Едва лишь полковник Манаткин с генералом Баблищевым возвращаются в генеральский кабинет — обкашлять без помех последствия и перспективы странной сделки, что они провернули, — как дверь с той золотой табличкой распахивается, едва не слетев с петель, и на пороге возникают трое мордоворотов в масках и с автоматами, предводительствуемые бледным молодым человеком в узких черных очках а-ля «Матрица» и нашим недавним знакомцем, резидентом Тараращенко — совершенно, надо заметить, протрезвевшим и вполне дее— и бое-способным. Кратко отрекомендовавшись: «ФСБ! Управление по борьбе с терроризмом», очкастый, не разбазаривая даром времени, переходит к делу:

— Где Робингуд?! И не крути мне вола, Манаткин — пристрелю на месте, сучий потрох!

— Робингуд? Это Радкевич, что ль? Он же слинял отсюда — по телевизору показывали!

Очкастый бьет без замаха, коротким апперкотом — и рожденный хватом полковник долетает аж до противоположной стенки, обвалив попутно спиною стеллаж с сувенирами и подарочными изданиями. С хрустом пройдясь по рассыпавшимся генеральским фенечкам, чекист склоняется над поверженным коррупционером и извлекает пистолет; в гулкой, колодезной тишине разносится щелчок спущенного предохранителя.

— Послушай меня, Манаткин — внимательно послушай. В этом сентябре чечены сбили над Ханкалой Ми-8 с комиссией Генштаба — восемь полковников и три генерала, в том числе зам начальника оперативного отдела Генштаба. А ту «Иглу» продал гелаевцам ты — чисто конкретно. Через Арсанова, Кравцова и «Империал — Ультима-Туле», за сорок штук баксов в лихтенштейнском банке «Адам Захер». На тебе — куча трупов, и я сейчас пристрелю тебя — на раз, вот тебе как Бог свят! Ну?..

— Хрен гну! — сплевывает кровь полковник; чувствуется, что он не трус, и к наездам (а в том, что это именно наезд, сомневаться не приходится) всегда готов . — Даже если б ту «Иглу» и в самом деле толканул чеченам я — а я это отрицаю, категорически! — довесить мне еще и те трупы, даже на уровне соучастия, у вас хрен выйдет. В юридических терминах, товарищ чекист — кстати, вы не представились! — это называется «объективное вменение», такие штучки проходили только в сталинские времена…

— Точно, это было «объективное вменение», — нехорошо улыбается очкастый, приставляя пистолет к голове полковника. — А сейчас будет — «неосторожное обращение с огнестрельным оружием». На глазах у четверых свидетелей, — кивает он в сторону безмолвных мордоворотов из группы захвата и сочувственно-индифферентного Тараращенко. — Считаю до ста: девяносто восемь, девяносто девять!..

Чекист внезапным движением снимает очки , и тут во взгляде Манаткина появляется вдруг непритворный ужас. Безошибочное чутье подсказало рожденному хватом : что-то, похоже, ворохнулось в высоких сферах, и кто-то зачем-то спустил с поводка очкастого контр-коррупционера, просто-напросто позволив сделать то, о чем тот и сам мечтает … «Не-е-ет!!» — отчаянно дергается полковник, но — поздно: звучит выстрел, и по прошествии пары секунд непривычного к виду крови и могзов на стенке паркетного генерала Баблищева выташнивает прямо на тот самый паркет и на собственные колени, на форменные портки с лампасами…

— А щас будет еще одно «неосторожное обращение с огнестрельным оружием», на «бис»… — объявляет чекакиллер , которому уже по фигу мороз , и направляет пистолет в лоб генерала. — Или — во, придумал! — это будет ссора Кота Базилио и Лисы Алисы на почве распила отката. Перестреляли друг дружку, понимаешь…

— Не-е-ет! Не на-а-адо!! Я готов сотрудничать со следствием! Всё, что скажите…

— Робингуд!..

— Да! Он был тут! Дела он вел с покойником… в смысле — с полковником, но я слыхал, будто…

(Нота Бени: Нет, полковника, конечно не жалко ни капельки — в точности как того Фердинанда; и свои мозги на стенке он заслужил — без вопроса. Вот только — почему об общеизвестных, в общем-то, подвигах подобных персон российская власть вспоминает как-то крайне избирательно, к случаю, и причем исключительно по поводам, не имеющим отношения к… Всё — умолкаю! и впредь буду — очень молчаливым привидением…)

Штаб Заговора.

