национальности, но на обладании общей письменностью и сохранении древней литературы. ПРИМЕЧАНИЯ 1 Точнее - 960-1279 года. - Прим. ред. В настоящее время известны тексты на шелке и бамбуковых планках из Чанша- Мавандуй (III-II века до н. э.) и памятники более поздней эпиграфики досунской эпохи. - Прим. ред. 2 Правильнее - Сюй Шэнь. - Прим. ред. 3 Другой перевод - "Записки историка". 4 Сяо Хуэй и лусская принцесса - сын и дочь Лю Бана, в то время еще дети. Сыма Цянь использует посмертные имена, под которыми они были известны в его время, ибо Сяо Хуэй был преемником Гао-цзу; его собственное имя - Ин. 5 Символический цвет первоэлемента "вода" - черный, а соотносящаяся с ним сторона света - север. - Прим. ред. 6 "Тянь чжу", "Небесный Владыка" - такое имя выбрали католические миссионеры для обозначения христианского Бога. Тот факт, что это было имя очень незначительного божества, одного из многих, которым поклонялись на шаньдунском побережье, к сожалению, ускользнул от внимания первых миссионеров.

Великие преобразования, в ходе которых довольно зыбкое единство различных царств в чжоуском "Срединном Государстве" сменилось централизованной империей, естественно, отразились и в искусстве ханьской эпохи. Древние ритуальные условности утратили свою силу, в стимулирующей атмосфере нового общества появлялись и новые виды искусства, отражавшие изменившиеся социальные и религиозные условия. Увеличивающаяся империя открывала для них новые горизонты. Ханьский художник не только ощущал себя свободнее в совершенствовании артистических форм, его искусство было востребовано более широким кругом ценителей, а само творчество избавилось от ряда ограничений. Искусство перестало быть сугубо религиозным, а культивация искусства - прерогативой только правителей и знати. Все без исключения произведения чжоуского искусства сохранились в усыпальницах князей, самые знаменитые же образцы ханьского искусства, наоборот, были сделаны для менее знатных семей. Барельефы Сяотаншань и семьи У в Шаньдуне являлись собственностью далеких от двора провинциалов, а недавно найденные прекрасные лаковые предметы были обнаружены в некрополе далекой пограничной колонии. Тот факт, что эти предметы сохранились, естественно, не означает, что наилучшие образцы ханьского искусства создавались в Шаньдуне или на границе. Наоборот, это говорит о том, что понимание и использование красивых произведений искусства было широко распространено, а то, что по счастливой случайности они сохранились в провинции, является лишь бледным отражением сокровищ Лояна и Чанъани. К сожалению, в бывших ханьских столицах не проводились научные раскопки, а так как в последующие века эти города часто разрушались и застраивались вновь, весьма вероятно, что археология никогда не отыщет ничего, кроме скудных следов ханьской эпохи. Время от времени ханьские могилы открывают во всех частях Китая, но за исключением некрополя в Лаклане в Корее и нескольких гарнизонов в Центральной Азии еще не было найдено ни одного собственно ханьского поселения. В Шаньдуне хорошо сохранились две ханьских могилы: семьи У (II век н. э.) в Цзясянсянь на юго- западе провинции, а также захоронение около Сяотаншань в Фэйчэнсянь (I век н. э.) в тридцати милях к югу от столицы провинции. Именно благодаря этим двум усыпальницам, а также камням и мемориальным камням, разбросанным по разным провинциям, стало известно о характерном для Хань искусстве барельефов. Возможно, что раскопки других ханьских захоронений помогут найти такие же, а, возможно, и лучше сохранившиеся экземпляры . Эти барельефы вырезались на каменных плитах, встроенных в стены посмертной усыпальницы, хотя сцены на них лишены каких-либо похоронных мотивов. После смерти представителей ханьской знати окружали не барельефы религиозного характера, изображающие посмертное существование души, а живые и яркие сцены жизни, исторических событий или мифологии. Искусство барельефа, обязанное своим появлением усыпальницам, посвящено, тем не менее, земной жизни. Есть сцены охоты, сражений, памятных исторических событий, как, например, попытки убийства первого императора Цинь Ши Хуан-ди в то время, когда он был лишь правителем Цинь, а также легенд, как, например, знаменитое посещение чжоуским Му-ваном богини запада Сиванму. Состоятельные и знатные китайцы эпохи Хань желали, чтобы после смерти их окружали именно такие картины мирской жизни. Такой характер сюжетов - бесценный подарок историку, у которого столь мало источников для воссоздания жизни той эпохи - поднимает интересный вопрос. Китайцы династии Хань, как и другие народы во всех частях света, обставляли свои усыпальницы культовыми предметами, назначением которых было помогать душе умершего в потустороннем мире. Таковыми были глиняные фигуры, начавшие появляться в ханьских захоронениях, хотя это чисто "погребальное" искусство достигло совершенства значительно позже. Барельефы нельзя отнести к данной категории. Выбранные сюжеты не позволяют сделать подобного предположения. Действительно, есть сцены мифологического характера, на которых представлены разнообразные божества ханьского пантеона. Однако такие сцены - не самые распространенные и не занимают видного положения. Преобладают же изображения мирские. Сцены исторических событий в повседневной жизни не могли носить религиозного смысла. Барельеф, изображающий встречу Конфуция и Лао-цзы около Лояна (апокрифическое событие) или же Цинь Ши Хуан-ди, пытающийся достать из реки Сы утерянный бронзовый