— Да не нужна мне чертова шуба! — закричала на него Олли. — Я-то надеялась, что ты перестанешь разбойничать! Я же тебя почти отучила, и вот тебе на!

Грабш уставился на нее, совершенно сбитый с толку.

— Ничего не понимаю, — сказал он. — А я хотел тебе сделать приятное…

Тогда ей стало жалко разбойника. Он ведь хотел как лучше. И она надела шубку. Олли была такая маленькая, что шуба оказалась до пят.

— Ландыш мой лохматый, — прошептала она, — большое спасибо!

Тут он просиял, обнял ее и осторожно погладил по голове.

— Кстати, если я перестану разбойничать, мы просто умрем с голоду, — сказал он. — Забыла, что ли?

Правда, об этом она и думать забыла.

И они закопались в постель из сена. Но когда Грабш захрапел, Олли сняла шубу, сунула ее поглубже в сено, влезла на один из двенадцати стульев и задумалась.

Она размышляла: «Как нам жить, чтобы не разбойничать, но и не голодать? Что, если Грабшу устроиться на работу? Но на какую?»

Ей пришло в голову, как хорошо он умеет обращаться с топором. Когда он рубил дрова, полешки так и отлетали в разные стороны. Может быть, он стал бы работать дровосеком в Чихенау за десять или двенадцать марок в час? Хватало бы на все, что им нужно. Нет, грустно подумала она и покачала головой. Ничего из этого не выйдет. Стоит ему показаться в Чихенау, как его сразу схватит полиция. Она снова задумалась. Теперь ей пришла на ум работа в цирке. Грабш мог бы работать там силачом, тягать гири, а она — смешить публику. Бродячий цирк все время переезжает, и нужно будет просто пересидеть в фургоне дорогу по Чихенбургской округе. Но и эта мысль оказалась неподходящей. Разве Грабш уедет из Воронова леса? Без этого леса он будет страшно скучать, подумала Олли. «В нем ему и жить!»

Неужели нельзя оставаться в лесу и не разбойничать? Она вздохнула, сварила себе кофе, а потом взяла лопату и занялась клумбой у пещеры. Перед носом у нее запорхала бабочка, потом отлетела подальше и села на ползучую ветку ежевики, полную спелых ягод. Олли захотелось попробовать их, она бросила копать и стала собирать ежевику. И спелая ежевика навела ее на грандиозную мысль: а что, если жить за счет леса? Ведь лес — это не только дрова и зайцы, это еще ягоды, орехи, грибы, душистые травы и дикий мед. Конечно, им придется жить поскромнее. Но это ее не пугало. И она немедленно побежала в пещеру и подергала разбойника за бороду.

— Пора вставать, — сообщила она. — Клумба подождет. Мы идем за ежевикой.

Грабш так удивился, что не успел ничего проворчать и отправился вместе с Олли. Он собирал ягоды в большое ведро для мытья полов, а она — в суповой котел. Они начали прямо у пещеры и постепенно удалялись в сторону водопада. Она собирала гораздо быстрее, ведь это была ее привычная работа. А ему приходилось нелегко: толстыми пальчищами он давил большую часть ягод, и ужасно мешалась борода. Она все время застревала в колючих зарослях, да так крепко, что Олли приходилось бежать домой за ножницами, чтобы освободить мужа. В третий раз вырезав кусочек бороды, застрявший в колючках, Олли аккуратно разделила бороду на две пряди, закинула их Грабшу за спину справа и слева и подвязала на затылке. Теперь борода не мешала, и можно было собирать в свое удовольствие. Но когда она набрала полный котел, у Грабша было только полведра ежевики, так что Олли помогла ему, и скоро они вместе набрали полное. А потом она отвязала бороду.

— Брр, какая липкая, — сказала она. — И сам ты весь фиолетовый, от носа и до колен.

— Дело поправимое, — буркнул разбойник и шагнул под водопад, так что брызги от него полетели во все стороны.

— Ты же забыл раздеться! — вскрикнула Олли.

— Зато разделаюсь со всем сразу, — довольно ответил он, — так гораздо удобнее. Давай-ка и ты становись!

