— А омлет — это как раз недолго, согласен? — сказала Олли и бросилась к плите. Она зажарила гигантский омлет. Макс уплетал за обе щеки, торопливо жуя и глотая. А Олли хвастливо показывала ему своего мальчика.
— Что-то он бледненький, — сказал Макс. — А ты как считаешь? Кожа белая, волосы белые… Цвета не хватает!
— Да, мы с ним уже загорали на печной дверце, — огорченно сказала Олли, — и я переворачивала его то на живот, то на спину, но он совершенно не загорел!
— Волнуюсь я за тебя, — вздохнул Макс. — Нельзя оставаться в лесу совсем одной, с малышом, особенно на зиму! Не знаю, что и делать: Хильда не выносит детского крика.
— Я тут останусь, — ответила Олли. — Представь себе, вдруг придет Ромуальд — а меня нет?
Макс заторопился. Она снова перевела его на тот берег. Он еле-еле пожал ей руку на прощание и побрел восвояси. Она грустно провожала его взглядом. Бедный Макс.
Но вскоре произошло еще кое-что интересное: опять раздался голос с того берега, и Олли увидела почтальона из Чихенау, который делал ей знаки. Она взяла Олла на руки, сбегала на тот берег и получила яркую почтовую открытку с пальмами. Из Рио-де-Жанейро! Ее написала Салка:
У нас все дела хорошо. Рулада вчера свалилась с каната, но под ней стоял папа и поймал в бороду. Я выучила четыре языка. Бабушка Лисбет нашла вчера зонтик, совсем новенький. А сегодня у всех понос, даже у львов. У Арлоль уже выпали все молочные зубы. Не грусти, полмира объехали, осталась всего половина. Обнимаю тебя — это я — Салка и все остальные Грабшики, а папа больше всех, потому что он уже воет без тебя.
— Олл! — радостно закричала Олли и помахала у него перед носом пальмами на закате. — Они прислали открытку! У них все хорошо. Осталась вторая половина мира, а потом вернутся домой!
Но мальчика не интересовали ни цветная открытка, ни заокеанские новости. Он как зачарованный смотрел на почтальона в голубой фуражке и форменной куртке, удалявшегося на велосипеде в лес.
Олли потихоньку начинала волноваться за сына. Кем он станет? Отец его был разбойником, дед и прадед — тоже, наверняка и его прапрадед занимался разбоем. Но есть ли такой талант у Олла? Конечно, эта профессия не из благородных и легко приводит в тюрьму. Но если бы Ромуальд не уехал, он непременно захотел бы воспитать сына хорошим разбойником. Значит, она не могла взять и наплевать на желание Ромуальда. Ведь он — отец. И она решила как минимум проверить, понравится ли Оллу разбойничать.
В базарный день она пошла с сыном на рынок в Чихау-Озерный, остановилась недалеко от прилавка с бананами и шепнула Оллу:
— Стащи банан и тут же беги на соседнюю улицу!
Олл слушал ее вполуха, потому что в это время по улице проходил почтальон — и мальчик тут же унесся: за почтальоном, а не за бананом. Олли еле угналась за ним и схватила за руку.
— Ты хотел отобрать у него сумку с письмами? — с надеждой спросила она.
Но сын покачал головой:
— Мама, я хочу быть почтальоном.
Оллу было четыре с половиной года, когда однажды лунной осенней ночью Олли проснулась от подозрительного звука: что-то царапало по стеклу. Они с Оллом спали не на сенном чердаке, а в маленькой комнатке, с открытым окном. И похоже, кто-то пытался осторожно влезть к ним в окно! У Олли от ужаса зашевелились волосы. Это же разбойник! Огромного роста, широкоплечий, настоящий шкаф… Мощные руки на подоконнике… Косматая голова и гладкий, решительный подбородок. А у нее в комнатке даже пистолета нет! Нет даже никакой палки!
Вот незнакомец перекинул ногу через подоконник. Олли вскочила с кучи сена, прижала к себе Олла и завизжала что есть мочи:
— Идите отсюда, хулиган! Сейчас мужа разбужу — разбойника Грабша! Он из тебя котлету сделает!
Незнакомый разбойник испугался, замер и раскатисто пукнул. Олли удивленно прислушалась, потом выпустила из рук Олла и бросилась обнимать незваного гостя.
