Я протянул к нему руки.

— Тогда что же я должен для тебя сделать?

Этот вопрос оказался правильным.

— Завтра Оуэн отправляется в Коннот.

— Но для чего? — в недоумении спросил я. Оуэн мне ничего не сказал. Но почему он не сообщил мне об этом, если, Зевс свидетель, он рассказывал мне о себе все по многу раз?

— Чтобы закончить свое обучение. Чтобы кое-что узнать. Чтобы напугать Мейв, если это возможно, рассказами о больших шарах в штанах наших страшных воителей. Чтобы наблюдать, слушать и запоминать. А потом он вернется и расскажет мне о том, что узнал.

Я пришел в ужас. Я много слышал о Мейв и знал Оуэна, и для меня это звучало так, будто мучительная смерть Оуэна была вопросом нескольких дней.

— Но разве Мейв допустит его присутствие? А если и так, позволит ли она ему все увидеть? А если позволит и он увидит больше, чем ей хотелось бы, разрешит ли она ему вернуться?

Конор самодовольно откинулся в кресле.

— О да. Конечно, он увидит только то, что она позволит ему увидеть. Но он увидит лучшее из того, что у нее есть, а только это меня и интересует. Меня не слишком волнует, сколько у нее людей, хотя я был бы не прочь, если бы она сочла возможным дать об этом знать. Вы также должны приглядеться и к королю. Я желаю знать, что за тип этот Эйлилл. Управляет ли он всем или подчиняется ей? Что их удерживает вместе? Какие настроения у них при дворе? Присягают ли вожди ей на верность? Служат ли они ей по своей воле или под угрозой силы? С ней ли еще кланы Мордах и Рорэй, или же правдивы слухи о том, что почти все они дружат с Ленстером? Узнайте, объединится ли армия Ленстера с Коннотом? И еще мне интересно, полны ли по-прежнему залы замка Мейв оружием и висят ли там на стенах человеческие головы, или она предпочитает тихую и спокойную жизнь? — Он засмеялся глухим лающим смехом. — Нет, если серьезно, я этого от нее вовсе не ожидаю. — Он улыбнулся самой этой мысли. — Но я обязательно должен об этом узнать.

Я стал быстро соображать, раздумывая, каковы шансы того, что Оуэн меня убьет. Видимо, значительно большие, чем в случае, если я поеду один, это уж точно.

— Понимаю. Так ты желаешь, чтобы я отправился вместе с Оуэном?

— Именно. Тебя они не знают, и могут захотеть произвести на тебя впечатление. Наверняка, они тобой заинтересуются и, вероятно, допустят тебя туда, где мои люди никогда не бывали, и расскажут вещи, запретные для жителей Ольстера. И, кто знает, может быть, ты понравишься Мейв. — Он хрипло рассмеялся. — Не позволяй ей околдовать себя. Она — паучиха, пожирающая самцов.

Я мрачно усмехнулся.

— Я слышал об этом и еще о многом другом. — Я замолчал, тщательно подбирая слова. Король поднял брови. Я решился задать прямой вопрос.

— А ты не боишься, что я могу рассказать ей об укреплениях Имейн Мачи? Или что они могут попытаться убедить меня остаться с ними?

Конор пожал плечами.

— Разумеется, они попытаются, и даже смогут в этом преуспеть. Если кто-то на такое и способен — это Мейв. Но Каффа говорит, что этого не случится, — он гадал на куриных потрохах. Во всяком случае, если это произойдет, он узнает. — Конор посмотрел на меня с таким видом, будто предполагал, что его мнение относительно Кэтбэда не слишком отличается от моего. — Не думай, что ты такой уж незаменимый. Конечно же, ты всегда можешь уехать, и я не буду об этом знать, если только твое отсутствие не затянется надолго. Я не хочу тебя терять, но не могу заставить остаться силой. И, кроме того, нужно подумать и о Кухулине. Полагаю, ты не хочешь потерять с ним связь. — Конор улыбнулся, и его улыбка заставила меня почувствовать, что теперь он для меня почти как брат. В его голосе звучала уверенность в моей преданности. — Кроме всего прочего, я доверяю тебе. Как ты сам говорил, ты ел наш хлеб, нашел приют под моей крышей и спал со многими из наших женщин. По этим причинам переметнуться сейчас на сторону врага было бы с твоей стороны черной неблагодарностью. Нет, я уверен, что ты останешься с нами. Да и что ты можешь рассказать этой ведьме из Коннота кроме правды — о том, что Ольстер наполнен могучими и щедро одаренными природой — во всех отношениях — бойцами, которые неутомимы в любви, как мартовские коты, и чья страсть к элю равносильна только их жажде крови и презрению к мужчинам Коннота? Если же Мейв окажется настолько глупа, что начнет с нами войну, мы быстро отправим ее домой, скулящую, как ошпаренный щенок. Можешь передать ей мои слова, если хочешь, правда, я не советовал бы это делать и даже категорически запретил бы, если бы рассчитывал, что мы когда-нибудь снова встретимся с Мейв, в чем я весьма сомневаюсь.

