Со двора на улицу вышел и остановился у калитки белоголовый карапуз, в красной майке и в коротких штанах на одной помоче. Вторая болталась сзади. В руках он держал лозовый прутик.

— Хозяин встречает! — обрадовался водитель.

Карапуз переступил с ноги на ногу и молча уставился на приехавших.

— Чего стоишь, Шурик? В хату веди гостей! И я не с пустыми руками, — шофер показал на часы и книги.

— Не поведу, — отрезал Шурик. — Нет там никого.

— А где же все?

— Папка с мамкой на сенокосе, дед в Чикунах, а Аля к тетке Наде поехала. Вчера еще.

— Как же ты один остался? — изумился папа Алесика. — Почему тоже с кем-нибудь не поехал?

— Мне нельзя, — вздохнул Шурик и махнул прутиком. — Я хату стерегу. И еще огород от кур. А скоро Аля приедет.

— И не боишься один? — удивился Алесик.

— Боюсь, — доверчиво признался Шурик. — Большого рыжего петуха. Он бросается на меня и бьет клювом. Но у меня вот что припасено — прут лозовый.

— Что же мне делать? — дядька Мечик растерянно остановился.

Шурик молчал, видимо, размышлял. Потом засопел носом и поднял глаза на шофера:

— Я знаю, где ключ лежит.

— Тогда бери его, отпирай хату! Приглашай гостей, заказ прими.

— Замок высоко висит. — Шурик поправил единственную поддержку штанов. — Не достать мне.

— М-м!.. — наклонил голову набок дядька Мечик. — Тогда неси ключ. Может быть, я достану?

— Вы достанете, — согласился Шурик.

Он, не торопясь, пошел к крыльцу. С опаской посмотрел в сторону сарая, где в обществе чубаток ходил большой огненно-рыжий петух с ярко-красным гребнем и иссине-черным пышным хвостом, положил прутик и, став на коленки, заглянул под крыльцо.

— Вот, — Шурик вытащил тряпицу, развернул ее и подал шоферу длинный с резьбой на конце ключ.

— Какой смешной замок! — Алесик выпятил нижнюю губу и глянул на дверь. — Не замок, а просто колбаса железная, только с дужкой.

— Старинный. Когда-то такими лошадей запирали, — объяснил шофер. — Чтобы их не уворовали.

— Дед в Чикунах школу ремонтирует, — вдруг расщедрился на сообщения Шурик. — До вечера там будет.

Вошли в сени, потом в кухню. Алесик и папа — сразу же к ведру, которое с водой стояло в углу на скамеечке. Отец снял с гвоздика кружку.

Утолили жажду теплой и поэтому невкусной водой.

— Ты оставайся с Шуриком, отдыхай, — неожиданно предложил отец. — А я схожу в Чикуны, в школу. Тут не очень далеко.

— Могу до поворота подбросить, — наклонил голову дядька Мечик. — Мне в Блицвяны. От поворота там совсем близко — лаптем добросить можно. Едем?

— И я с тобою, папка…

Шурик с удивлением посмотрел на людей, которые принесли часы, книги, напились воды, заперли дом, отдали ему ключ и опять сели в машину. Вздохнул Шурик, взял прутик и пошел в палисадник.

— Пап, а пап, — спросил Алесик, — Чикуны — деревня или город?

— Деревня, конечно.

— Почему же тогда тут асфальт везде и дома двухэтажные?

— Видимо, центральная усадьба. Приметил на повороте арку и надпись: «Совхоз «Партизанский»?

— Ничего себе деревня, будто в городе.

— Неплохо, видно, живут люди… Во время войны тут небольшие хатки под соломенными крышами стояли, да и те каратели пожгли.

— Это когда по лесной дороге им проехать не удалось?

— Позже. Война долго грохотала здесь… Много тогда наших ребят полегло… Но и враг платил дорогою ценою за каждый шаг.

— Смотри, смотри, папка! — дернул Алесик за отцовский рукав и показал через дорогу. — Универмаг. А вон — школа.

— В школу сперва и навострим лыжи. Заглянем, посмотрим, чего там намастерил, чего еще стоит старый Луста.

