— Плачет по твоему Зигмунту веревка, — выслушав пастушка, сурово сказал Костя. Потом спросил: — Скажи, я пройду в деревню через этот кустарник?

— Пройти можно, — ответил пастушок. — Только лучше не надо. Немцы там ходить запрещают.

— Почему? — насторожился Костя.

— Дот там, — прошептал мальчик.

— И ты там ни разу не был?

— Был, — признался пастушок. — Я даже знаю такое, о чем и немцы не догадываются.

— Секрет? — подзадорил собеседника Костя.

— Секрет. И… — Мальчик запнулся. — Скажу о нем кому надо.

— Кому же?

Мальчик отвернулся. Костя понял, что больше он ничего не скажет. Разведчик оглянулся и вдруг увидел полицая, который шел к коровам.

— Кто это? — шепотом спросил Костя.

Пастушок посмотрел на дорогу и побледнел:

— Зигмунт… Тикай! А то и тебе попадет!

Костя шмыгнул в густую траву. И увидел, что сюда уже подползли остальные разведчики.

Высокий, широкоплечий полицай с морщинистым лицом и толстым носом, похожим на пожелтевший огурец, приближался к стаду. На плече у него висела винтовка, в правой руке была резиновая плетка.

— Опять дрыхнул! — еще издалека закричал он и грязно выругался. — Где коровы пасутся, не видишь? Я тебя сейчас разбужу, комиссарский выкормыш!

Зигмунт ускорил шаг, похлестывая плеткой по голенищу сапога.

— Я не виноват… — съежился пастушок. — Коровы сами отошли.

— Сейчас ты у меня увидишь, кто виноват. — Полицай был уже рядом.

И вдруг Зигмунт осекся: перед ним стоял другой мальчик — выше ростом, более крепкий. А прямо в лицо предателя смотрел черный зрачок револьвера.

— Бросай винтовку! — тихо приказал Костя.

Зигмунт тотчас сорвал с плеча винтовку, отбросил ее в сторону.

И тут разведчики, находившиеся вблизи в густой траве, дернули полицая сзади за ноги. Зигмунт грохнулся на кочку. Через несколько мгновений руки его были связаны, рот заткнут пучком травы.

Пастушок не верил своим глазам и смотрел то на Костю, который застегивал ремень с кобурой и гранатами, то на остальных партизан. Наконец он увидел, как «беженец» надевает шапку с красной лентой, перекидывает через плечо автомат и военную сумку.

— Так ты партизан? — В голосе пастушка были восторг и изумление. — Ой, как здорово все получилось!.. Я бы и сам его… Давно решил: подрасту, наберусь сил, винтовку добуду. А патроны у меня есть, много патронов…

— Откуда у тебя патроны? — перебил Костя.

— Теперь скажу, — заспешил мальчик. — Если бы знал, что ты партизан, я бы сразу рассказал про дот… Там в углу битый кирпич, целая куча, а под ней люк в подвал, в нем склад с патронами.

…Когда стемнело, разведчики вышли из дота. У каждого карманы, сумки и вещевые мешки были набиты патронами. На Зигмунта тоже взвалили сделанные на скорую руку из гимнастерок мешки с боеприпасами.

— Ничего, дотащишь, нечисть фашистская, — сказал командир. — Вон ряшку-то отожрал на горе народном.

Каратели избрали новую тактику: взять партизан измором. Лесной массив, в котором базировалась бригада, был окружен со всех сторон. Фашисты в лес не углублялись, в открытые бои не вступали. Зато совершали регулярные налеты с воздуха. Разведывательный вражеский самолет кружил над самыми макушками деревьев, старался определить место, где остановились партизаны. За ними прилетали бомбардировщики и яростно бомбили стоянки бригады.

Разработало новую тактику и командование партизан: народные мстители не укрывались от воздушного разведчика, наоборот, привлекали его внимание одним-двумя залпами, давали возможность врагу засечь место нахождения какого-нибудь отряда. И пока немецкий летчик вызывал бомбардировщики, партизан на засеченном им месте уже не было. «Юнкерсы» бомбили пустые кварталы леса.