Я хмыкнул и немного подумал над его соображениями, но, в сущности, у меня не было никаких сомнений. Я твердо намерен был ехать. Конор прочел это на моем лице так же ясно, как он умел читать и по лицам других людей, и снова усмехнулся.

Это была его знаменитая улыбка — оскал волка, поднявшего голову над растерзанным телом только что убитой им жертвы.

В те времена Мейв была легендой. У каждой легенды есть свое начало и должен быть свой глашатай. Таким вестником для меня стал Оуэн.

Неудобство пребывания в чьей-то компании в движущейся колеснице состоит в том, что вы никоим образом не можете избавиться от общества своих спутников. Путешествие в Коннот заняло несколько дней, и все это время Оуэн проговорил со мной. Он стоял прямо позади меня, поэтому я, хвала Зевсу, в основном не особенно хорошо его слышал. Его рот практически не закрывался, так что мне оставалось только надеяться, что туда залетит какая-нибудь пчела и заставит его заткнуться. Проблема состояла в том, что он считал своим долгом выложить мне все, что ему было известно о Мейв и Эйлилле, а также обо всех прочих, кто приходил ему на ум, и о мельчайших подробностях их жизни, так что скоро меня уже тошнило от этой коннотской своры. Мне уже начинало казаться, что я знаю о них больше, чем они знают сами о себе, и возникало желание повернуть назад и забыть навсегда обо всей этой истории.

— У меня создается впечатление, что изучение биографии Мейв являлось существенной частью твоего образования, или, может быть, ты потратил все свое свободное время, чтобы стать так удивительно осведомленным о ней?

Я не желал демонстрировать свое раздражение, но, очевидно, сделал это, поскольку на лице Оуэна возникло обиженное выражение, и он покраснел. Создалось впечатление, что он собрался так же бесцеремонно огрызнуться, но именно в этот самый момент мы налетели на выбоину глубиной почти с колодец, так что ему пришлось сосредоточиться на том, чтобы покрепче держаться, во избежание катапультирования из колесницы. В итоге Оуэну пришлось удовлетвориться тем, что он выругал меня только за слишком быструю езду. Когда дорога снова стала достаточно ровной или, по крайней мере, менее ухабистой, я обратился к нему уже более мягким тоном.

— Расскажи мне о ней что-нибудь такое, что известно не всем.

— Что ты имеешь в виду? — сердито отозвался он, глядя куда угодно, но только не на меня.

Дурное настроение других людей всегда меня веселило, но в данном случае я постарался сдержаться и сделал вид, что сосредоточился на управлении лошадьми. В конце концов, мы ехали в одной повозке, которая была не совсем подходящим местом для ссор.

— Ты рассказал все, что мне следует знать о дворе и его обычаях, не говоря уже о людях, но в этом нет ничего нового. Не пойми меня превратно, однако я не уверен, что это в дальнейшем очень пригодится. Если бы я был жителем Ольстера, я бы и так о многом узнал. Но ты ведь бард и знаешь то, что недоступно обычным людям: барды и жрецы хранят тайны и делятся ими только с подобными себе — это всем известно. Попробуй поделиться малой толикой своих обширных знаний с чужестранцем, выброшенным по воле судьбы на ваши берега.

Он смотрел на меня настороженно. Я подумал, что удачно подбросил ему приманку в виде разумной смеси вызова и лести, но в шутливой форме, как он и ожидал. Если бы я не задел его самолюбие, он мог бы подумать, что я хочу обвести его вокруг пальца, что я в действительности и намеревался сделать. Я молча ждал, поглядывая на него краем глаза. Наконец его лицо смягчилось — мой финт удался.