29
По новой, «Царской» дороге от Бахчисарая, где остался салон-вагон министра иностранных дел России, до Ливадии придворный мотор домчал Сергея Дмитриевича Сазонова за два часа. Исключительно живописные плавные повороты, подъёмы в широких долинах предгорий Ай-Петринской яйлы[94], уютные татарские селения с виноградниками, садами и бахчами, трудолюбивые татары, склонённые с мотыгой на клочках своих полей, или пастухи с отарами овец на изумрудно-зелёных лужайках, где весеннее солнце ещё не успело выжечь буйную траву, – всё проносилось вместе с встречным ветром мимо зеркальных окон закрытого чёрного «рено», мчащегося по прямым участкам шоссе с фантастической скоростью 80 вёрст в час.
Сазонов, хорошо знавший и любивший, как все русские баре, прелести Французской Ривьеры или Италии, поражался красоте этих мест. Потом пошли сначала зелёные стены из лещины серпантинов в гору Сары-Кая, затем – голые скалистые к вершине Ай-Петри, и авто начало спуск по головокружительным поворотам на Южный берег Крыма. С северной стороны перевала было ещё довольно холодно, а здесь, на юге, уже царило начало лета. Ароматы цветущих деревьев и запахи свежей листвы врывались в мотор и кружили голову даже такому старому сухому дипломату, каким был российский министр иностранных дел.
«Хитрые турки, наверное, считают эту прекрасную землю до сих пор своею… Рассматривают Крым, завоёванный Россией полтора века тому назад, как своего рода заморский вилайет Турции[95]. Иначе у них не было бы давно заведённого обычая посылать особое посольство в Ливадию приветствовать русский Двор, когда туда прибывает Царская Семья… Султан Махмуд V и на эту весну собирается прислать на своей яхте в Ялту для традиционного приветствия не какого-нибудь дипломата, а министра внутренних дел Талаат-Бея и генерала Иззет-пашу… Министр внутренних дел Турции приветствует в Крыму русского царя!.. Это говорит о многом! Кстати, надо обратить внимание Его Величества на эту деталь. Он любит обсуждать такие вещи…» – думал Сазонов, качаясь внутри «рено» на мягких подушках.
На одном из поворотов серпантина вниз от горы Ай-Петри мысли Сазонова плавно перешли к важному вопросу, с которым он теперь ехал к Императору. Дипломат попытался охватить взглядом эту историю как бы с горы, целиком. Он припомнил, как в конце прошлого года посол России в Константинополе Гирс прислал ему неприятную шифровку. От его секретных источников информации Гирсу стало известно, что германское правительство заключило с турецким султаном соглашение, по которому в Константинополь должна была прибыть германская военная миссия из 42 офицеров во главе с генералом Лиманом фон Сандерсом. Офицеры должны были заняться реорганизацией турецкой армии, а генерала турки назначили командиром корпуса, стоящего в Константинополе, то есть «оседлавшего» Проливы.
Это было страшным ударом для российской дипломатии, которая очень ревниво относилась к изменению статуса Проливов из Чёрного моря в Средиземное, и хотя то положение, которое сохранялось на начало 1914 года, России было невыгодно, но всякое новое усиление в Константинополе иностранных держав, могущих стать потенциальным противником и овладеть Проливами, вызывало острое раздражение в Петербурге. Немецкий шаг министр считал самым вопиющим.
Сазонов вспоминал, как препирался он с германским послом в России графом Пурталесом, доказывая, что миссия Лимана фон Сандерса имеет негативное политическое значение для дружбы России и Германии, тем более сейчас, когда идут переговоры о заключении нового торгового соглашения между Берлином и Петербургом, а русская общественность так вознегодовала по поводу этой миссии, что вряд ли удастся теперь сохранить для Германии те большие преимущества, которые давало ей предыдущее соглашение 1904 года. А упрямый и зашоренный по-немецки Пурталес был совершенно непроницаем для доводов другой стороны.
