Покончив с этим, я зашел за куст и блевал, пока пятна желчи на земле не покрылись яркими крапинками крови.

— Все это было для него лишь игрой. Жизнь была просто игрой. Поэтому-то он все время и смеялся.

— Что?

Я стоял на коленях, смывая с губ кисловатые остатки рвотной массы и поливая шею водой.

— Он знал, что ты его понимаешь.

Этот голос принадлежал не Кухулину — он был ниже и более бархатистым. Обращались явно не ко мне. В то же время голос показался мне знакомым. Я повернулся. Кухулин привалился спиной к дереву, а перед ним стоял самый высокий человек из всех, кого мне доводилось видеть, облаченный в доспехи, матово сиявшие медью и сверкавшие серебром в лучах заходящего солнца. У него были золотые волосы, в руках он держал копье, наконечник которого торчал выше моей головы. В другой руке у него был небольшой кожаный мешок.

Кухулин положил ладонь на руку незнакомца.

— Я этого не хотел.

Незнакомец кивнул.

— Я знаю, — сказал он.

Я узнал этот тембр. Это был голос моего отца.

— Это ведь была игра. А то, что происходило до того, как он появился, со всеми остальными, было состязанием. Я подготовлен так, что им и не снилось, и только Фердия… — Кухулин сделал жест рукой, явно ничего в него не вкладывая. — Я бы оставил их в живых, им нужно было лишь уйти, но никто не ушел. А ведь они могли это сделать, и тогда бы я их не убил. — Голос его дрогнул. — Вот только Фердия. Только он не мог уйти. Все остальные могли бы остаться в живых, если бы захотели, но не он. А мы были братьями. Почему братья должны убивать друг друга?

Кухулин разговаривал с незнакомцем так, как разговаривает мальчик со своим учителем. Он умолк, ожидая ответа. Незнакомец взял его за руку и заглянул в глаза.

— Он знал, — ответил незнакомец. — Какими были его последние слова?

— Он сказал: «Сыграй игру до конца», — раздался еще чей-то голос.

Это был Оуэн. Он появился Зевс знает откуда. Я не видел его поблизости, когда заканчивался бой, но это и не удивительно, учитывая то, что я следил за дерущимися в воде противниками, не замечая ничего вокруг. Незнакомец посмотрел на Оуэна, и мне на мгновение показалось, что Оуэну стало неловко.

— Он сказал: «Сыграй игру до конца», — повторил Оуэн тише и как-то неуверенно.

— Слова героя.

— Нет, неправильно. Он этого не говорил. Он сказал, что хочет умереть в Ольстере, — хрипло прошептал я, приблизившись к ним, чувствуя, как что-то огромное начало распирать мою грудь, — я ведь слышал голос отца.

Они на меня даже не взглянули. Наверное, просто не обратили внимания на мои слова. Кухулин посмотрел на незнакомца, а потом неожиданно рухнул на колени у его ног. Я бросился к нему и с облегчением увидел, что он открыл глаза. Его голос был ровным и пустым.

— Я дрался весь день. Мне пришлось драться каждый день с тех пор, как я пришел сюда. Я не спал на постели, как мне кажется, целый год. На мне нет ни клочка кожи, из которого не сочилась бы кровь. У меня нет сил поднять меч, не говоря уже о том, чтобы защищать брод. Я даже не могу спать в одежде, потому что она давит на меня, причиняя ужасную боль, а когда надеваю нагрудник, приходится набивать его травой и подставлять прутья орешника, чтобы металл не прикасался к телу, а иначе боль просто невыносима. — Кухулин поднял глаза на незнакомца. — Я должен драться, ибо Ольстер остался без защиты, но если я сейчас снова вступлю в бой, то погибну, и это будет гибелью Ольстера.

Незнакомец покачал головой.

— Ты должен отдохнуть, — мягко произнес он. — У меня есть травы и снадобья, и ты быстро поправишься, однако сейчас тебе обязательно надо отдохнуть.

— Но если я засну, кто будет стеречь брод?

Незнакомец впервые за все время посмотрел на меня.

— Мы с Лири, разумеется.

Я кивнул. Я не знал, чего он хотел, но, что бы это ни было, я тоже этого хотел.

Кухулин лег на землю, чуть не теряя сознание.

— Кто ты? — пробормотал он.

— Я Луг, — тихо ответил незнакомец. — Когда-то я был знаком с твоей матерью.

