— По этой дорожке дальше — спецгруппа, штаб и госпиталь. Может, вас провести, товарищ?

— О, найн! Данке шён! Большой спасибо.

Курт, папа, Отто и Жирмоновы отказались от помощи и пошли к своему столу.

Алесик уже хотел следом за ними податься, как почувствовал, что кто-то легонько тронул его за рукав. Оглянулся — Аля.

— Ты?! — удивился и обрадовался ой.

— Я, — улыбнулась она. — Добрый день! Побежали в лагерь?

— В какой лагерь? — не понял он.

— В партизанский.

— А где он?

— Рядом, за поворотом.

Алесик посмотрел в ту сторону, где отец обнимался и здоровался с пожилыми людьми, минутку помедлил и, наконец, махнул рукою:

— Побежали!

За поворотом дорожки время будто отодвинулось назад, в грозные годы. Перед Алесиком был настоящий лагерь партизан. У сосны стоял стол, сбитый из кольев, рядом колоды — стулья. Над ними небольшой навес.

— Пост дежурного по лагерю, — разъяснила Аля.

— Ты откуда знаешь? — недоверчиво посмотрел на нее Алесик. — Тебя небось тогда и на свете не было.

— Мне дедушка рассказывал. Не думай: дедушка Луста был тут главным, когда этот лагерь заново строили.

— А там что? — Алесик влево махнул.

— Шалаши. Идем посмотрим.

Шалаши огромные, просторные, сделанные из жердей и обложенные сверху еловыми лапками. «Чтобы побольше партизан вместилось и чтобы от дождя спрятаться могли», — догадался Алесик.

В середине шалашей лежало сухое сено. Наверное, от него стоял вокруг приятный стойкий запах. Алесик решительно сделал вперед шаг, другой и — бухнулся на пахучий суходольник.

— А ну вылезай! — рассердилась Аля. — Ишь разлегся, как у себя дома! Это лагерь — памятник, а не парк отдыха! Видишь, как много людей вокруг, а ни один в шалаш отдохнуть не лезет.

Вокруг действительно гуляло немало народу. Люди ходили, переговаривались, рассматривали партизанскую базу. Но никто в шалаши не влезал.

— Я хотел посмотреть, как спалось партизанам.

— Не сердись, Алесик, — подобрела Аля. — Пойдем дальше.

Шалашей было несколько. Все большие, присадистые, с толстым настилом.

— Колодец партизанский, — показала Аля на маленький сруб, что едва поднимался над землей.

Сруб был сложен из белых, аккуратно очесанных бревен.

Заглянул Алесик в середину сруба и близко-близко — рукой достанешь — увидел черную воду.

— Неужели колодец с войны сохранился? — недоверчиво спросил Алесик.

— Упал, обвалился, с войны который. А этот дедушка с бригадой плотников на том же месте восстановил. Во-он те старые бревнышки видишь?

Глянул Алесик и удивился:

— Дрова гнилые?

— Не дрова, а остатки старого партизанского колодца. Откопали их.

— Интересно!.. А там, Аля, что?

— Навес для отдыха и место, где винтовки и пулеметы ставили. Дальше траншеи, окопы…

— Где?!

— Да вон же! Идем ближе, увидишь.

Они влезли в один окоп, потом в другой, третий, затем в узкую изгибистую траншею.

Осмотрели партизанскую кухню, черные огромные котлы, висевшие под открытым небом над остывшей золой. Вдруг Алесик воскликнул:

— Смотри, Аля, настоящий блиндаж!

— Не блиндаж, а штабная землянка, — поправила «экскурсовод». — Дальше госпиталь, землянка радистов, разведчиков, склад.

— Алечка, а нам в середину землянки войти можно? Так хочется…

— М-м… Можно. Мы с дедушкой тоже заходили. И в склад оружия. Смотри только под ноги.

Они спустились в штабную землянку. Дохнуло прохладой, сырой землей и смольным деревом.

В землянке, справа в углу, стоял стол, слева и спереди — широкие лавки. Вот и все, что вначале разглядел Алесик.

Свет падал в землянку откуда-то сверху, через крохотное окошечко под потолком.

— Аля, — Алесик проглотил комок в горле, — они тут сидели, перед тем как идти в бой?

— Тут. Где же еще?

— А можно мне за их столом на колодке присесть?