Но враг достиг главного — партизаны были отрезаны от местного населения, то есть от источников снабжения продовольствием. Все возможные выходы из пущи были перекрыты карателями. В новых условиях борьбы еще больше повышалась роль разведки. Костя и его друзья — «братки» почти ежедневно ходили на операции: искали щели в немецком оцеплении, в первую очередь для прохода диверсионных групп и спецразведки дальнего действия. Но таких щелей становилось все меньше и меньше…

Однажды, возвращаясь в пущу, в имении какого-то новоявленного пана разведчики захватили целый ларь муки и двух коней. Как нужны были эти трофеи партизанам! Но чтобы доставить их в лагерь, надо было переправиться сначала через Неман, а потом пробиться сквозь плотное кольцо вражеской блокады.

Из досок и бревен сделали илот, запрягли коней в пароконку и на нее взвалили плот. Дождались вечера. Под покровом темноты до реки добрались благополучно. Возле Немана распрягли коней и спустили плот на воду. Старались не выдать себя ни единым звуком.

Сначала переправили муку, потом коней и подводы.

На берегу плот надежно замаскировали, запрягли коней и осторожно поехали в сторону леса, где во вражеском оцеплении была узкая щель. Но так было вчера… За прошедшие сутки все могло измениться.

И действительно, не успели разведчики приблизиться к темной стене деревьев, откуда до своих постов рукой подать, послышался грозный окрик:

— Хальт!

Сомнений не было: щель больше не существовала.

Позади Неман, отступать некуда. Значит, единственный выход: прорваться. Но если прорываться с боем, надо бросать подводы. А на них бесценный груз — мука… И тут Костю осенило!

— Прикинемся немцами, — прошептал он товарищам. Мальчик громко захохотал, смех подхватили остальные разведчики. Юный партизан вынул из кармана губную гармошку и заиграл немецкую солдатскую песню, которую для потехи разучил недавно.

Фашисты были совсем близко, метрах в ста, они что-то кричали, спрашивали, похоже, поверили, что едут свои подгулявшие солдаты.

— Погоняй! — приказал командир разведгруппы Быльнягов. — Быстрей!

Повозки помчались по лесу — драгоценное время, всего несколько минут, было выиграно. Немцы спохватились, две белые ракеты прорезали темноту и взвились в небо. Громко застучал «машиненгевер». Пули срубали ветки, вонзались в кору, летели щепки… Но партизаны уже были недосягаемы. Вскоре разведчики прибыли в свой лагерь.

С продовольствием становилось все труднее и труднее. Настал день, когда кончились последние продукты. И конина кончилась… Ели траву, варили кору деревьев и ремни… В партизанском лагере начался голод.

Специально за продовольствием дважды прорывались группы партизан через кольцо блокады за Неман, в хозяйства оккупантов. Один раз ходила группа третьего отряда, в которой был и Костя, в другой — группа шестого отряда во главе с лейтенантом Платоновым и Михаилом Игнатенко. В жестоких кровавых боях за Синявской Слободой удалось захватить немного зерна из фуража для лошадей. Дорого обошлась партизанам горстка ячменя или пшеницы, которая выдавалась теперь каждому бойцу на сутки, но это уже была еда.

Кольцо блокады сжималось с каждым днем. И настал такой день, когда враг перекрыл все доступы к воде — к Неману, к небольшим озерам. К мукам голода прибавилась невыносимая жажда. Июльское солнце пекло немилосердно. Если бы дождь! Но стояла засуха. Даже тень столетних деревьев не спасала от сухой жары. Партизаны в ночное и утреннее время слизывали росу с травы и листьев, сосали сырой мох, жевали ягодник… Силы людей таяли, хотя по-прежнему партизаны мужественно держали оборону.

Командование приняло решение: разделить бригаду на две части и в разных местах одновременно пойти на прорыв. Яростная, внезапная для фашистов атака началась душной ночью. Ценой немалых жертв партизаны прорвались через кольцо блокады, стремительным маршем вышли на Брестчину, и там обе части, вернее, те, кто остался, объединились. Опять враг просчитался: партизанская бригада жила и готовилась к новым сражениям.

Отрываясь от карателей, бригаде приходилось совершать большие, многокилометровые марши. Кроме личного оружия, каждый нес боеприпасы, продукты, различное воинское снаряжение. Тяжелый мешок был и за плечами Кости. Иногда кто-нибудь предлагал: