Грабш вздохнул так, что сено взметнулось вихрем. Опять старые споры! Похоже, мне самому нужна огромная грудь, — подумал он, из которой я мог бы в любое время кормить детей и Олли молоком и медом, чтобы они не голодали. И самого себя тоже. Тогда Олли не канючила бы все время…

Но не было у него такой груди. Украсть ее тоже невозможно. Он посмотрел, как Олли пеленает детей в куче сена. Какие красивые дочки! А его жена Олли — лучшая в мире! Как ему повезло с ней: маленькая, да удаленькая! Не мог же он уморить голодом такую жену и таких детей. Но за окном уже плясали первые снежинки. Скоро наступит настоящая зима. Припасов в погребе не осталось. И Макс и Антон, помогавшие строить дом, оба отличались отменным аппетитом, почти догоняя в еде самого Грабша.

— Дай-ка пройти, — сказала Олли, — нам с детьми надо в кухню.

Разбойник мигом скатился вниз, и Олли посадила Салку на шест.

Салке не было еще и года, она пока не умела ходить. Но лазить по шесту уже научилась. Обхватив шест ручонками, она сползла вслед за папой. А за ней скатилась Олли, осторожно подогнув ноги, чтобы не задавить Лисбет в кармане фартука.

Грабш отклеил Салку с шеста, как улитку от салатного листа, и посадил на пол. Каждый раз это кончалось жутким ревом, потому что Салка очень любила кататься по шесту. Иногда, если Олли еще была на чердаке, Грабш подкидывал ей Салку через круглый люк, и Олли снова сажала ее на шест кататься. И так по много раз. Олли и Грабш при этом хохотали до слез.

Но сегодня Грабшу было не до того. Он печально помылся под водопадом в подвале, а потом пошлепал одеваться. Подмигнув наглой роже и поросячьей заднице над входом, он огляделся. Вот сад и огород, ухоженные и прополотые. Но сажать новые овощи раньше весны не получится. Напротив, в старой доброй пещере разбойника, уже замерзли первые сосульки. Он задумчиво осмотрел болото и верхушки деревьев. И шагнул в дом, лелея в разбойничьем сердце небольшую надежду.

— Олли, ты так вкусно готовишь, — сказал он. — А ты не умеешь готовить салат из камышей и осоки? Или шишки жарить? Зубы-то у нас крепкие…

— Ну уж нет, мы не кабаны и не белки, — сердито перебила его Олли. — Раскинь мозгами, может, что получше в голову придет!

— Тогда мне надо прилечь, — сказал Грабш и снова закопался в кучу сена. Скоро оттуда послышался храп. Тут Олли в ярости вскарабкалась наверх, встала коленями мужу на грудь и, дергая его за бороду, заголосила:

— Если не раздобудешь еды, я забираю детей и опять ухожу к бабушке Лисбет!

Он проснулся мгновенно. Скатился по шесту с такой скоростью, что чуть не ободрал кожу на бедрах, сунул ноги в башмаки и бросился прочь из дома.

— Так-то лучше, — довольно сказала Олли. Но, посмотрев в щелку под крышей и увидев, как он бежит со всех ног, она испуганно вскрикнула:

— Ты забыл одеться!

А увидев, что он понесся в сторону Чихенау, что есть мочи заорала ему вслед:

— И не вздумай разбойничать!

Вечером, когда совсем стемнело, в дверь к Максу постучали. Точнее сказать, в дверь заколошматили так, что весь дом задрожал.

Пожарный Макс только что вернулся с пожара и сидел в ванне, отмываясь от сажи и копоти. Вода у него в ванне уже почернела, как чернила.

«О-хо-хо, опять где-то горит!» — подумал он, выскочил из горячей ванны, от которой шел пар, и в чем мать родила побежал открывать. Но в дверях стоял не пожарный, а разбойник Грабш — и тоже в чем мать родила. Только на ногах башмаки. От холода он уже стал фиолетово-синим.

— Ах, это ты, дорогой мой друг и спаситель! — обрадовался Макс и завел его в дом.

Грабш не отвечал. Челюсти у него примерзли друг к другу. Но, стоило ему увидеть горячую ванну, он тут же ожил, скинул башмаки и сиганул в чернильную воду, так что волна плеснула через край.

— Ты с ума сошел? — испугался Макс. — Почернеешь!

