предельной тщательностью и вниманием. Поэтому городские стены в Китае представляют собой совершенно уникальный тип архитектурных сооружений. Пожалуй, они являются самыми внушительными и прочными, чем где бы то ни было еще в мире. Искусство возведения стен достигло своего совершенства на севере, наиболее часто подвергавшемся нападениям кочевников. Стены Пекина, построенные в начале XV века при династии Мин, вполне заслуженно пользуются всеобщей известностью . Такие же высокие и крепкие стены можно встретить повсюду в северо-западных провинциях, а особенно в Шэньси, где они окружали каждый уездный город. Современные стены большей частью построены при Мин. После изгнания монголов китайские императоры этой династии сочли необходимым восстановить городские укрепления в северных провинциях, пришедшие в упадок за время господства на севере кочевников. В планировке городов и фортификаций также можно проследить два стиля: северный и южный. На севере, где у строителей было много свободного пространства и ровных площадей, города строились в форме прямоугольника. Город делился на четыре части двумя прямыми, пересекающимися в центре улицами. За исключением самых больших городов, в стенах было лишь четверо ворот, по одним с каждой стороны. На пересечении двух главных улиц находилась смотровая башня с четырьмя воротами, чтобы в случае бунта или беспорядков каждую улицу можно было изолировать от остальных. В венчавшей ворота трехэтажной, наподобие пагоды, башне располагались воины, здесь же находился и огромный барабан, выполнявший роль городских часов. В него ударяли через определенные промежутки времени. Расположение ворот и двух главных улиц отличали правильность и симметричность, чего нельзя сказать об улочках, пересекающих жилые кварталы, извивающихся и изгибающихся между домами. В китайском городе редко можно встретить разделение на богатые и бедные кварталы. Рядом с богатыми домами, с множеством дворов и садов, на той же линии теснятся бедные лачуги с одним двором. Если какая-то часть города больше подвержена наводнениям после летних дождей, чем другая, естественно, что состоятельные люди будут избегать низкой части города, хотя и здесь можно встретить большие дома рядом с жидищами нищих. На севере городские стены возводили, чтобы спасаться не только от врагов, но и от наводнений. В основе стены лежал толстый слой твердой глины, который с внешней и внутренней сторон обкладывался очень большими кирпичами, в толщину достигавшими 4–5 дюймов. Верх стены также выкладывался кирпичами. Стены строились усеченными кверху; если в основании толщина достигала 40 футов, то наверху она была не более 20–25 футов. Высота стен была различной, но в городах Шаньси, Пекине и Чанъани они достигали 60 футов. На расстоянии 50–100 ярдов от стены строились бастионы, периметр верхней части которых доходил до 40 футов. У подножия бастионов протекал ров; между рвом, стеной и башнями оставалась полоска незанятой земли. По всем четырем углам стены и над воротами сооружались башни. Угловые башни укреплялись с внешней стороны кирпичами и имели бойницы для стрельбы. Башни над воротами, похожие на трехъярусные пагоды, только прямоугольной формы, чаще всего строились из дерева и покрывались черепицей. В этих башнях, весьма ярко характеризовавших городскую архитектуру, жили солдаты, сторожившие ворота, а во время войны они служили постом для стрелков и лучников. Башни над воротами Пекина имеют высоту 99 китайских футов. Согласно китайским верованиям, на высоте ста футов обычно летают духи, поэтому башни специально были спроектированы так, чтобы достигать максимальной высоты и при этом избегать встречи с потусторонними силами. Ворота главных городов обычно защищали полукруглые внешние укрепления, в которых под прямым углом к открытым главным воротам находились внешние ворота. Таким образом, если на внешние ворота нападали, главный проход оставался защищенным. Предместья за внешними воротами также окружались насыпной, не укрепленной кирпичами стеной, скорее для того, чтобы уберечься от грабителей, чем чтобы оборонять город. До появления современной артиллерии стены оставались практически неразрушимыми. Их толщина обрекала на неудачу любую попытку подорвать или разбомбардировать их. Взобраться на такие высокие стены также было делом очень трудным и опасным. Защищенный город мог противостоять нападению огромной армии, и китайская история полна рассказов о знаменитых осадах и героической обороне. Сломить сопротивление скорее могли блокада и голод, ибо город зависел от поставок продовольствия из деревень. Городские стены на севере и северо-западе Китая во всех отношениях превосходили укрепления южных городов. На юге лишь немногие города могли строиться симметрично и с размахом, что обусловливалось как высокой ценностью земли, на которой можно было сеять рис, так и неровной, отличной от северных равнин поверхностью. Улицы узкие и петляющие, стены низкие, хотя нередко каменные, ворота неширокие. Колесный транспорт на юге не был распространен. На улицах было полно навьюченных мулов, паланкинов, носильщиков и тачек, поэтому необходимости строить широкие проходы не существовало. В Кантоне, например, по многим улицам могли пройти рядом лишь два человека. Основным транспортным средством на юге была лодка, и по суше в город приезжали лишь из предместий. Кроме того, юг не столь часто подвергался нападениям, поэтому и укреплениям уделяли меньше внимания. 1 ПРИМЕЧАНИЯ Юй Дэ-лин. — Прим. ред. 2 Тем не менее, и этот летний дворцово-парковый комплекс (Ихэюань) производит на посетителя грандиозное впечатление и, несомненно, является одним из красивейших в мире. — Прим. ред. 3 В настоящее время городские стены Пекина почти полностью разрушены из-за городского строительства и разрастания площади города. — Прим. ред.

