Она вздохнула, спрашивая себя, что происходит. Она знала, что это смерть. Но такая непонятная, бессмысленная. Только этот грохот выстрелов. Но ничего не видно. Посмотреть бы, что там во дворе.

Рамон стоял в своем укрытии, плотно прижавшись к стене и глядя во двор, неподвижный. Снизу их продолжали осыпать свинцом. Но он не шевелился. Она не видела его лица, только спину; гордые мощные светло-коричневые плечи, черноволосая голова, чуть наклоненная вперед, патронташ на поясе поверх широких белых штанов. Спокойный, сосредоточенный, безмолвный, как сама тишина. Затем мягко, с дьявольской быстротой меняющий позицию и целящийся.

Он совершенно не замечал ее; вообще забыл о ее существовании. Так, несомненно, и должно было быть. Она сидела неподвижно и ждала. Ждала, ждала, ждала — в этом желтоватом свете вечности, с напряженным спокойствием в душе. Кто-нибудь появится из Сайюлы. Это наконец закончится. Закончится.

В то же время всякий раз, как он стрелял, она вздрагивала и смотрела на него. И слышала его слова: «Человек не может обходиться без вышних сил, так мне кажется». Ах, как отвратителен этот грохот выстрелов!

Внезапно она пронзительно закричала и одним прыжком выскочила из своего убежища. Она увидела черноволосую голову, появившуюся внизу на лестнице.

Она не успела ничего сообразить, как Рамон пролетел мимо нее в прыжке, словно огромная кошка, навстречу человеку, прыгнувшему снизу лестницы. Они схватились в воздухе и покатились по крыше, извиваясь в яростной борьбе, револьвер отлетел в сторону.

Револьвер Рамона валялся в стороне. Но снизу снова прозвучал выстрел, и неожиданно на белой одежде бандита расплылось красное пятно крови.

Вцепившись друг в друга, они продолжали кататься по крыше. Оба были крупные и сильные. А борясь, казались огромными. Рамон стиснул за запястье руку бандита, в которой был револьвер. Бандит с диким черным лицом и жидкими усиками, вращая глазами и оскалившись, так что стали видны красные десны, впился белыми зубами в голую руку Рамона, а свободной рукой пытался выхватить нож.

Кэт не могла поверить, что это черное, дикое лицо с невидящими глазами и оскаленными зубами принадлежит разумному существу. Рамон обхватил его и стискивал все сильней. Револьвер выпал из черной руки бандита, и другой рукой он скреб по бетону крыши, нашаривая его. По его зубам текла кровь. Однако, казалось, есть в нем какое-то слепое сверхсознание, словно он дьявол, не человек.

Он почти дотянулся до револьвера Рамона. Кэт в ужасе подбежала, схватила оружие с горячего бетона и отскочила, а бандит неожиданно сделал мощный рывок, пытаясь вырваться из объятий навалившегося на него Рамона. Кэт подняла револьвер. В жизни она ни к кому не испытывала такой ненависти, как сейчас к этому дьяволу, с которым сражался Рамон. Но выстрелить у нее не хватило духу.

Рамон что-то кричал, глядя на нее. Она не могла понять что. Но обежала борющихся, чтобы можно было выстрелить, не задев Рамона. В этот момент бандит рванулся под Рамоном, поднял его и, изловчившись, выхватил нож из-за пояса Рамона и ударил его.

Кэт закричала! О, как ей хотелось выстрелить! Она видела, как нож взлетает и вонзается сбоку в спину Рамона. В тот же момент на лестнице послышался топот, и еще один черноволосый человек выпрыгнул на крышу из башенки.

Неожиданно для нее самой к ней на секунду вернулось самообладание, она крепче вцепилась в револьвер и выстрелила не глядя. Черная голова неслась на нее. Она в ужасе отпрянула, подняла револьвер, выстрелила еще раз — и промахнулась. Но в тот миг, когда голова пролетела мимо нее, она успела заметить кровь на черных полосах. Человек рухнул на бетон, тело его судорожно дергалось, зад пытался подняться над бетоном, лицо осклабилось в смертельной усмешке.

