Я звал их, но они только отворачивали равнодушные лица. Затем между нами появилась фигура одного из легионеров Тиберия, он принялся колоть их мечом, вонзая его в их беззащитные спины, а я мог лишь смотреть на это, не в силах даже пошевелиться.

Потом видения прекратились, туман в голове рассеялся и в образовавшуюся щель пролился медовый свет дня. Мне стало тепло и уютно. Даже не двигаясь, я знал, что лежу, укрытый звериными шкурами, раскинувшись на мягком соломенном тюфяке. Я почувствовал, что ужасно проголодался, и, хотя глаза мои все еще были закрыты, я ощущал, что кто-то движется рядом со мной.

Я надеялся, что этот «кто-то» не представляет опасности, поскольку сам я был совершенно беззащитным, при этом я рассчитывал, что «кто-то» окажется съедобным.

Я с трудом разлепил глаза и, с улыбкой глядя в потолок, некоторое время лежал неподвижно, наслаждаясь шумом дождя за окном. Я никогда еще не смотрел на потолок с таким уважением, осознавая, что это творение рук человека дарит мне тепло и уют. Наконец, вдоволь наглядевшись на это творение, я попытался перевернуться на бок и посмотреть по сторонам, но мышцы отказывались повиноваться, и попытка перевернуться не удалась. Тогда я сосредоточился на том, чтобы повернуть тело по частям, постепенно. Эти усилия оказались более успешными, хотя я ощущал сильную слабость и малейшее движение вызывало приступ тошноты.

Перед моим лицом появилась тонкая рука, откинувшая волосы с моего лба. От испуга мое сердце едва не остановилось, и, если бы не страшная слабость, я, наверное, подпрыгнул бы футов на десять и приземлился бы уже с обнаженным мечом, готовый ко всему. Однако, пребывая в весьма плачевном состоянии, я просто продолжал спокойно лежать. Тогда меня, вероятно, без труда могла бы прикончить пара новорожденных котят, а уж пытаться сопротивляться человеку казалось мне совершенно бессмысленной затеей.

Она наклонилась надо мной с молчаливой улыбкой и поправила одеяло. Темные волосы повисли прямо над моим лицом. Я ощутил запах ее кожи, смешанный с резким сладковатым ароматом очага и благоуханием свежеиспеченного хлеба. Женщина выпрямилась и посмотрела на меня. Наши взгляды встретились, и я пообещал себе, что обязательно поближе познакомлюсь с обладательницей этих темных лукавых глаз, когда буду чувствовать себя получше — лет этак через сто. Она улыбнулась и протянула мне кубок, и я с трудом сделал несколько глотков, проливая большую часть жидкости, не слишком приятной на вкус. Сделав еще пару глотков, я поперхнулся, и она забрала кубок, удовлетворенно хмыкнув. Потом она опустила мою голову на подушку, и почти сразу же в голове закружился то ли дым костра, то ли темные грозовые облака.

Следующие день и ночь пролетели очень быстро. Время от времени я просыпался и видел женщину, которая сидела подле меня или занималась своими делами рядом с моей постелью. Она приветствовала меня улыбкой, давала мне немного поесть, затем предлагала испить немного отвратительного пойла, после чего я снова засыпал. Какое-то время я спал крепким, здоровым сном, но потом приходили видения. Мне снились жестокие сражения, отвратительные оргии, яростные битвы и гнусные извращения в стиле Калигулы. Мое сознание переполняли кровавые сцены и звон клинков. Потом я просыпался, съедал предлагаемую мне пищу, пил горькое питье и на некоторое время погружался в спокойный сон, а потом его снова прерывали кошмарные видения.

На следующее утро я проснулся и сказал незнакомке, что чувствую себя лучше. Она не знала моего языка, однако смысл сказанного был достаточно ясен. Она больше не стала предлагать мне свой напиток (я подозреваю, что смысл применения этого лекарства состоял в том, чтобы продолжать давать его, пока больной не почувствует себя достаточно хорошо и наконец будет в состоянии сказать, что оно отвратительно и он не хочет его пить, при этом у него должно хватить сил настоять на своем). Мне так и не удалось узнать, что за травы она мне давала, но, похоже, они сделали свое дело. У меня было такое ощущение, словно по моему телу несколько раз прогнали стадо скота, а фурии высосали силу из моих мышц, тем не менее я снова обрел способность ясно мыслить и с радостью понял, что выздоравливаю.

Моя сиделка оценивала мое состояние по той реакции, которая возникала у меня, когда она ненароком касалась моего лица своими волосами или давала возможность заглянуть за вырез платья. Можете не сомневаться, такие диагностические приемы мне нравятся гораздо больше, чем когда мне приставляют к спине пиявок или бросают в лицо куриные потроха, что мне уже приходилось испытывать на собственной шкуре.