Он протянул руку, схватил Олли за шиворот и тоже подставил под струю. Визгу было! Но вскоре он превратился в смех, тоненький и басовитый — на два голоса. Грабш подбрасывал Олли и ловил, а сверху ему за пояс стекал водопад и вытекал из штанин. Вода в крохотном пруду стала фиолетовой. А еще больше она потемнела, когда Грабш принялся оттирать рот и колени песком. Мокрые до нитки, зато чистые, они возвращались в пещеру. Он нес ведро и котел, а она, довольная, семенила за ним.

— Теперь варенья наварим! — говорила она. — На всю зиму. Ромуальд, сегодня ночью надо еще награбить банок с крышками и сахару — чем больше, тем лучше.

— У тебя семь пятниц на неделе, — проворчал разбойник. — Вчера сердилась, что я притащил слишком много. А сегодня, видите ли, надо как можно больше.

— Всего один разок, распоследний, — объяснила Олли. — Подумай, как мне еще получить сахар и банки? А нам ведь нужно варенье на зиму.

— Да принесу я тебе варенье с разбоя, сколько угодно, — сказал Грабш.

— А варенья как раз не надо! — замахала руками Олли.

Грабш уставился на нее, качая головой и разинув рот.

— Да уж, — согласилась она, — пока моя идея не работает на все сто. Я думала, мы сумеем жить за счет леса, но нужно же с чего-то начать!

— Главное, не надейся, что я и дальше буду каждый день собирать ежевику, — предупредил Грабш и с грохотом поставил ведро и котел на пол, потому что они с Олли как раз зашли в пещеру. — Наклоняться, рвать по ягодке, кидать по одной — это не для меня. Проще выкорчевать десяток деревьев или украсть Чихендорфскую колокольню.

С этими словами он повалился на сено и захрапел.

Когда наступила ночь, Олли растолкала разбойника.

— Пора на вылазку, — сказала она. — Да-да, прямо сейчас. А то ежевика прокиснет, и все труды насмарку.

Этого Грабш, конечно, тоже не хотел. И, потирая усталую спину, пустился в путь. Вернулся он еще до рассвета, притащив центнер сахара и сотню больших и маленьких банок. Банки он гордо выстроил в ряд на дубовом столе.

— Но ведь это полные банки… — озадаченно протянула Олли.

— Между полными и пустыми банками разницы почти никакой, — сказал Грабш. — Где было взять пустые? Я выгреб из продуктового магазина все, куда можно класть варенье, а что в них сейчас — не важно. Смотри: пустые они будут в два счета.

И он стал уминать содержимое банок и опустошил девять банок маринованного сельдерея, семь — с рольмопсами, пять — с ореховым кремом и одиннадцать — с солеными огурцами.

— Остановись, — уговаривала его Олли, — ты же сейчас лопнешь!

— Ерунда, — промычал Грабш с набитым ртом, — я растягиваюсь и стягиваюсь на свое усмотрение. Я потом неделю могу ничего не есть.

— На сегодня мне банок хватит, возьму еще вчерашние из-под горчицы, — постановила Олли и повязала фартук.

— Наконец-то моя женушка довольна, — выдохнул Грабш, повалился на сено и захрапел.

А под котлом вскоре заплясал огонь. По пещере разнесся запах ежевики, привлекая бесчисленных ос, последних осенних ос, еще не впавших в спячку.

Ближе к обеду Олли растолкала мужа:

— Ромуальд, просыпайся! Мне надо, чтобы ты съел еще пару банок чего-нибудь. А потом опять пойдем за ягодами.

Грабш вскочил, словно его подбросило.

— За ягодами? — сипло повторил он. — Нет. Тут я тебе не помощник. А борода-то? Вспомни, как мы вчера намучились.

— Ну ладно, — согласилась Олли, — давай тогда ты будешь собирать грибы. Для этого надо много ходить, и борода не цепляется.

— Грибы? — изумился Грабш, вылизывая десятую банку смальца со шкварками, — разве их едят?

— Грибы можно так приготовить — пальчики оближешь, — заверила Олли. — Бабушка Лисбет в Чихау-Озерном, когда я приходила в гости, всегда жарила мне грибы. А мы насобираем и насушим столько грибов, что хватит до следующей осени. Еще наберем орехов, а еще…