Еще до прихода в Китай у манчжуров было свое государство, основанное в 1618 году на берегах реки Сунгари (ныне провинция Цзилинь) Нурхаци, первым вождем единого манчжурского народа. Его сын, придя к власти в 1625 году, сделал столицей Шэньян и завоевал минскую провинцию Ляодун. Однако китайцы по-прежнему стояли на линии Великой Стены. Несмотря на многочисленные набеги, манчжурам не удавалось выбить китайцев с этого форпоста, что не позволяло им закрепиться на собственно китайской территории. Если бы минскую империю не сокрушили внутренние войны, быть может, манчжурское царство так и осталось бы в этих пределах. Манчжурское завоевание Китая стало следствием цепи обстоятельств, большей частью случайных. Поэтому характер покорения северных и южных провинций соответственно был совершенно иной. Если Северный Китай манчжуры заняли "по приглашению" и фактически без сопротивления, то Южный — после долгой и ожесточенной борьбы. Это определило всю последующую историю династии и разное отношение северных и южных китайцев к манчжурам и императорской системе. В 1644 году манчжурский двор не был готов к завоевательному походу. Второй манчжурский император Тай-цзун умер годом ранее, оставив престол одиннадцатилетнему сыну. Регентство осуществляли братья покойного императора, и при таких обстоятельствах они едва ли отважились бы на такое трудное и рискованное предприятие, как поход на Китай, если бы им не предоставили возможность, слишком хорошую, чтобы ее упустить, которая едва ли могла еще представиться. Ли Цзы-чэн, лидер восставших, сокрушивший западные провинции и уничтоживший власть минской династии на севере, в 1644 году захватил Пекин и провозгласил себя императором новой династии Шунь. Последний император Мин покончил с собой, и народ, уставший от беспредела находившегося во власти евнухов минского двора, скорее всего принял бы новую династию с облегчением. Ли Цзы-чэн, хотя и не имел образования, был способным полководцем, в чем-то похожим на основателя династии Мин. Казалось бы, новой династии, опиравшейся на обученную на войне армию, нечего было бояться манчжуров. Даже при всеобщем хаосе конца правления Мин китайская армия, расположенная в Шаньхайгуань (там, где Великая Стена доходит до моря), довольно успешно мешала манчжурам надолго закрепиться на территории к югу от Великой стены. Эта армия, возглавляемая генералом У Сань-гуем, не участвовала во внутренних распрях. Если бы У Сань-гуй подчинился новому императору, династия Ли Цзы-чэна утвердилась бы надолго. Казалось бы, У Сань-гуй и не должен был поступить иначе, ведь, как показывают последующие события, он не являлся столь уж ревностным сторонником минской династии. Почему У Сань-гуй отказался признать новую династию, остается исторической загадкой, но едва ли причиной тому были соображения государственной политики или далеко идущих амбиций, скорее — дело в личной обиде. Ли Цзы-чэн взял себе в наложницы красивую певичку, прежде бывшую наложницей У Сань-гуя. Более того, он отказался отдать женщину законному супругу, когда У Сань-гуй потребовал ее. В итоге тот отказался признать новую династию и с несколько запоздалым и сомнительным пылом провозгласил себя приверженцем минского императора. Он открыл проход в Шаньхайгуань и позвал на помощь манчжуров. Неизвестно, чего ожидал У Сань-гуй, но результаты оказались фатальными для всех китайских претендентов на престол. Ли Цзы-чэн потерпел поражение от объединенной армии и вынужден был оставить Пекин. Преследуемый У Сань-гуем, он бежал в западные провинции, но в конечном счете был окончательно разбит. Манчжуры, тем временем, позволив У Сань-гую удовлетворить свою жажду мести, спокойно заняли Пекин и провозгласили своего правителя императором Китая. Система минского управления на севере уже рухнула, поэтому манчжуры заняли север и северо-запад Китая, практически не встречая сопротивления. На юге же, напротив, минский наследный принц тоже провозгласил себя императором в Нанкине, другие члены минского дома организовали сопротивление в Фучжоу и Кантоне. Дело подавления китайских претендентов на престол манчжуры оставили У Сань-гую и другим покорившимся им китайским военачальникам. В борьбе с ними и остатками армии Ли Цзы-чэна участвовали лишь небольшие отряды манчжуров. Первое завоевание юга закончилось после продолжительной войны восемнадцать лет спустя. Последний минский претендент бежал в Бирму. Юг был поделен между тремя китайскими князьями: У Сань-гуй обосновался на юго-западе, двое других, менее могущественных князя — на восточном побережье. Непосредственная власть манчжуров не простиралась южнее Янцзы, но и на северо-западе их позиции были слабы. В первые тридцать лет новой династии империя лишь формально подчинялась манчжурскому двору, который при императоре Шунь-чжи (1644—1662) был слабым и недееспособным. Сам император попал под опекунство евнухов Запретного города. Большую часть времени он посвящал буддийским духовным