Школьные ворота и калитка — настежь. Возле центрального входа большая куча желтого песка, кирпич, бочка с известью. На каменных ступенях желтые и зеленые пятна. Белым забрызганы и стекла многих окон. Неподалеку от входа, прямо во дворе, стоят парты. Их недавно ремонтировали: у некоторых и крышки и спинки новые. Несколько парт будто собрались в отдельную компанию. Возле одной — человек с кистью в руках. Красит. Алесик сразу же догадался, что это не настоящий маляр. Маляры в запятнанных комбинезонах, а этот в сером костюме, повязанном сверху женским фартуком. Без шапки, в очках с золотистой оправой. Очки поминутно съезжают, человек поправляет их деревянным кончиком кисти. Но кисть испачкана подтеками краски, и Алесику даже издали видно, что нос и лоб маляра тоже испачканы краской.

Отец прошел просто в раскрытую дверь, а Алесик приостановился возле кучи желтого песка. Глядь, а за кучей два голубя, сизые, с красными лапками. Набрал Алесик горсть песка — а он холодноватый, вероятно, недавно из карьера — да как шухнет в голубей!

Птицы крыльями захлопали и испуганно поднялись в воздух.

Оглянулся Алесик: видел ли кто его проделки?

Человек отложил кисть и фартук отвязывает.

— «Ну, попадет! — Не по себе Алесику стало. — Наверняка, учитель. Может, и завуч или даже директор».

Пригнул Алесик голову и шмыг за угол школы. Остановился, осторожно выглядывает. А человек на него и не смотрит, за отцом в школу подался. И на ходу громко так спрашивает:

— Товарищ! Товарищ! Вы со строительной организации?

«Вроде обойдется, — подумал Алесик и не спеша пошагал так же к школьным дверям с толстыми блестящими ручками. В вестибюле осмотрелся: «Как в нашей школе — вон вход в буфет, там в спортивный зал, а эта лестница на второй этаж».

Отец и человек в очках стояли и разговаривали. Но Алесик решил все же переждать, пока очкарик куда-либо отойдет. А чтобы не торчать на виду, он шмыганул в боковой коридор.

Коридор тоже был заставлен нартами и столами, только здесь было больше столов. Алесик потянул за ручку одну из дверей. Ничего интересного. Пустой класс. Дернул вторую — закрыто. А третья дверь отперта была. Не зайти в эту комнату, пропустить ее — никаких сил не хватило бы.

Хоть и не прочел Алесик табличку на двери, все равно догадался, куда попал. У окна, в уголке, форма пионерская, барабан, горн.

Вдруг слева от Алесика что-то зашуршало. Глядь, а из-за карт и таблиц, которых на стойках было навешано великое множество, девочка показалась. С румяными толстыми щеками и в красном берете. Алесик сразу же узнал свою недавнюю спутницу. Она вопросительно и, как показалось Алесику, немножко обрадованно посмотрела на него, улыбнулась, но тут же нахмурила брови.

— Ты что тут делаешь? — удивился Алесик.

— Это я должна у тебя спросить, чего тебе в нашей пионерской комнате надо, — отпарировала девочка.

— Подумаешь! Не к тебе же в школу пришел, а к старому Лусте.

— К моему дедушке? — удивилась девочка.

— Разве Луста твой дедушка? — остолбенел Алесик. — Значит, ты и есть его внучка Аля?

— Аля. Откуда ты знаешь, как меня зовут?

— Знаю. Папа дедушку твоего увидеть хочет. Воевали вместе.

— Так вы на праздник партизанский? — догадалась Аля. — А дедушки нет в Чикунах…

— Где же он?

— Учитель сказал мне, что дедушка со всей бригадой плотников уехал в Красобор. Они должны за два дня восстановить партизанские землянки и шалаши. А тебя как зовут?

— Алесик. А что?

— Ничего. Просто так. Хочешь, Алесик, я тебе что-то покажу? Помоги мне только эти деревянные рамки отодвинуть.

Вдвоем они отодвинули деревянные рамки, поставленные торчком, и Алесик увидел стенд. На большом куске серого полотна, натянутого на раму и раскрашенного под мрамор, было написано: «Они сражались за Родину, за твое счастье». И под стеклом помещены фотоснимки, а на них — лес какой-то, деревни, люди. Под фотоснимками были аккуратные надписи.

— Стенд партизанской бригады имени Кутузова. Красные следопыты школы сделали, — пояснила Аля.

— А дед Луста здесь есть?

— Вот, посредине. Усатый… А тут надпись о самом маленьком партизане. Его все звали Зайчиком.

— Про Зайчика шофер автобуса-будки вспоминал. И папа рассказывал. Зайчик помог мост сжечь.