А пока же Стенька шел за длинной вереницей саночников и явно скучал. Дойдя до Никольского конца, он развернул тальянку и заиграл частушки, нарушившие ритуальное шествие. Одна из девок тотчас подхватила:
Мне сегодня сон приснился,
В руках розовый букет,
Говорят, букет к свиданью,
А свиданья с милым нет.
Подхватила другая:
Мой-то миленький уехал,
Он уехал далеко.
У меня болит сердечко,
Да и, может, у него.
Третья:
Мне не надо чики, брики
На высоких каблучках,
Было б личико почище,
Прохожу и в лапотках.
И тут вступил насмешник Стенька:
Девки, пойте, девки, пойте,
Девки веселитися,
Вам цена одна копейка.
Девки, не сердитися.
Но Стеньку тотчас отбрили:
У залеточки кудриночки
На правый бок лежат.
Красоты на сто процентов,
Дури на сто пятьдесят.
Ну, как такое Стенька мог стерпеть!
У милашечки моей
Растет шишка меж бровей,
Один глаз от теленочка,
Другой — от поросеночка…
Хохот на все Угодичи!..
Глава 6
АЙ ДА СТЕНЬКА!
После гулянки Стеньку уложили спать на полатях: теплое, блаженное место в зимнюю пору. Он тотчас уснул чугунным сном, и проспал бы, наверное, долго, если бы утром в комнату, где уже чаевничали Яков Дмитриевич и Андрей Гаврилыч, не вбежал запыхавшийся вотчинный писарь Василий Павлович Горохов.
— Беда, Яков Дмитрич! Бывший бурмистр Тихонов Николай Григорьич выкрал отпускной акт покойного барина и решил передать его наследнику, Алексею Васильевичу Карру.
— Да то ж беда всем крестьянам! Были вольными хлебопашцами, а станем опять крепостными. Какой же мерзавец этот Тихонов!
— А может, только слухи? — спросил Андрей Гаврилыч.
— Истинная правда! — перекрестился писарь. — Он еще неделю назад мне намекал: «Давай-де выкрадем отпускную, а племянник нам тыщу рублей отвалит». Я, конечно же, отказался, а тот дурачком прикинулся. Пошутил-де. Однако ему не поверил. Черное дело вознамерился содеять Тихонов. Думаю, сегодня он вручит отпускной акт новому барину.
Яков Дмитрич побледнел. Сколь сил он приложил к освобождению крестьян и вдруг всё псу под хвост.
— Где вручит?
— Только что на санях к Ростову поехал. А на кой ляд ему в Ростов ехать, когда в Рождество все по домам сидят? Никак, с грамотой к наследнику нашего старого барина подался. Не зря, поди, третий день у купца Емельянова проживает. Скумекали?
Зажиточные угодичские крестьяне знали, что наследник бывшего их барина водил дружбу с именитым ростовским купцом.
Яков Дмитрич сорвал с колка[31]полушубок.
— Надо настичь мерзавца!.. Санька! (Санька спал в соседней горнице). Проснись, сынок… Беги за бурмистром Иваном Курмановым. Живо!
Санька Артынов, подросток лет шестнадцати, выбежал из избы, а Стенька пружинистым прыжком спрыгнул с полатей.
— На санях не догнать, дядя Яков. Надо верхом на добром коне мчать… Батя, у нас Гнедок проворный. Дозволь!
— Бери, Стенька, — тотчас согласился Андрей Гаврилыч. — Только коня не запали. Коль настигнешь, задержи подлеца, а писарь и Курманов на санях подъедут. С Богом![32]
Николай Григорьич Тихонов, бывший бурмистр Угодич, житель деревни Воробылово, ехал в Ростов напрямик, зимней дорогой через озеро Неро. Дорога была накатанная, благо две недели не было метелей, и на душе у путника было благостно. Уже подъезжая к городу, его сани обогнал какой-то верзила без шапки и в распахнутом овчинном полушубке, но всадник не помчался к Ростову, а развернул быстроногого коня и схватил лошадь Тихонова за уздцы.
— А ну стой!