упражнениям, постепенно полностью завладевшим его вниманием. Когда в 1662 году он умер, власть новой династии была далека от стабильности. На трон взошел восьмилетний мальчик. Казалось бы, регентство должно было еще больше ослабить позиции династии. Немногие могли предвидеть, что этому мальчику суждено будет стать спасителем династии — великим Кан-си . Если бы У Сань-гуй, как номинальный вассал правивший на юго-западе, выбрал этот момент, чтобы сокрушить манчжурскую династию, ему это наверняка удалось бы. Однако он ждал еще десять лет. Лишь в 1673 году на юге началось восстание. К этому времени Кан-си уже избавился от опеки регентов и взял бразды правления в свои руки, с самого начала показав себя твердым и решительным властителем. Тем не менее, мятеж У Сань-гуя почти уничтожил власть манчжуров. Весь Южный Китай сразу же был потерян. У Сань-гуй призвал на помощь монгольские племена и пошел на северо- запад, чтобы соединиться с ними. Однако планам его не суждено было осуществиться, и в первую очередь из-за предательства других князей, поначалу поддерживавших У Сань-гуя, а затем покорившихся манчжурам и лишившихся из-за этого власти. Но даже завоевание побережья и поражение монголов не спасло бы династию, не будь У Сань-гуй слишком стар для тягот долгой войны. После пяти лет сопротивления он умер, так и не потерпев поражения и оставаясь властителем всего юго-западного Китая. Сыновья его не обладали ни способностями, ни авторитетом отца, да вдобавок перессорились между собой. В 1682 году Кан-си захватил Юннаньфу, их столицу, уничтожил семью У и тем самым смог наконец подавить восстание и завершить завоевание юга. Таким образом, юг полностью покорился манчжурам лишь спустя сорок лет после мирного взятия Пекина. Это определило и дальнейшее отношение манчжуров к китайским подданным севера и юга. Север покорился, и ему доверяли, до определенной степени, конечно. Непокорный юг внушал опасения и страх, ему не доверяли и безжалостно подавляли. Столицей манчжуров стал Пекин, расположенный близко к их родине и союзникам — монголам. Преимущества новой власти ощущались только в северных провинциях и столице, а основные поступления в казну шли с юга. Манчжуров была горстка по сравнению с китайским населением империи. К концу правления династии манчжуров было 10 миллионов, а китайцев — 350 миллионов. Конечно, тремя столетиями ранее, население было много меньше, но едва ли при этом доля манчжуров в процентном отношении была больше. Очевидно, что новая власть не могла управлять огромной империей, не опираясь на китайцев. Также ясно, что, если бы манчжуры и китайцы пользовались равными правами, первые вскоре просто исчезли бы. Поэтому половина всех гражданских постов была зарезервирована за манчжурами, другая половина — за китайцами. А это означало неадекватное распределение между северными и южными провинциями, соревновавшимися в Пекине и Нанкине соответственно. На юге проживало большинство населения, однако на его долю приходилась лишь четвертая часть должностей в империи. Естественно, что конкуренция на экзаменах среди южан была гораздо выше, чем среди северян, среди манчжуров же ее порой и вовсе не было. Поэтому южане, преуспевшие на экзаменах, составляли самый интеллектуальный слой гражданских служб, манчжурским же чиновникам, которым пост нередко гарантировался с детства, вообще не требовалось никаких талантов, чтобы получить должность. Из такого положения вещей вытекало две опасности для управления. Во-первых, тем, кто заслуживал высших постов и быстрого продвижения по служебной лестнице, — южанам — власти доверяли менее всего, опасаясь, что в администрации будут преобладать выходцы с враждебного юга. Поэтому южане, и особенно выходцы из Гуандуна, не получали тех постов, которых заслуживали, и, естественно, от этого они не становились более лояльными. Гораздо серьезнее были волнения среди образованных южан, не ставших чиновниками. Острая конкуренция за получение ограниченного числа должностей оставляла за бортом множество кандидатов, уровень подготовки которых был выше, чем у манчжуров или некоторых северян, но для которых при манчжурской власти шансов получить пост не было. Такие люди во все времена являлись "материалом" для выступлений и недовольства, а поскольку теперь половина постов предназначалась только для манчжуров, "безработных" интеллектуалов стало больше, чем когда-либо прежде, и недовольство их было велико. Южане приходили к убеждению, что империей управляют в интересах Пекина и соседних с ним провинций, но доходы при этом выжимают с юга. Впрочем, так и было на самом деле. Средства тратились в Пекине. В дополнение к огромным дворцам минских императоров построили загородные резиденции. Сооружались дорогостоящие храмы и усыпальницы, причем на налоговые поступления от южных провинций, никакой выгоды от подобного строительства не получавших. Специальным указом манчжурам запрещалось заниматься коммерцией и ремеслом, поэтому вся нация кормилась