Она была высокой и привлекательной, двигалась очень легко и изящно. Ее платье было сшито из темно-зеленой шерстяной материи, а густые темные волосы женщина заплетала в тяжелую косу, спускавшуюся ниже талии. Возможно, все дело было в лекарстве, а может, в том, что я долго не был с женщиной, но вдруг мое тело стало наливаться горячей силой, начиная с пальцев ног. Я прекрасно знал, что ощутит моя ладонь, если положить ее туда, где заканчивалась темная коса, и что почувствую я, если прижму к себе сиделку так, чтобы наши тела слились в единое целое. Я почти осязал пальцами мягкие контуры ее платья, гибкие мышцы поясницы, сильные бедра, прижимающиеся ко мне, чувствовал запах ее кожи, вкус ее губ, я мог заглянуть в ее глаза и увидеть в них тайны ее сердца. Ощущение было настолько реальным, что я невольно содрогнулся. Согнув колено, я прикрылся, но она успела заметить мою реакцию.

— Лучше? — спросила она.

Я понял. От неожиданности я сел и повторил это слово уже как утверждение. Теперь удивилась и она. Женщина снова повторила вопрос, и я ответил: «Да», потому что теперь знал, на каком языке она говорит. Она радостно хлопнула в ладоши и очень быстро произнесла несколько фраз. Я почти ничего не понял, но некоторые слова были мне очень знакомы, не столько их смысл, сколько звучание. Я всегда отличался способностью к языкам, и этот язык я знал. Он был похож на иберийский и в то же время чем-то отличался, возможно, это был один из его диалектов. Я жестом прервал ее речь и показал, чтобы она говорила медленнее. Теперь мне удалось понять пару слов. Я произнес несколько слов на иберийском, выговаривая их очень медленно и пытаясь подражать ее акценту.

— Спасибо, что позаботилась обо мне.

Она на какое-то мгновение замерла, наморщив лоб. Я повторил еще раз, более медленно, и ее лицо прояснилось. Женщина улыбнулась, показала знаками, чтобы я оставался на месте, и поспешно покинула комнату. Очевидно, она хотела рассказать остальным о моем выздоровлении. Я огляделся по сторонам и увидел маленький столик и стоявшую на нем грубо вылепленную миску. В ней лежало что-то, очень напоминавшее еду, хотя с тех пор, как я видел или пробовал что-нибудь съедобное, кроме поистине отвратительного напитка, которым потчевала меня моя сиделка, казалось, прошла целая вечность, и, наверное, я бы не узнал пищу, даже если бы ее подсунули мне прямо под нос. Однако, повинуясь инстинкту, я набросился на еду и опустошил миску несколькими глотками. Пять минут спустя, когда за мной пришли воины, я уже стоял, согнувшись, возле куста, росшего у дверей хижины, и освобождался от содержимого желудка. Между приступами рвоты я повернул голову и приветствовал их усмешкой.

Я хорошо помню дворец Имейн Мача. Толпа любопытных жадно наблюдала за тем, как я появился в воротах в сопровождении Коналла Победоносного и Барсука Бьюкала. Острие меча первого из них, как всегда, бороздило пыль за его спиной, оставляя между отпечатками его ног зубчатый след. Бьюкал, с раскачивающейся в кулаке шипастой палицей, выглядел не менее внушительно.

Вспоминая тот момент, теперь я понимаю, что они попали в затруднительное положение, поскольку ничего обо мне не знали. Они не хотели обращаться со мной грубо, потому что я мог оказаться принцем или официальным гостем. В то же время они не желали выказывать мне и слишком большое почтение, так как я мог оказаться простолюдином или врагом. Особенно эти мучительные сомнения были заметны в поведении Коналла — он несколько раз тянулся ко мне, будто намеревался заломить мне руки за спину, чтобы затем затащить в Большой Зал и швырнуть к ногам короля, однако в последний момент останавливался. Если бы решение зависело от него, он бы, без сомнения, просто дал бы мне по голове в отместку за неловкость положения, и на этом бы все и закончилось. Своим буйным нравом, торчавшими во все стороны рыжими волосами и роскошной длинной бородой Коналл напоминал рассерженного дикого вепря. Для знатоков придворных скандалов вид Коналла и Бьюкала — еще одного человека, отнюдь не славившегося своей деликатностью, — эскортирующих чужака, выброшенного на берег, был просто находкой, поскольку им обоим хотелось, на всякий случай, идти и впереди меня, и рядом, и сзади. По этой причине они постоянно оттесняли друг друга, и каждый надеялся, что если их предположения окажутся неверными, виноватым можно будет считать другого. Верзилы пытались охранять меня, сопровождать и конвоировать одновременно и походили на двух рьяных, но не очень смышленых псов, которые тащат домой куропатку, но боятся, что она может оказаться цыпленком.