Переведя взгляд с одной ужасной картины на другую, она увидела Рамона — лицо бледное, как смерть, по руке и спине струится кровь, — который держал бандита за волосы и вонзал нож ему в горло, раз, другой, пока кровь не ударила красным фонтаном; послышался странный звук, словно от сифона с содовой, страшное бульканье, потом тело бандита содрогнулось в последний раз с такой силой, что Рамон упал, потеряв равновесие, и лежал, одной рукой продолжая держать его за волосы, а другой стискивая окровавленный нож, и твердо, пристально и безжалостно глядя в посиневшее искаженное лицо, похожее на свирепую маску.

Потом, не выпуская волос своей жертвы, он настороженно поднял глаза. Увидел, как человек, которого ранила Кэт, медленно поднимается на колени. Черные его волосы были мокры от крови, кровь заливала тусклые, жуткие глаза. Надо было видеть это лицо: высокий, вытянутый череп со слипшимися от крови волосами, струйки крови бегут по узкому, наморщенному лбу и черным бровям в тусклые черные, неподвижные глаза, помутневшие от свирепой ярости, не столько поразительной, сколько необъяснимой, мутной и всепоглощающей ненависти, владеющей его гаснущим сознанием.

Продолговатое, тонкое лицо было бы красиво, если бы не эти остекленевшие свирепые глаза и длинные белые зубы под жидкими усами.

Жизнь последними каплями утекала из него, каплями мутной и смертельной ярости.

Рамон выпустил волосы жертвы, и тело упало, откинув голову с зияющим алым перерезанным горлом. Потом низко пригнулся. Второй бандит сумел подняться на колени и уже сжимал в руке нож. Оба застыли неподвижно.

Тусклые свирепые глаза бандита хитро блеснули. Он начал подниматься, намереваясь вскочить и нанести неожиданный удар ножом.

Но в этот миг Рамон метнул свой нож, алый, как птица кардинал. Он летел алой птицей, и капли крови Рамона летели с ним, попав даже на Кэт, которая, держа револьвер наготове, стояла возле лестницы.

Бандит вновь рухнул на колени и мгновение стоял так, словно молясь; окровавленная рукоятка Рамонова ножа торчала из его живота. Потом он медленно сложился пополам и повалился вперед, ударившись лицом о бетон крыши, и снова его зад торчал вверх.

Рамон по-прежнему стоял пригнувшись, вся его фигура выражала настороженность почти нечеловеческую, в глазах блеск напряженного внимания, как у дикаря. Потом выпрямился, легко и спокойно, подошел по забрызганной кровью крыше к поверженному врагу, подобрал чистый нож, выпавший из руки бандита, поднял его капающий кровью подбородок и вонзил нож ему в горло. Бандит поник, даже не дернувшись.

Затем оглянулся на первого бандита и секунду внимательно смотрел на него. Но в черном ужасном лице не было признаков жизни.

Только теперь Рамон взглянул на Кэт, стоявшую с револьвером в руках возле лестницы. Лицо у него было как у мальчишки, ясное и простодушное, блестящий взгляд первобытно безгрешен. Такими, верно, были мужчины в ужасные древние времена, красивые той странной красотой, что присуща девственной душе.

Он долго смотрел на нее, не узнавая. Наконец, в его глазах мелькнул проблеск узнавания.

— Они оба мертвы? — спросила она с благоговейным страхом.

— Creo que si![129] — ответил он по-испански.

Он оглянулся посмотреть на бандитов еще раз и поднял револьвер, валявшийся на бетоне. Тут он заметил, что его правая рука в крови, еще продолжавшей сочиться. Он отер ее о рубаху мертвого бандита. Белые штаны его тоже были мокры от крови и прилипли к бедрам. Но он не обратил на это внимания.

Он был как первобытный человек, не осознающий себя и еще менее — своей сексуальной привлекательности.

От второго бандита продолжали исходить странные хриплые, булькающие звуки. Первый же лежал в грозной позе, уткнувшись свирепым лицом в лужу чернеющей крови.

— Смотрите за лестницей! — сказал ей Рамон по-испански, его farouche[130] глаза смотрели на нее из доисторических джунглей. И все же из тьмы времен блестела искра осторожного узнавания.

Он подкрался к башенке и незаметно выглянул во двор. Потом, так же пригибаясь, вернулся к ближнему бандиту, подтащил его к парапету и поднял труп так, чтобы голова была видна снизу. Тишина. Тогда он встал и, перегнувшись через парапет, глянул во двор. Никого не видно, не слышно.