Яан обратил внимание, что плечо капитанского френча вытерто до блеска ремнем автомата.

— Для этой штуки патроны все же достаете? — спросил он.

— С ним наполовину проще, чем с английской винтовкой, — ответил Калниньш. — В Дно получали пополнение и русские винтовки, но на мою роту все равно не хватило У меня такое чувство, будто начальство думает, что о моей роте и не нужно заботиться — сама себя обеспечит. Я уже предупреждал командира полка, что перейду на свои хлеба и снабжу бойцов только немецким оружием, тогда, по крайней мере, не придется без патронов сидеть.

— Вы получали даже пополнение? — поинтересовался Яан — У нас с этим плоховато, людей остается в строю все меньше.

— Десять человек из дивизионных тылов, два лейтенанта и четыре политбойца.

— Это кто такие?

— Ленинградские комсомольцы, добровольцы. Не могу запомнить русские фамилии, я зову их по именам, даже в рифму получается: Саша, Паша, Яша и Влаша. Воевать не умеют, но смелости хоть отбавляй, да и вообще боевые ребята, если в живых останутся — хорошие выйдут солдаты.

Калниньш задумчиво пощипывал свою бородку Яан успел заметить, что его сбитые сапоги были тщательно начищены. Контраст между ухоженной бородой и дочерна загорелым от лесной жизни лицом, навощенными сапогами и насквозь пропотевшим и пыльным обмундированием придавал капитану вид многоопытного землепроходца. Было очевидно, что подчиненные капитана Калниньша держатся своего командира и готовы идти за ним хоть с завязанными глазами.

— Вы тогда дошли до станции Струги Красные? — спросил Яан.

— И еще как! Оказалось, что я был там просто необходим. То, что я со своей ротой неожиданно насел на немцев, настолько их перепугало, что дивизия смогла на полдня дольше держать оборону. У немца страшно чувствительная душа — если разок пуганешь, тут же надуется, надолго затаит обиду и давай разбираться, что же это такое и стоит ли вообще дальше играть. В тот раз немец принялся вовсю прочесывать лес, может, там еще какой батальон затаился!

Они вышли на околицу деревни, где Калниньш оставил своих людей. Как опытные солдаты, они расположились под кустами и использовали свободную минуту, чтобы расслабиться. Возле них собрались бойцы полка, освободившие деревню, и уже шел живой обмен солдатской информацией. Каждый выкладывал то, что знал либо полагал, что знает.

— Говорят, Гитлер обещал каждому солдату, который примет участие в захвате Ленинграда, дать по доходному дому, офицеры, те их должны получить на Невском проспекте, потому они с такой силой и лезут, — убедительно доказывал Вяйно Кадакас группе окруживших его бойцов.

— У нас из Риги по зову фюрера в Германию отправилось не меньше десяти тысяч немцев-домовладельцев, теперь-то небось все вернулись назад и требуют свое недвижимое имущество, — заметил кто-то из латышей.

С другого места донесся обрывок спора.

— …я тебе говорю, у немцев на самолетах стоят дизельные моторы, они вообще не загораются, ты ему можешь все трубы и баки изрешетить, нефть, она не воспламеняется — поэтому их так трудно и сбивать!

— Не пори чушь, дизель ни за что не даст таких высоких оборотов, которые самолету требуются, тарахтит себе потихоньку, и только. Просто у них самолеты снизу бронированные, пулей не возьмешь, в этом вся чертова загвоздка. Вот бы им сбоку врезать, тут бы они и загорелись!

Последние слова спорщик выпалил так громко, что они дошли и до слуха Кадакаса. Он лукаво скривил свое округлое лицо и крикнул специалистам по самолетам:

— Послушайте, мужики, если у вас такая охота пулять по самолетам сбоку, то это можно запросто устроить. Залезайте на высокое дерево и ждите. Когда- нибудь он же должен пролететь мимо — тут и лупите его, чтобы рухнул с грохотом наземь. Только жратвой запастись не забудьте, придется чуток подождать!

Бойцы вокруг него весело заржали.

— Как только чуть вперед продвинемся, у солдат сразу настроение меняется, — заметил Яан.

— Это лекарство им бы регулярней давать, — сказал Калниньш. — Не то некоторые начинают уже меланхоликами оборачиваться.

Тут между деревенскими домами показалась колонна военнопленных. Они шагали по трое в ряд, конвойные по бокам. Немцы шли вразнобой, и уже после прохода головы колонны начала подниматься пыль, которая к середине колонны сгустилась в своеобразную сухую дымку и вынуждала конвойных по возможности отступать на обочину. Немцы кашляли и демонстративно отплевывались.

— Видите ли, им больше нравится ехать на машине, — издевательски отметил Яан.

— Впервые вижу, как немцы в колонне топают, — с чувством удовлетворения признался Калниньш. — Обычно мы пыль месим, а они на машинах за нами катят, вперед нас, мимо нас — как вам угодно! Было бы совершенно справедливо наконец-то поменяться ролями, не то эта война становится слишком однообразной.

Неровный шаг пленных напоминал топот большого стада.

— Вот так они и не кажутся какой-то особой, непобедимой силой, — заметил Яан.

— Наша растерянность им эту силу придает! — воскликнул Калниньш, и глаза его сердито сверкнули. — Порядок нужен, чтобы каждый, от рядового бойца до командующего армией, действительно выполнял то, что является его долгом. Тогда и фронт перестанет откатываться!

— Ну, теперь вроде бы пошли в наступление, — заметил Яан.

— Наконец-то! Я бы предпочел, чтобы это произошло на триста километров западнее. Я вам уже говорил, что мне никто не давал обещаний непременно пристроить меня к побеждающей стороне. Но если уж я однажды стал на чью-то сторону, то сделаю все, чтобы эта сторона пришла к победе.

Колонна военнопленных двигалась дальше. Уже из- за домов вышли последние немцы, но хвостовых конвойных все еще не было. Наконец показалась двуколка — обычная защитного цвета повозка связистов, с красивой сивкой в оглоблях. Ездовой важно вышагивал рядом. В задке двуколки спиной к ходу движения сидел простоволосый человек. Внимательно приглядевшись, Яан узнал в нем немецкого майора. Двуколка в такт движению лошади покачивалась, и немец с профилем хищной птицы тоже раскачивался, словно клевал что-то.

Яан в нескольких словах рассказал Калниньшу историю немецкого майора. Капитан серьезно посмотрел на Яана, кивнул несколько раз подряд и сказал.

— Вы, эстонцы, настоящие европейцы, я это всегда говорил. Умеете обходиться с гостем в соответствии с его рангом. Даже усаживаете таким образом, чтобы господину майору не пришлось заглядывать под хвост эстонской кобылке, что было бы оскорбительно для его великогерманского достоинства.

За двуколкой шли еще два вооруженных красноармейца. Лошадь шагала, двуколка покачивалась, майор поклевывал. Вся эта процессия двигалась медленно, но неуклонно. Белая пыль лениво поднималась из-под ног и висела над дорогой, будто занавесь. Хвост колонны тащился медленно, пока не исчез за поворотом.

Через некоторое время после ухода колонны прилетели немецкие самолеты.

Яан лежал рядом с Калниньшем на придорожном лугу. Это была странная воздушная атака. Два самолета с соответствующими интервалами друг за другом проносились вдоль дороги. Они не бомбили. Редкие пулеметные очереди взбивали на дороге султанчики пыли. Казалось, будто летчики пулеметным огнем скорее старались привлечь к себе внимание, чем поразить кого-то, по деревне они не стреляли. Когда очередной самолет с завыванием проносился над головой, Яан заметил, как от темного фюзеляжа машины отделяется белый веер. Этот парящий хвост распускался за самолетом все шире и рассыпался на отдельные трепыхающиеся лепестки.

Самолеты сделали круг и прилетели снова, вновь прошли вдоль дороги и опять под сопровождение коротких очередей. Где-то впереди, между домами, панически хлопая крыльями и кудахча во все горло, разбегались вышедшие на дорогу поклевать куры, на которых эти ревущие исполинские орлы нагоняли смертельный страх. Все повторялось, вновь за хвостами самолетов, трепыхая, сыпались вниз белые листочки.

— Скоро прочтем новости, — заметил Калниньш. — Видно, знают, что газеты к нам плохо доходят.