— Ну! Как его зовут?

— Железный Страж Куллана. Мне не известно, что это значит. Он из Мюртемна и вооружен для боя. Скоро он как орел набросится на твои армии, и воины сотнями лягут перед ним, подобно скошенной траве. Их кровь зальет землю, а их вопли докатятся до Коннота. Много женщин будут оплакивать тела мужчин, поверженных им на поле боя, и многим племенам придется искать новых вождей. Страж будет резать людей, как серп режет снопы, и лишь немногим удастся спастись от его гнева.

— Но погибнет ли Страж?

Пауза длилась дольше, чем обычно. Эйлилл зачарованно наблюдал, как девушка закачалась. Казалось, она сейчас упадет.

— Он погибнет.

— В битве?

— Да… Я не могу…

— Когда? Когда?

Девушка рухнула на землю. Эйлилл заморгал, и вдруг обнаружил, что она исчезла, но голос остался.

— Мы не мож-ж-жем увидеть… туман окружает нас-с-с… нам не дано увидеть.

Мейв выругалась и снова села прямо.

— Погибну ли я? — спокойно спросила она.

Голос отозвался немедленно.

— Ты вернешься в Коннот, хотя многие из тех, кто идет с-с-с тобой, не вернутся.

Мейв откинулась назад, опершись о стену пещеры, и уставилась в потолок; дыхание ее было медленным. Затем ее взгляд скользнул вниз и остановился на Эйлилле. Он знал, что какое бы выражение сейчас ни приняло его лицо, оно не отразит его состояние. Наступила очередная пауза. Он не шевелился, но это уже не имело значения. Мейв накинулась на него, будто подброшенная гигантской рукой.

— Придурок! Насильник свиней! Зловонный пес!

Он вцепился в нее, когда она в прыжке сбила его с ног. Его руки обхватили ее бедра. Он ощутил ее тепло и какой-то миг надеялся, что это всего лишь ее очередная неожиданная смена настроения. Затем он увидел ее искаженное бешенством лицо, ставшее почти уродливым от бессилия и разочарования, и уклонился, когда она в него плюнула.

— Ты не мужчина! Ты разъевшийся боров, которого я должна таскать за собой, как балласт. Почему ты не оставишь меня в покое и не дашь мне надежду? Почему?

Эйлилл понимал, что сказать ему нечего. Он только парировал ее удары и выжидал. Понемногу шторм стал стихать. Она прекратила бить его и теперь колотила руками по стене. С пола он видел ее залитое слезами лицо и ждал. Она не двигалась, ее дыхание постепенно становилось нормальным. Эйлилл очень медленно и осторожно поднял коробку и закрыл крышку. Он отнес ее ко входу в пещеру и сел там, повернувшись спиной к Мейв. Примерно через десять минут он услышал, как она прокашлялась и дважды сплюнула. Сзади раздались ее шаги, затихшие рядом. Он напрягся, оставаясь неподвижным, и ощутил ее руку на своем плече.

— Пойдем, — сказала она. — Дочери Калатина рассказали все, что знали. У нас впереди много дел.

Он посмотрел на нее.

— Эти женщины всегда были такими?

Мейв глядела куда-то вдаль.

— Когда погиб Калатин, его жена была беременна. Она пережила его на месяц и потом умерла при родах, напоследок прокляв Кухулина. — Она улыбнулась. — Боль состарила ее дочерей еще до рождения. Их тела были морщинистыми, а ум — как у взрослых людей. Смысл их жизни состоит только в том, чтобы нести с собой проклятие матери.

— Они всегда выглядят, как… — Эйлилл запнулся.

— Всегда трое в одном теле, но сейчас это уже не совсем так. Когда они закончили обучение, их наставник наделил их особым даром. Большинство людей стараются скрывать свою печаль и ненависть. Они предпочитают менять свою внешность так, чтобы никто не мог видеть, что у них на сердце.

— И они выбрали облик чудовищ?

Мейв кивнула.

— Они предпочли быть честными.

— Но как же эта девочка, которую я видел… — голос Эйлилла постепенно угас.

— Это маскировка. Иногда их забавляет перевоплощение. А их естественное состояние — это трое в одном теле. — Она глубоко вздохнула. — Они родились всего несколько лет назад, но сейчас уже старше нас с тобой и имеют такую силу, о которой мы можем только мечтать. Не называй их чудовищами, тогда всех нас следует назвать монстрами. Они просто позволяют другим видеть их.

Эйлилл заколебался, но потом посмотрел на нее.

— Остановимся ли мы или пойдем до конца?

Ее взгляд блуждал где-то в пространстве, но голос звучал решительно.