— Да ты чего, милок? — ошалел Тихонов, высовывая из воротника тулупа испуганное лицо.
— Разговор к тебе есть, вражья душа.
— Кой разговор? Не знаю тебя. Коль татьбой[33] занимаешься, денег у меня и полушки нет.
Стенька явно тянул время: саней бурмистра Курманова и вотчинного писаря Горохова все еще не было видно.
— Врешь, вражья душа. Без денег в Ростов не ездят. А ну доставай кошель!
Углядев, что у могутного парня нет никакого оружия, бывший бурмистр заметно осмелел:
— Отпусти лошадь. Чего прицепился? Меня дела в городе ждут.
— Подождут!
Стенька развернул лошадь Тихонова и, по-прежнему держа ее за узду, повел в сторону Угодич.
— С ума спятил! Отпусти лошадь, сучий сын! Я кому сказал?!
— И не подумаю. А ну пошла, залетная!
А тут вскоре и сани бурмистра Курманова приспели. Увидев в санях волостного писаря Горохова, у Тихонова погано стало на душе, однако постарался и виду не подать, выдавив сальную улыбку, предназначенную бурмистру.
— Как вы кстати, Иван Степаныч! Посмотрите, что этот разбойник делает. Я уж, было, к городу подъезжал, а он сзади подкрался и развернул мои сани. Деньги от меня требовал. Прикажите арестовать лиходея.
Бурмистр глянул на ухмыляющегося Стеньку и принял решение:
— Нехорошо-с, молодой человек. Ваше дело попахивает уголовщиной. А ну-ка слезай с лошади и садись в сани Тихонова.
— Обижаете, господин бурмистр. А кто на Гнедка сядет?
— Попрошу писаря. А тебя, темную личность, отвезем в участок. Надеюсь, доволен, Николай Григорьич?
— Еще как доволен, — мотнул пегой бородой Тихонов. — Участок как раз мне будет по пути. Вот такие верзилы и грабят честной люд. Добро бы из участка его в каталажку[34].
— Там разберутся.
Стенька, оказавшись рядом с Тихоновым, крутанул непокрытой головой. Хитер новый бурмистр. В участок-то придется и вору зайти, чтобы дать свидетельские показания. Тут на него и насядет писарь. Только бы грамотка при Тихонове оказалось, а то за «разбойный» налет и сам в каталажку угодишь.
Не угодил. Как только все вошли в участок, находившийся в Ростове у Каменного моста, что вблизи от белокаменного кремля, Курманов обратился к младшему полицейскому чину с густыми обвислыми усами, сидевшему в одиночестве за широким столом, покрытым зеленым сукном.
— Бурмистр села Угодичи Иван Курманов. Желаю поговорить с господином квартальным надзирателем[35].
— Спешное дело, господин бурмистр? — лениво качнулся на стуле полицейский чин. От него попахивало винным перегаром.
— Дело большой важности, господин урядник. Доложите Григорию Васильевичу.
— Да бог с вами, господин бурмистр. Сами понимаете, Рождество-с. Господин Агалавцев возможно-с еще почивает.
— И все же прошу доложить. Дело-с серьезное.
— Какие же вы, бурмистры, настырные… Митька!
Из соседней комнаты вышел младший урядник с помятым, заспанным лицом.
— Дойди до квартального. Тут бурмистр по важному делу из Угодич приехал. Но коль господин Агалавцев не во здравии, пусть скажет, в котором часу может пожаловать в участок. Обождите в коридоре, господа.
В коридоре, тускло освещенном керосиновым фонарем, у Тихонова зародились нехорошие мысли. И чего это бурмистр с верзилой цацкается? Сдал бы в участок — и все дела. Звать же квартального по пустяковому делу — и вовсе нет никакой нужды. Чудно. И вотчинный писарь косо посматривает. Он-то чего в участок притащился? Снарядился в Ростов — так и шагай по своим делам… А верзила с ухмылочкой косяк двери подпирает. Шмыгнет на улицу — и ищи свищи. Странно. Бурмистр на него и внимания не обращает, значит у него другая цель… Неужели?