Сазонову было неприятно теперь вспоминать, с каким трудом, чуть не плача, приходилось ему выпрашивать высокомерное согласие Кэ д'Орсе и Уайт-холла[96] оказать влияние на Берлин и сделать что-нибудь к удовлетворению России. Государь хотел послать тогда в Чёрное море из Балтийского эскадру старых броненосцев, чтобы продемонстрировать в Константинополе российский флаг и оставить эти корабли затем в Севастополе для уравнивания Черноморского флота с турецким…
«Слава Богу, морской министр Григорович оказался трусоват и, так же как я, возражал против посылки эскадры, не желая ослаблять Балтийский флот. Конечно, турки испугались бы… – думал министр иностранных дел, – но я бы потерял доверие и любовь Лондона, которые для меня важнее всего… Николая Александровича удалось уговорить, да и англичане забеспокоились, что германский крепыш слишком быстро создаёт условия для строительства своей железной дороги Гамбург – Багдад через Балканы и Турцию и может затронуть и их интересы… В прошлый раз я докладывал Государю, что благодаря моему дорогому коллеге сэру Грею удалось уговорить немцев и турок повысить Лимана фон Сандерса в чине. Так что теперь он не будет командовать 1-м корпусом, а займёт более высокое, но не столь опасное для нас положение… Да, надо показать Государю шифровку Гирса об этом, но пока не докладывать о том, что Англия посылает в Турцию своего адмирала Лимпуса и нескольких морских офицеров привести в порядок военно-морские силы этой страны… Николаю Александровичу будет очень неприятно узнать об этом, и он, разумеется, не поверит моему другу Грею, который заверил меня, что эта мера не обращена против России, – ведь мы почти союзники, хотя и без всяких взаимных обязательств на бумаге… У нас ведь Сердечное, а не Бумажное Согласие!..»
С одного из поворотов горной дороги открылась Ялта и синяя бухта с белым молом, у которого стоял красавец «Штандарт». Министра укачало на серпантинах. Он хотел было постучать тростью в стекло, отгораживавшее его от шофёра, и остановить мотор, чтобы хоть на несколько минут ощутить под ногами твердь, но до Ливадии оставалось четверть часа хода, и он передумал.
В Кавалерском корпусе Сазонову отвели удобное помещение из двух комнат с ванной, на втором этаже и окнами в парк. Всё было чисто и проветрено. Готовясь принять ванну, чтобы прийти в себя с дороги, министр подошёл к окну и увидел, как Государь и Императрица прогуливаются по аллеям, а впереди них прыгает через скакалочку Наследник.
«Понятно, почему Царская Семья так стремится в Ливадию… – подумал министр, – ведь сюда возят из Евпатории на миноносцах целебные грязи, обмазывают ими Цесаревича, и он может лежать на солнце, укрепляя суставы против гемофилии. Как весело он сейчас прыгает! Но несчастные мать и отец!.. Как страшно им жить, зная, что в любую минуту с любимым сыном может случиться непоправимое.
Как странно устроена жизнь! – размышлял Сергей Дмитриевич. – Такая сильная и великая королева, как Виктория, вдруг передаёт своему мужскому потомству через дочерей и внучек столь страшную болезнь, которая делает слабыми не только маленьких принцев, но целые династии и империи!.. От Пиренеев и Альп до Урала и Камчатки…»
…Когда Сазонов, щуплый человек с почти лысой головой, большим, клювообразным носом и небольшой бородкой, входил в кабинет Государя на первом этаже дворца, он всё ещё находился под приятным впечатлением образа Наследника, весело прыгающего через скакалку в парке. Он даже сказал об этом Государю и получил в ответ добрую улыбку и благодарный взгляд синих глаз.
– Спасибо, мне очень приятно это слышать, Сергей Димитрич.
Тон Императора был очень тёплый и домашний. Сазонов почувствовал себя увереннее и спокойно открыл свой портфель, полный государственных тайн.
– Что там слышно о Лимане фон Сандерсе? – задал Николай Александрович первый вопрос, который, очевидно, мучил его больше всего. Он отложил в сторону изящно переплетённый доклад, который привёз ему министр, и стало ясно, что он хочет живой беседы с Сазоновым, а не чтения нудного текста, подготовленного чиновниками у Певческого моста.