Где-то там, вдали, кочевало огромное стадо бизонов. Знакомый запах взволновал даже Маленькую Стрелу, который нетерпеливо заржал и забил копытами.

— Вы заметили индейцев? — мистер Конноли натянул поводья, осадив своего скакуна рядом со мной.

Ирландец сбросил с себя почти всю одежду, оставшись лишь в узких кожаных брюках и сапогах. На голову он повязал красную бандану, превратившись в настоящего воина-апача.

— Несколько скаутов команчей идут за нами следом, — кивнул я. — Они не желают нам зла, потому и не особо скрываются.

Индейцев я заметил на рассвете, когда отошел от прогоревшего костра по нужде. Юноша индеец, гордо восседающий на маленьком жилистом пони, помахал мне рукой с вершины холма, такого крутого, что я не рискнул бы карабкаться на него даже пешим. Скаут указал рукой на юг, потом на север и радостно подбросил в воздух свою винтовку.

Через несколько часов море трав стало таким глубоким, что даже заслонило от нас извилистую линию горизонта, отороченную голубоватой бахромой горных вершин. Мы с головой погрузились в пронизанные солнечным светом заросли, усыпанные пестрыми лоскутками цветов, и напоенные ароматом тучной земли. Прямо из-под копыт вспорхнула стайка жирных тетеревов, и с громким курлыканьем взлетела к небесам.

Шеймус встрепенулся, провожая птиц жадным взглядом.

— Эх, помнится, в Бостоне мы их чуть ли не голыми руками били, — ирландец мечтательно вздохнул. — Их там было так много, что даже слуги от тетеревятины нос воротили!

— Вспомнил тоже! Когда это было… — фыркнул Кипман. — Лет двадцать тому?

Мы постоянно встречали лисиц и косуль, которые нас совсем не боялись, а однажды, высоко в небе пролетела, сверкая великолепным оперением, стайка каролинских уток, направляющихся к реке Платт.

Птицы и животные словно почувствовали свободу, и жизнь постепенно стала возвращаться в прерии. Я вздохнул и улыбнулся, прислушиваясь к «барабанной дроби» токующих птиц, разносящейся по всей округе. За эти три дня мне довелось повидать больше живности, чем за десять лет жизни на равнинах!

Привал мы решили устроить на высоком берегу реки в тени акаций, усыпанных яркими желтыми цветами.

Мистер Конноли достал из седельной сумки карту, некогда принадлежавшую лейтенанту Сайлсу, и аккуратно расстелил ее на траве.

— Мы находимся здесь, — я царапнул бумагу кончиком ножа. — А лагерь команчей должен быть здесь, если, конечно, Форрест ничего не напутал.

— Это еще сто пятьдесят — двести миль, — мистер Конноли приложил к карте линейку и провел линию карандашом.

— На берегу Северной Платт, в землях Кайова, — кивнул я.

Сет Кипман присел рядом с нами на корточки, и тоже принялся изучать проложенный ирландцем маршрут.

— Вот уже и рукой подать до Скалистых гор, — на его бородатой физиономии появилась довольная улыбка. — Мы одолели большую часть пути, господа. Теперь, дело за малым!

— Не забывай, впереди у нас лагерь команчей, — хмыкнул Шеймус. — Если бы вы меня спросили, я предложил бы обойти его десятой дорогой!

Я отрицательно покачал головой.

— Мы же с тобой уже десять раз все обсудили, — сказал я. — И ты каждый раз соглашался с моим планом.

— Соглашался, — толстяк кивнул. — Но чем ближе мы становимся к проклятым краснокожим, тем тревожнее становится у меня на душе. Можете сколько угодно надо мной смеяться, но старика Шеймуса одолевают дурные предчувствия по поводу всей этой затеи…

— Успокойся, Шеймус, никто на твой скальп не позарится, — заулыбался Кипман, поправляя на голове меховую шапку.

— Поживем — увидим, — лицо толстяка помрачнело. — Потом поздно будет кулаками махать. Вспомните еще, что я вас предупреждал.

Мистер Конноли только отмахнулся.

— Не обращайте внимания, парни, просто это наша национальная черта: всегда ожидать всего самого худшего. На самом деле, в глубине души, наш дружище Шеймус и сам не верит в эти страшилки.

Шеймус обиженно надулся.