Он натянул на Кухулина одеяло и положил рядом уже раскрытый кожаный мешок. Я увидел, что в нем лежат какие-то пузырьки и склянки, в которых обычно держат лекарства. Мы уложили Кухулина на мягкую траву, постаравшись, чтобы ему, насколько возможно, было удобно. Луг приготовил в чаше какое-то снадобье, добавляя туда содержимое дюжины различных флаконов, склянок и пакетиков, и вылил эту адскую смесь прямо в рот Кухулину. Тот проглотил лекарство и, как мне показалось, сразу расслабился, словно лежал на мягком глубоком свежем снегу, повторявшем все изгибы его тела.

— Теперь он заснет.

Я почему-то был в этом уверен. На месте Кухулина я проспал бы целый месяц.

— Что будем делать?

Луг посмотрел на меня. У него были серебряные глаза, как и у Кухулина. Он положил руку мне на плечо.

— Ты сейчас пойдешь и приведешь всех, кого сможешь собрать. Мейв нарушила договор. Сейчас ее войска все глубже продвигаются на территорию Ольстера. Ольстерцы все еще не оправились от болезни, но действие проклятия скоро прекратится. Ты должен попытаться заставить их встать на ноги. Постарайся собрать всех, кто способен дать отпор врагу. Я останусь здесь вместо Кухулина.

— Но разве мне не следует остаться с вами?

Я знал, что он прав, но не хотел покидать Кухулина. И не хотел уходить от голоса незнакомца. Он улыбнулся.

— Не тревожься. К твоему возвращению Кухулин поправится. Я все еще буду здесь. И мы с тобой снова поговорим.

Больше мне было нечего сказать. Мы с Оуэном запрягли лошадей, и вскоре наша колесница снова покатила в сторону Ольстера.

Луг сказал правду. Я увидел колеи, проложенные армией Мейв сквозь неубранные поля. Мы проезжали мимо домов, которые они сожгли, пока Кухулин защищал брод, считая, что его стране ничего не угрожает. Они сделали крюк, обойдя стороной Ирард Куилен — брод, который защищал Кухулин. Теперь, если бы они захотели, могли бы напасть на него с обеих сторон, но, похоже, удовлетворились возможностью грабить и уничтожать все, что попадалось им на пути. Несколько раз нас замечали патрули Мейв, но Серый и Санглин были слишком быстры, чтобы нас могли догнать в гонке по прямой, поэтому мы добрались до Мюртемна в целости и сохранности. У ворот нас встретил какой-то человек. Он стоял, прислонившись к столбу, лицо его было искажено от боли, но все-таки он стоял. Это оказался Суалдам, отец Кухулина. По крайней мере, возможный отец.

— Где Кухулин?

Я удивился. У него был голос глубокого старика. Я пригляделся к нему и увидел покрытое морщинами лицо, редкие поседевшие волосы, прилипшие к потному лбу. Поэтому-то он и выздоравливал быстрее, чем воины помоложе. В бою от него уже было мало толку, поэтому испытываемые им страдания были не столь жестоки.

Я выпрыгнул из колесницы и помог ему сесть.

— Отдыхает. Он удержал Проход, но Мейв нарушила договор и наступает на нас. Я приехал, чтобы попытаться собрать людей. Нужно задержать коннотцев, пока Кухулин не восстановит свои силы.

Пока Оуэн поил лошадей, я быстро рассказал обо всем, что случилось, о гибели Фердии и о незнакомце, занявшем место Кухулина.

— Даже не знаю, что будет, когда следующий герой приедет сразиться с Кухулином и обнаружит, что это не он, — поделился я своими сомнениями.

Суалдам усмехнулся, обнажая хорошо сохранившиеся зубы.

— Первой договор нарушила Мейв, а не Кухулин. Теперь она не сможет пожаловаться, если и он изменит правила. Тем более, раз твой незнакомец убьет воина Мейв, некому будет рассказать ей, что это сделал не Кухулин. — Он хрипло хохотнул. Потом его лицо снова приняло серьезное выражение. — Но ты прав, мы должны подумать о том, что может случиться. Было бы лучше, если бы ты вернулся туда как можно раньше.

— Но кто же поднимет наших воинов?

Он приосанился и выпятил грудь.

— Я. Раз я могу держаться на ногах, то и они смогут. Дай мне одну из лошадей, и я объеду все замки, пока не доберусь до самого короля. Я не перестану кричать и проклинать их до тех пор, пока они не встанут и не пойдут со мной, чтобы вам помочь.