Грабш поджал ноги и лег на дно ванны, ушел под воду с головой, не показываясь, пока не оттаяло все, что онемело на морозе, а потом вынырнул черный, как негр, и промычал:

— Лучше грязно, чем холодно!

Макс покачал головой, вытерся и оделся. Потом сварил огромную кастрюлю картошки и разбил в сковородку дюжину яиц, переживая, что и этого может не хватить. А во что одеть Грабша? Разбойник уже вылез из ванны, весь в черных разводах, и ходил по квартире, оставляя за собой лужи и ручьи. Макс распахнул гардероб, вывалил из него всю одежду и принес Грабшу на примерку. Тот примерял, одежда трещала по швам, штаны рвались одни за другими. В конце концов он выбрал эластичный спортивный костюм. Правда, тренировочные штаны доходили Грабшу только до колен, а куртка не закрывала живот. Но Грабш, не долго думая, схватил полотенце, обернул им мокрую часть тела между штанами и курткой — и дело с концом.

Макс положил Грабшу в тарелку яичницу и гору картошки, но тот грустно отмахнулся и промокнул глаза бородой.

— Ты не голодный? — опешил Макс. — Тогда дело плохо. Рассказывай! Выкладывай, что случилось, дружище!

Вы не поверите, что произошло дальше: Грабш, этот громадный, лохматый разбойник, заплакал. Слезы лились рекой, так что борода промокла насквозь, а потом и яичницу смыло со стола. Макс тоже растрогался и заплакал. А когда узнал о причине рыданий Грабша, то сразу принес пододеяльник и сложил туда все продукты, какие были у него в кладовке. Более подходящего мешка под рукой не нашлось.

— Спасибо, — всхлипнул Грабш и приобнял Макса, так что косточки затрещали. — За это обещаю еще раз спасти тебе жизнь, с большим удовольствием…

Они вместе вытерли лужи в квартире, а потом Грабш попрощался.

— Погоди, — сказал Макс, — пока ты не ушел, мне надо тебе кое-что показать.

И он повел Грабша в сарай, где гордо показал ему морских свинок, которых он разводил с тех пор, как вернулся из Воронова леса.

— Держи, — сказал он и сунул ему за пазуху черную свинку, — передашь от меня Салке в подарок.

— А Лисбет? — спросил Грабш.

Оказалось, что Макс еще не слыхал про Лисбет.

— Ну ничего себе! — воскликнул он. — Поздравляю! — и он положил ему за пазуху еще одну морскую свинку, беленькую.

В отличном настроении Грабш шагал по лесу домой. Он вернулся ближе к полуночи. Олли кинулась ему навстречу и хотела обнять, но, увидав черные разводы на лице, отпрянула.

— Где ты был? — в ужасе спросила она.

— Принимал горячую ванну с сажей, — ответил он.

Детей еще не отправили на чердак, и они вертелись по всей комнате. Увидев отца, они заверещали от удовольствия.

— Я тут всем принес кое-что, — пробурчал Грабш и шмякнул Олли под ноги набитый пододеяльник.

— Разбойничал? — мрачно спросила Олли.

— Все подарки от Макса, — ответил Грабш.

Тут он достал из-за пазухи черную морскую свинку и передал в объятия Салки. Хоп! — за черной выскочила и белая. Он посадил ее на пол около Лисбет, и свинка принялась весело скакать.

Дети разинули рты от удивления, а Грабш довольно улыбался. Снова было все в порядке. Олли доставала из пододеяльника сокровища Макса: в основном, картошку, морковку и копченую свинину — обнюхивала продукты и радостно ойкала.

— Он передавал тебе горячий привет, — добавил Грабш.

Вдруг он замер и сунул руку за пазуху. Это что еще такое? Опять морская свинка! Пятнистая, черно-белая!

— Дело тут нечисто, — пробормотал он в изумлении, снял куртку через голову, не расстегивая, и вытряхнул из нее четвертую свинку. — Клянусь тебе, Макс подарил всего двух!

— У них вышло то же, что и у нас с тобой, снежинка моя! — сказала Олли и все-таки бросилась Грабшу на шею, покрытую сажей.

Но через три недели идиллия кончилась, будто не бывало: пододеяльник опустел, съедено было все до последней крошки, и у Олли снова не хватало молока. Она в отчаянии варила сенной суп, тушила сено на сковородке и заваривала сенной чай.