается сконцентрироваться на паре жуков-скарабеев, что буквально в паре метров от его лица сноровисто и деловито, по раз и навсегда заведенному природой порядку, катят свой шар из навоза к месту грядущего пиршества. Скарабей священный — тоже, ведь, блин, древнее и неприкосновенное животное… И что этой сладкой парочке за дело до всего той бучи, что приключилась давеча в здешней пустынной котловине — лишь бы не затоптали по ходу дела их любимую навозную кучку, источник жиров, белков и углеводов… Очень разумный и правильный подход.

Радужные пятна и гул…

Гул и радужные пятна…

Это вертолетные винты. Много вертолетов… несколько.

— Красная Армия скачет на помощь, не иначе, — бормочет раненый. — Красная Армия под зеленым знаменем… Умора.

На лицо Ванюши падает тень. «Лучший рукопашник спецназа» — в прошлом, совсем-совсем в прошлом — мучительно приоткрывает глаза:

— Гюльчетай… собака… эм-эс-кей… ру?.. через «йот»?..

Красавица-айкидоистка — в бронежилете и с автоматом — медленно опускается на песок, совершенно неуставным образом прижавшись щекой к недвижимому великану: «Жив!! Господи, жив!..» Потом разом вскакивает и кричит куда-то вдаль, срывая голос: