Литмир - Электронная Библиотека
A
A

19

Яан Орг был у комдива, когда явился адъютант командира корпуса.

Старший лейтенант едва вскинул руку к козырьку и тут же посыпал вопросами.

— Генерал послал узнать, где вы находитесь и что с вами происходит! Ваша радиостанция не отвечает на позывные. Доклады тоже не поступали — где ваши связные?

Комдив успокаивающе повел рукой:

— Радиостанция еще не прибыла со старого места расположения, я не знаю, где она сейчас вообще находится. Какие я могу направлять доклады, если положение мне и самому неясно.

Адъютант достал карту и развернул ее на составленном из ящиков столе, стоявшем посредине палатки.

— Товарищ полковник, не покажете ли вы мне, где в настоящий момент находятся подразделения дивизии? Я обязан доложить генералу.

Тут комдив картинно воздел руки:

— Я не знаю, старший лейтенант, где сейчас находятся части дивизии, я могу точно сказать лишь, где они были вчера, перед тем как немецкие танки, как нож сквозь масло, прошли через боевые порядки дивизии.

Старший лейтенант строго взглянул на него.

— Товарищ полковник, — сказал он официальным тоном, — так что же, мне доложить генералу, что вы не знаете, где располагаются части вверенной вам дивизии?

— Сейчас не знаю. В течение ближайших часов должно выясниться. Обратитесь к начальнику штаба, возможно, к нему уже начали поступать донесения, тогда и узнаете поточнее.

Адъютант резкими недовольными движениями сложил карту и сунул ее в планшет. Какое-то мгновение он боролся с собой, однако продолжительное пребывание возле высокого начальства уже успело сказаться на нем, и он не удержался, чтобы не обронить собственную оценку:

— Не представляю, как можно таким образом командовать дивизией.

Комдив кивнул, и уголки его рта желчно опустились.

— Если вам когда-нибудь дадут дивизию и она попадет в подобное положение, тогда, возможно, представите, — сказал он без усмешки, но с горечью.

Яан чувствовал себя неловко оттого, что оказался свидетелем всей этой сцены, однако удалиться сейчас из палатки означало именно привлечь к себе внимание Со стороны Порхова доносились разрывы мин и снарядов. Время от времени тяжелые мины разрывались и где-то поблизости, и тогда вибрировал туго натянутый зеленый брезент, которого он стоя касался плечом.

В другом углу палатки неподвижно, как изваяние, стоял начальник политотдела старший батальонный комиссар Прейман. Лицо его все больше темнело, когда он наблюдал за адъютантом комкора. Прейман хорошо знал действительное положение вещей, накануне еще, поздно вечером, после взрыва моста, сам ходил на берег Шелони принимать и направлять на сборные пункты переправлявшихся в одиночку и группами бойцов. От имени командира дивизии он назначал старших по званию офицеров командирами сводных батальонов, которые должны были временно занять место рассеянных полков дивизии. Он знал, что люди сделали все, что в их силах, и упрекать их было бы несправедливо.

К тому же это были впервые оказавшиеся в бою солдаты. Вчерашние крестьяне, которые в мирное время год-полтора в казарме и на учебном плацу занимались муштрой, больше привыкли мерить пешком версты, нежели слышать выстрелы. Те несколько обойм, что они за эти месяцы расстреляли, они выпустили на стрельбище по бумажным мишеням и тоже скорее с мальчишеским задором, чем с целеустремленным сознанием, что набивают руку. Некоторые из них даже трактора вблизи не видели. И вдруг — танковая атака! Тем более в сопровождении плотного артиллерийского огня и под железной метлой града мин над окопами. По мнению Преймана, большим успехом было уже и то, что ребята не кинулись в панике бежать, а остались сидеть в окопах. Немецкие танки запнулись на время, он сам видел горевшие на поле боя стальные коробки. Теперь требовалось немного времени, чуточку перевести дух, чтобы собраться с силами, одуматься, обрести равновесие и прийти к пониманию: мы все же выстояли, мы с этим справились. Если дойдет до сознания, это уже будут совершенно другие бойцы. Сейчас их еще бьет озноб недавнего боя, пока рано требовать от них присутствия духа.

Однако длительная привычка к воинской дисциплине не позволила Прейману вставить слово. Он переждал, пока адъютант командира корпуса сердито выскочил из палатки. Затем спокойно обратился к комдиву:

— Товарищ полковник, я сейчас в штабе не нужен. Если вы не возражаете, я еще раз проверю, как там складывается обстановка. Может случиться, и польза от меня будет.

— Иди, Прейман, иди, — махнул комдив. — Все равно скоро явятся новые любознайки, им страшно не понравится, если я не смогу ответить на их вопросы. И забери с собой Орга, пусть доложит мне о положении в частях — когда ты еще сам вернешься. Выясните, где сколько людей и какое у них осталось оружие. Будь уверен, Орг тебе пригодится, у него редкостный нюх, он карту читает, как газету. Даже в самой большой суматохе не было, чтобы он подразделения не нашел.

— Я и должен находить, — подчеркнуто сказал Яан.

— Конечно, должен, раз приказ получил, — согласился комдив. — Только вот другие ведь тоже должны, но не всегда находят.

— Я — эстонец, поэтому должен, — коротко бросил Яан.

— Я этого не сказал! — полковник резко рубанул воздух рукой.

— Вы-то конечно, — сдержанно заметил Яан.

— А кто сказал?

— Если не сказали, то подумали, — развил мысль Яана Орга Прейман, который до сих пор молча следил за разговором.

— Да чепуха! — отмахнулся комдив. — Эстонец ты там или татарин — какая разница.

— Не скажите, — терпеливо объяснил Прейман. — Кто у нас в начале перехода дезертировал? Офицеры и сверхсрочники из эстонцев. Заметьте, ни одного татарина, товарищ полковник! Скажете — это какие-то одиночки? Пусть так, только эти одиночки находились в любом полку. Что должны были подумать другие? Естественно, что эстонцы — дрянной народ, берегут собственную шкуру и поджидают удобного случая, чтобы продаться!

— Ну, теперь ты преувеличиваешь, Прейман. А сам еще старый опытный политработник! Из-за одной паршивой овцы все стадо чернишь.

— Ничего я не преувеличиваю. Что, у нас в дивизии все прирожденные интернационалисты? Кое-кто смотрит: раз эстонец, значит, тебе нельзя доверять. И знать не хотят, что негодяи и трусы находятся среди любого народа. Нам сейчас нужно особенно стоять за доброе имя эстонца, как стояли бойцы батареи Нийтмаа там, у деревни Пети, одними словами тут никого не убедишь, ребята ожесточились от потерь, с досады, известное дело, ищут виновных.

— Да, да, теперь вижу, что ты начальник политотдела, — отступился комдив. — Ладно, сходите, ребята, гляньте, что вы там сможете голыми руками сделать. Обстановка паршивая, если немец начнет нажимать — встретить его нечем.

Полчаса спустя Яан вместе с начальником политотдела трясся в кузове полуторки по ухабистой и проросшей корневищами лесной дороге к шоссе Порхов — Дно. Легковая машина осталась в заторе за Шелонью, возле совхоза «Нестрино». Повреждение могло быть и пустяковым, но атмосфера была наэлектризована, немецкие танки — рукой подать, и уже не оставалось ни времени, ни терпения, чтобы искать причину поломки. Заглохла, и все тут, пришлось бросить. Там она и осталась, среди развалившихся телег и разбитых машин, мимо которых безостановочно катился поток пеших людей.

Брошенная машина вызвала у Яана своеобразное чувство сожаления. Это не была жалость по поводу того, что пришлось расстаться с ценной и нужной вещью, и не досада от сознания, что дальше придется идти пешком. В этот момент он почувствовал, что расстается с каким-то этапом на своей военной дороге и вступает в новый, неведомый. С этим «опель-супером» бывшего тартуского коммерсанта Янеса он по-своему сросся с самого Тарту, машина была ему домом в долгих скитаниях и вроде бы служила защитой, хотя чувство это, вполне понятно, было совершенно обманчиво. Остается ли он просто под открытым небом или заключен в тонкую жестяную оболочку — на такой войне это безразлично. И все же было грустно, словно он расставался со старым другом. Раньше, куда бы ни уходил, он возвращался к своей машине, теперь оказался как бы бесприютным.

72
{"b":"585635","o":1}