Григорий: …Итак, в их распоряжении оказался зенитно-ракетный комплекс С-300. Он развернут сейчас в урочище Каламат-Шутфа — это как раз на границе между Эмиратами и Аравией…

Сайрус: На границе?

Григорий: Ну, какая там граница… условная линия на карте. Но это — нейтральная зона, и послать туда войска не может ни король, ни эмир…

Сайрус: Я не о том! И не надо обкладывать меня ватой, Грегори! С той позиции… они — достают ?..

Григорий (неохотно): Ну, если говорить о дальности — да. На пределе, но достают.

Сайрус: То есть они могут перехватить ваш хваленый «Гранит»?

Григорий: Ты от меня чего ждешь — утешений или правды?! Никто и никогда еще не пробовал сбивать «Гранит» из С-300 !! Но С-300 — лучший в мире многоцелевой зенитный комплекс, а операторы, сидящие сейчас за его пультами (мы уже подняли их досье), могут творить чудеса — настоящие чудеса, без дураков… Во всяком случае — я не могу положить голову на рельсы, что они НЕ СУМЕЮТ этого сделать… Думаю, Сайрус, самое время подключаться вам.

Сайрус: Что такое, Грегори?

Григорий: Идея вот в чем. С той позиции у Каламат-Шутфы ракеты С-300 перекрывают, да и то на самом пределе дальности, лишь срединную треть траектории «Гранита» — Сокотра-Мекка. Отдайте приказ на «Крестоносец»: пускай немедленно подымают якорь и идут на всех парах обратно на запад, к Баб-эль-Мандебскому проливу. Утром они приблизятся к траверзу Адена — вот оттуда, ровно с юга, пусть и стреляют; мы уже прикинули — траектория «Аден-Мекка» от Каламат-Шутфы достаточно удалена, и недоставаема ни при каких раскладах… Надеюсь, вашим компьютерщикам на «Крестоносце» хватит времени до утра, чтоб перепрограммировать навигационную систему «Гранита»?

Сайрус: Не в навигационной системе дело… Боюсь, ваш замечательный план, Грегори, невыполним: в силу ряда обстоятельств «Крестоносец» не может покинуть якорную стоянку у Сокотры…

Григорий (резко): Что такое? Кончайте финтить, Сайрус — что там творится в вашей епархии? И почему мы узнаем о проблемах такого уровня только постфактум?

Сайрус (неохотно): Потому, что это мои проблемы, а не ваши. К тому же они уже решены — пуск будет произведен ровно в назначенный срок, минута в минуту. Но — от Сокотры. Сменить район пуска уже невозможно — примите это как факт. Сорри.

Григорий: Мать-перемать!.. А ты мог бы дать команду — стрелять немедля, прямо сейчас?

Сайрус: Могу — но хрена ли в том проку? Если они уже развернули комплекс, это ничего не меняет…

Саид (включаясь): Джентльмены, вы Ищите проблемы там, где их нет. Мы — хвала Аллаху — наконец-то знаем точно, где находится Робингуд со своими людьми: в Каламат-Шутфе. Деться им оттуда некуда. К утру в том урочище не останется живых — ни единого человека. Я проведу эту зачистку сам, лично…

Григорий: Саид, не лезь в бутылку! Они ждут этой атаки и готовы к ней…

Саид: Григорий, ты, похоже, всё еще не въехал, что мы с вами сейчас играем в очень разные игры. Для вас с Сайрусом в этой истории — «Nothig personal», а для меня — всё как раз очень даже личное. Нас с Робингудом связывают… скажем так — кое-какие общие воспоминания. Верно говорят: «Месть — это напиток, который следует пить охлажденным»; моя — отстаивалась двадцать лет, так что напиток вышел вполне коллекционных достоинств.

И мне очень смешно, когда я слышу о нем: «Лучший стрелок спецназа, лучший стрелок спецназа!..» Да, верно: он был таким — двадцать лет назад! А с той поры много чего поменялось в этом мире, и есть куча снайперов — ну, никак не хуже… Так что нынче ночью я продырявлю ему башку — сам, лично! — а поутру пришлю ее вам, в коробке из-под торта . Чтоб раз и навсегда внести ясность — кто какой стрелок!