— Ромуальд, ландыш мой лунный! — радовалась она, повиснув у мужа на шее.
— Ты узнала меня по голосу, зайчик мой солнечный? — умиленно прошептал он, ручищами шаря по комнате и обнаруживая вдруг на сене еще одно существо. Кого-то крошечного.
— Это наш сын Олл, — гордо сообщила Олли. — И он родился здесь, в специальной маленькой комнатке!
Тут уж разбойник Грабш пришел в полный восторг. Он перекинул вторую ногу через подоконник и, подхватив Олли одной рукой, а Олла — другой, бешено заскакал с ними по комнатке, так что стены заходили ходуном, а потом треснули и развалились. Не было больше в доме маленькой комнатки, зато гостиная раздвинулась на весь первый этаж. Олли зажарила десяток яиц, а Грабш рассказывал про дальние страны. Оказывается, «Цирк семейства Грабш» прославился на полмира, заработал кучу денег, и это только начало. Девять девочек Грабш выросли во-о-от такие большие и красивые, рыженькие и брюнетки — одна другой краше. Бабушка Лисбет заправляет всем хозяйством, а вот бабуля Олди потихоньку сдает, устает и ждет не дождется, когда они поедут домой. Хотя до дома им еще далеко. А борода-то? Бороду пришлось сбрить, потому что она щекотала Дзампано во время смертельного номера «Голова дрессировщика в пасти у льва». Как-то раз из-за этой щекотки Дзампано чуть было не откусил ему голову!
— Бабушки дали мне коротенький отпуск, — объяснил Грабш, отправляя в рот большие куски гигантской яичницы. — Потому что, елочка моя пушистая, бабочка медовая, светлячок кудрявенький, я так скучал по тебе, что у меня поднялась температура. Завтра утром мне надо возвращаться, они ждут меня в Монтевидео. Только на этот раз…
На этот раз — да! Сомнений как не бывало. Конечно, вместе с Олли! На следующий день вечером ветряк уже не крутился, калитка в загоне стояла настежь и в огороде проклюнулись первые сорняки. Лес так и кишел морскими свинками, а на верхушку высокой ели взлетел петух и закукарекал.
Цирк семейства Грабш выступает в Чихенау, или Великолепное возвращение бабули Олди
Когда Грабши наконец вернулись, Оллу исполнилось десять лет. А куда было им торопиться? Ведь Олли была теперь с ними, и вся семья в сборе.
За это время цирк Грабшей так прославился, что все города мира наперебой зазывали его выступать. О нем писали, его показывали по телевизору.
Жители Чихенау думали-думали и решили простить Грабшу его разбойные вылазки, сделать его почетным гражданином Чихенбургской округи и пригласить на чествование — и Ромуальда, и большое прославленное семейство.
— Наконец-то сообразили, с кем они имеют дело! — басовито высказалась бабуля Олди, читая приглашение от бургомистра Чихенау, украшенное золотым вензелем. — Поехали домой, Ромуальдик. Я хорошо и долго пожила. Хочется с удовольствием помереть дома.
Остальным тоже захотелось домой — хоть ненадолго. Особенно скучала по дому Олли. Давно пора навести порядок в саду, устроить большую уборку в доме!
Поэтому в один прекрасный день их караван — в котором было теперь аж четыре слона — прибыл в Чихенау, и на площади поставили шатер. Жители только диву давались: без бороды Грабш выглядел так непохоже на себя и так похоже на них. Всю Чихенбургскую округу украсили флагами, выступил хор «Гармония», а бургомистр лично встретил Грабша и компанию и торжественно объявил, что отныне в Чихенау появился проспект Грабша. Капитан Штольценбрук явился в парадной форме. Он подарил Грабшу новую, с иголочки, пару сапог сорок девятого размера и обнялся с разбойником, горячо уверяя, что всегда считал его скорее товарищем, чем врагом. Поцеловал руки всем дамам. Олли даже расцеловал в обе щеки.
— Ну а ты, сынок, — обратился он к Оллу, который совершенно не вписывался в компанию Грабшей, такой он был бледный, курносый и близорукий, — кем хочешь стать? Айда в полицейские!
— Я буду почтальоном, — ответил Олл.
Народ съехался в цирк со всей округи, приходили семьи с младенцами и с прабабушками. И Грабши выдали самое грандиозное представление в своей жизни. Они показали все номера, какие умели.