— Мы пойдем, — сказала она. — Мы пойдем вперед, и мы будем жечь и разрушать, и заберем все, что у них есть. Ко времени нашего возвращения, с победой или после поражения, богатство Ольстера будет уже на пути в Коннот, — ее рука опустилась на рукоять меча. — А когда мы встретим Кухулина, то обойдем его, если сможем, а если не сможем, то нападем и раздавим его. Ведь он один, а у нас армия, в составе которой много великих воинов, включая половину героев Красной Ветви, воинов из Ленстера и партнера Кухулина по тренировкам, Фердию. Великие воины Ольстера, те, кто остался его защищать, все лежат в постелях и кричат от боли. Те из них, кто идет с нами, не страдают, поскольку они не защищают Ольстер, — так сказано в проклятье. Возможно также, что дочери Калатина ошиблись в своих пророчествах, поэтому мы продолжим эту войну.

Эйлилл долго смотрел на нее. Она любовалась пейзажем, ее золотистые волосы вечер окрасил в темные тона, а луна заставила их блестеть. Ее разум уже готовился к первой встрече с Кухулином. Эйлилл глубоко вздохнул.

— Отлично, тогда мы продолжаем идти вперед.

Когда я до крови скреб себя жесткой щеткой, то понимал, что завтрашний день может оказаться для меня последним.

Мы гнали колесницу так, как никогда раньше, оставив далеко позади Оуэна с его усталой лошадью.

Проход Ирард Куплен является воротами из Коннота в Ольстер. Существует еще лишь один вариант — долгий обходной маршрут. Проход — это узкое ущелье длиной около мили с глубоким ручьем примерно посередине, текущим ох Ольстера в сторону Коннота. С одной стороны ущелье ограничивают крутые холмы, а с другой — широкое и коварное болото, безопасно пересечь которое сможет разве что стрекоза. Барды знали множество историй о вторжениях в Ольстер со стороны Коннота в старые времена, и у всех у них была одна общая особенность. Пока удерживали Ирард Куилен, Ольстер оставался в безопасности. Как только его захватывали войска Коннота, они могли широким потоком растечься по центральной равнине Ольстера, как подогретый мед по блюду. Опыт тактиков многих поколений и простой здравый смысл говорили одно и то же, поэтому в качестве единственного подходящего места для обороны Кухулин мог выбрать только Проход.

Кухулин стоял рядом со мной в колеснице и, будто пытаясь усилием воли приблизить конечный пункт нашего марш-броска, вглядывался в горизонт на западе, пока ветер не выжал слезы из уголков его немигающих глаз. Ему не было необходимости подгонять меня. Я гнал коней как человек, преследуемый Эйменидами, подбадривая их своими криками. Серый из Мачи и Черный Санглин мчали колесницу, подгоняемую ветром, без видимых усилий, проносясь в такой близости от крутых склонов и валунов, что можно было к ним прикоснуться, и так напугали меня, что через какое-то время мой страх превратился в веселье, и мне стало уже все равно, чем это закончится. Когда произойдет то, в результате чего ты умрешь, тогда станешь свободным от всего. В период между пониманием этого обстоятельства и его реализацией можно успеть испытать то состояние, которое люди называют храбростью. В любом случае, на такой скорости все могло закончиться достаточно быстро. Я не хотел умирать, но единственной надеждой было добраться до Прохода первыми. Я верил, что Кухулин способен сделать почти невозможное, но даже величайший герой Ольстера не мог сдержать движение армии в десятки тысяч воинов на широком фронте. Мы должны были добраться до Ирард Куилен раньше Мейв, или же война закончится еще до ее начала.

По мере того как наша колесница в облаке пыли и под стук копыт увозила нас все дальше от Имейн Мачи по центральной равнине страны, мы обнаружили встречный поток женщин и детей, убегавших от передовых отрядов, посланных Мейв грабить фермы жителей Ольстера и добывать провиант для снабжения ее армии. Вначале мы старались всех приветствовать, подбадривая этих людей, но все беженцы отвечали нам с гневом и болью, всем было что рассказать, и Кухулин старался вежливо выслушивать людей, в то время как я торопил его вперед. Мы слышали истории о женах, тащивших своих стонущих мужей в амбары или в заросли папоротника — куда только можно было, — чтобы спрятать их от воинов Коннота. Женщины отворачивались при виде своих горящих ферм и уводимого врагом скота. Рассказывали они и о женщинах, взявших в руки мечи, чтобы защитить свои семьи и имущество от захватчиков. Они сражались до тех пор, пока в состоянии были поднять руку на врагов. Я видел слезы, катившиеся по щекам рассказчиков, сообщавших о том, как весело смеялись люди Мейв, изрубив тела этих храбрых женщин и бросив их в пылающие дома. Мы также узнали, что некоторые из мужчин, оказавшиеся в меньшей степени подверженными слабости, пытались сопротивляться и даже достигли некоторых успехов, но потом они вынуждены были отступить к холмам, поскольку их оказалось слишком мало.