— Страшилки?! — его физиономия даже побагровела от возмущения. — Ну и идите тогда все к черту!

Кипман засмеялся и, похлопав толстяка по плечу, пошел разводить костер.

Лицо мистера Конноли вновь стало серьезным.

— Форрест говорил, что корпус генерала Ли должен быть где-то здесь, — карандаш прочертил эллипс между реками Арканзас и Южной Платт. — Но мы пока не видели никаких следов. Не мог же целый корпус вот так запросто провалиться сквозь землю!

Меня тоже это очень беспокоило, но я с самого начала не очень-то верил россказням Форреста.

— Возможно, что никакого корпуса и нет, — я пожал плечами. — Однако мы все равно должны предупредить президента Паркера об опасности.

Свернув карту, мистер Конноли поднялся на ноги и кивнул.

— Ты прав, Джонни, — его глаза устремились к дрожащему мареву горизонта. — Наши умертвия вполне могут обождать, никуда они от нас не денутся.

Я остался сидеть в тени акации в одиночестве, все еще погруженный в невеселые мысли.

Если говорить честно, я уже успел позабыть о цели нашей экспедиции, и о проклятом умертвии — гризли, которое нам предстояло добыть. Все это казалось мне теперь настолько никчемным и незначительным, что я бы незамедлительно покинул своих спутников, если бы они вдруг отказались ехать со мной к президенту Паркеру.

Мистер Конноли, вероятно, это сразу почувствовал, поэтому и согласился с моим планом без лишних разговоров. Сет Кипман горячо меня поддержал, а Шеймус, как всегда, менял свое мнение по десять раз на день.

Раскрыв сумку, я некоторое время смотрел на лакированные жестянки, украшенные диковинными птицами и животными. Колдун тоже вполне мог соврать, насчет того, что крылось у них внутри, однако рисковать я не собирался.

Дождавшись, когда костер прогорит, а мои товарищи мирно засопят под одеялами, я осторожно поднялся, взял сумку и тихонько пошел вниз вдоль реки, прочь от лагеря.

Полная луна, висящая на усыпанном звездами небе, отражалась в реке, освещая дорогу. Перевернутое отражение «Небесного медведя» вздрагивало и разбивалось на тысячу мерцающих кусочков, когда огромная рыбина, таящаяся в мутных водах Северной Платт, ударяла по воде хвостом, исполняя свой древний полуночный танец.

Пройдя с полмили, я, наконец, добрался до огромного камня, лежащего на холме, возвышающемся в сотне футов от песчаного берега. Обращенная к реке сторона, насколько я помнил, была сплошь покрыта рисунками, сделанными древними людьми, жившими в этих краях в незапамятные времена.

Взобравшись по крутому склону, я раздвинул траву руками и в лунном свете отчетливо увидел изображения бегущих бизонов, медведей и могучих лосей. Еще ниже, прикрытые травой таились самые интересные рисунки, изображающие покрытого шерстью носорога и мамонта, с огромными изогнутыми бивнями.

Встав на колени, я достал нож и осторожно принялся копать углубление у подножья Священного камня. Бережно вырезая пласт травы, я вспоминал, как давным-давно, много лун тому назад, приезжал сюда с братьями, чтобы украдкой, в тайне от взрослых, поглядеть на диковинные картинки.

Тогда, я, конечно, не знал, что за животные на них изображены. Удивительные существа казались нам духами и призраками из сказок, которые рассказывали старухи, просиживая у очагов долгими зимними вечерами.

Я вспомнил, как однажды по памяти нарисовал охрой мамонта, на пологе нашего типи, за что и получил хорошую взбучку от шамана, который без труда догадался, где я увидал подобную диковинку.

Приподняв ножом срезанный дерн, я осторожно отложил его в сторону, и принялся рыть углубление, выгребая горячую пахучую землю руками.

Луна ярко светила, облегчая работу. Земляная горка быстро росла, а гладкий бок камня, уходящего глубоко в землю, постепенно обнажался, открывая мне новые рисунки, многие века сокрытые от человеческих глаз.

Отерев рукавом камень, я осторожно коснулся пальцами высеченных на нем бороздок. Дыхание перехватило, а волосы зашевелились у меня на голове. Прав был шаман, запрещавший ходить к этому камню, недаром он был табу для всех народов равнин!