треножник, едва ли должны были сопровождать умершего в загробной жизни. Сцена, показывающая похороны самого погребенного или сражение с сюнну могли представлять некоторые личные особенности человека, ибо один из членов семьи У был губернатором Дуньхуана, пограничного города на западе Ганьсу. Тем не менее, барельефы предназначались только для умершего, ибо вырезанные изображения были обращены внутрь гробницы, поэтому было невозможно увидеть их до тех пор, пока усыпальница не была вскрыта. Значит, барельефы создавались, дабы снискать расположение духа усопшего, а не только для того, чтобы увековечить его заслуги. Можно предположить, что барельефы были призваны напомнить умершим о сценах, исполненных славы и доблести, в которых они участвовали в земной жизни, а также показать их любимые картины из истории или мифологии, чтобы доставить им удовольствие в бесчисленные века после смерти. Выбирал ли эти сюжеты сам умерший перед своей кончиной, и они впервые создавались в его усыпальнице, или же это были хорошо известные картины, увековеченные в камне с целью сохранения от времени и разрушений? На эти вопросы невозможно ответить из-за недостатка свидетельств. Скульптор барельефов гробницы семьи У упомянут в надписи, рассказывающей о строительстве усыпальницы. Она гласит: "В первый год Цзянь-хэ (147 год), циклические знаки дин-хай, в третий месяц, начавшийся днем гэн-сюй, в четвертый день гуй-чоу, почтительный сын У Ши-гун и его младшие братья Суй-цзун, Цзин-син и Кай-мин, поставили эти колонны, сделанные скульптором Ли Ди-мао в стиле "мэнфу" за 150 тысяч монет. Сунь Цзин сделал львов стоимостью в 40 тысяч монет". Один из львов исчез, но нет причин сомневаться, что Ли Ди-мао создал как барельефы, украшающие усыпальницу, так и колонны. У семьи У были древние корни, она претендовала на происхождение от шанского правящего дома, члены которого были также предками семьи Кунов, к которой принадлежал Конфуций. Кажущийся плохой вкус, проявляющийся в упоминании в надписи цены, в которую обошлась гробница отца, едва ли был нарушением приличий возгордившейся семьей. Скорее, в ханьскую эпоху богатство ценилось не меньше, чем аристократическое происхождение. Ли Ди- мао принадлежал к знати, раз его имя упомянуто в надписи, а плата за работу свидетельствует, что он не был местным скульптором из уездного города. Возможно, он и его помощник Сунь Цзун были известными столичными художниками. Поэтому весьма вероятно, что работа Ли Ди-мао над гробницей семьи У стала единственной в своем роде, выполненной по просьбе "почтительных сыновей" или же самого умершего чиновника незадолго до его кончины. Также возможно, что Ли Ди-мао воспроизводил в камне произведения, уже исполненные ранее другим способом, менее подходящим для мемориала, или же он был признанным художником, специализировавшимся по барельефам. Возможно, в будущем где-нибудь еще будут найдены другие его произведения. Барельефы Сяотаншань, несомненно, более ранние, чем гробница семьи У, не датированы, и мы не знаем ни имени того, для кого они были сделаны, ни имени создателя. Более поздние надписи, оставленные паломниками и посетителями, показывают, что барельефы появились ранее II века н. э., а по мнению китайских ученых, они были созданы в конце Ранней Хань, в I веке н. э. Рельефы, в отличие от работы Ли Ди-мао, не столь объемны, но изяществом линий и искусностью резьбы они превосходят более поздние образцы усыпальницы семьи У. Возможно, "хозяином" этой гробницы был полководец, ибо одна из самых ярких сцен запечатлела сражение китайской армии с сюнну. Правитель сюнну сидит перед шатром, о чем свидетельствует короткая надпись. Всадники мчатся друг на друга, поле боя полно убитых, некоторые лошади изображены без седоков. Из расположенных в правом углу картины конических предметов, шатров, или, более вероятно, из-за холмов, для которых такие изображения типичны, появляются воины. На других барельефах изображены процессии, на одной из которых "великий правитель" (да ван) управляет колесницей, запряженной в ряд четырьмя лошадьми, в сопровождении всадников и других колесниц. Это не император, ибо титул обозначен достаточно четко. Возможно, это один из ханьских принцев, которые были "правителями" весьма урезанных уделов, все еще существовавших в империи, но находившихся в строгом подчинении двору. Подобно сценам на барельефах гробницы У, процессия может быть исторической картиной какого-нибудь эпизода, связанного с эпохой Чжоу. Присутствуют также и легендарные сюжеты, как, например, посещение Му-ваном богини Сиванму, ведь такие темы были весьма популярны в ханьский период. Дворец Сиванму показывает стиль китайской архитектуры в то время, что является очень ценным историческим свидетельством, ибо никаких зданий ханьского времени не сохранилось. Изображенные на барельефах лошади заслуживают особого внимания. Эти великолепные, гордо ступающие скакуны не являются ни китайскими, ни монгольскими. Они выращены на западе, в Дася и Даюань. Именно они так привлекали императора У-ди, что он предпринял смелую попытку завоевать страны, чтобы получить их. Ханьцы очень любили лошадей, и часто изображали их на предметах искусства. Другим характерным образом являются деревья с переплетенными ветвями, иногда два дерева соединены одной или несколькими ветками. Возможно, он был навеян контактами с иранским искусством, но корни этого символа - в китайской легенде. Переплетенные деревья, одно из хороших предзнаменований, символизируют двух