— Присядь, — вздохнула она. Помолчала и добавила, словно в оправдание: — Ты же сын партизана.

И Алесик уселся за стол.

— Вот тут, наверное, раскладывал командир карту, — прошептал он. — А рядом автомат его лежал.

— Нет, — покрутила головою Аля. — Про карту правильно, а оружие в углу, у двери стоит, сам посмотри. Видишь жердь?

Алесик посмотрел и увидел, что в углу, возле входа, действительно жердь с прорезами приколочена к стене. А в прорезах четыре деревянных коротышки. Оружия же нигде не видно было.

— Ты ошиблась. Тут только деревяки.

— Это сейчас деревяки. А тогда автоматы ППШ стояли. Дедушка сказал, что все точно сделали.

— Ух, как здорово! — с восхищением воскликнул Алесик. Коротышек с сучками его глаза больше не замечали. На месте деревяк металлически поблескивали грозные, видавшие виды ППШ.

— И землянка эта, и окопы, и шалаши, и кухня, и колодец — все на прежних местах, все такое, как было во время войны. Даже котлы те же самые, партизанские. Их фашисты прострелили и в болото бросили, когда лагерь захватили. Дедушка со следопытами отыскали. Следопыты хотели пулевые отверстия заделать, но дедушка не посоветовал: «Пусть остаются, как раны…» А когда землянку эту восстанавливали, партизанский миномет нашли. Его в город, в музей отправили.

— Аля, — вспомнил Алесик, — сегодня, наверное, и Зайчик на встрече будет.

— Правда?! — глаза у Али большими-большими сделались. — Он жив?! Ты не врешь?

— Мне Михась-младший, сын доктора Жирмонова, говорил.

— Может, выдумал?

— Михась не из таких. Он сказал, что на встрече меня с Зайчиком познакомит. Обязательно!

— Неужели Зайчик жив и сам приедет?

Аля схватила Алесика за края воротника тенниски, и ее зеленые глаза близко-близко возле Алесиковых глаз очутились. Так близко, что он даже ощутил ее взволнованное дыхание.

Алесику вдруг жарко стало. Он почувствовал, что краска прилила к его лицу, что краснеет всё больше и больше и, видимо, уже вспыхнул, как стоп-сигнал.

— Ты не врешь, Алесик, миленький?!

— Чего мне врать приспичило… Пусти, ну пусти воротник!

— Ой, прости, Алесик! — Аля смутилась, выпустила из ладошек концы воротника Алесиковой тенниски и сама зарделась.

— Может и увидим. Михась не обманывает, — все еще красный, неизвестно почему, повторил Алесик. — А если соврет, тогда… тогда мы вместе с тобою всю жизнь будем Зайчика искать! Всю жизнь! И тебя, Аля, примут, обязательно примут в отряд следопытов.

— Спасибо, — тихо-тихо промолвила девочка. Она вдруг вскочила на ступеньку крутой лестницы. — Давай, Алесик, руку, я помогу тебе вылезти.

Только вылезли из штабной землянки, даже осмотреться не успели, как Алесик увидал Михася-младшего.

— Михась! — закричал Алесик. — Михась, ты Зайчика ищешь? Мы с тобою, а?

— Тебя, а не Зайчика ищу! Его найти легче.

— Где он?!

— Потом! Сейчас бежим!

— Куда? — заволновался Алесик.

— В почетном карауле возле памятника стоять будешь. Как сын партизана. Рядом с солдатами.

— Я тоже внучка партизана! — выступила вперед Аля. — Ты Михась-младший?

— Я-то Михась-младший, а кто ты такая, не знаю.

— Она внучка деда Лусты. Ее Алей зовут.

— Старого Лусты? Ну, если внучка Лусты… Бежим вместе! Быстрее!

Они взялись за руки и побежали так быстро, что вскоре лагерь остался позади и они очутились на большой поляне, где собралась разноцветная людская толпа — целое море людей!

Из громкоговорителей летели слова — на трибуне выступал высокий седой человек.

Трибуна возвышалась над толпою и хорошо была видна Алесику. Там находилось много не знакомых Алесику людей. На видном месте висел портрет Максима, сына бабушки Алены.

— Смотри, там и доктор Жирмонов! — узнал Алесик. — И Курт Пильцер!

— Все, все на месте, — поддакнул Михась. — Одного тебя приходится искать чуть ли не по всему Красобору.