— Танцующий Волк действительно не любит белых, однако он не захочет обидеть сына Черной Рубахи, — знахарь повернулся ко мне. — Они в молодости были в одном воинском братстве…
— Воины Призраки, — кивнул я. — Значит, он действительно способен сделать все, что так живописал мистер Кипман!
Траппер пожал плечами.
— Даже индейцы предпочитают обходить Сломанную Стрелу стороной, — сказал он. — Это место духов, и тот, кто решится там поселиться должен быть либо отчаянным смельчаком, либо настоящим безумцем.
В наступившей тишине мистер Конноли неожиданно встрепенулся и вскочил со стула. Ноги у него подкосились, и он упал навзничь, переворачивая мебель и тазики с водой.
— Какой уже раунд? — прохрипел он, отчаянно скребя ногтями по полу и пытаясь встать. — Меня что, вырубили?
Глава 9
Проснулся я от звука выстрела. Зазвенело разбитое стекло, и осколки посыпались прямо мне не голову.
Скатившись с постели, я первым делом схватил Спенсер, и лишь потом осмотрелся по сторонам.
— Вот и гости пожаловали! — прошептал Шеймус. — Чую, ночка будет жаркой!
Ночь и вправду была душной и жаркой. Не смотря на то, что все окна в номере были открыты нараспашку, простыни на моей постели были насквозь мокрыми от пота.
Шеймус сидел на полу. Мокрая ночная рубаха прилипла к его толстому брюху, ночной колпак сполз на бок, а в обеих его руках поблескивали револьверы.
Сет Кипман протянул руку и потушил лампу, стоящую на прикроватном столике. Комната погрузилась во мрак.
— Эй, Конноли! — послышалось с улицы. — Отдай нам индейца, и мы притворимся, что ничего не было! Слышишь меня, Конноли? Давай по-хорошему, мы же давние друзья!
— Это Рамирес! — прошипел траппер. — Флейшер наверняка купил его с потрохами!
Я привстал и украдкой выглянул в окно. Улица была пустынна.
— Осторожно, черт тебя дери! — прошипел траппер. — Не высовывайся!
Рявкнул ружейный выстрел, и от оконной рамы в комнату полетели щепки.
— По-хорошему! — хмыкнул траппер. — Вот, оказывается, как это теперь называется!
— Стреляют с крыши дома напротив, — сказал я. — Я видел вспышку.
Мистеру Конноли стрельба не мешала, спал он как убитый. Чувствовал себя ирландец паршиво, да и ослабел так, что самое маленькое движение стоило ему огромных усилий. За ночь его еще несколько раз стошнило, потом начался бред, а всего час назад он отключился.
Мы с Сетом Кипманом по очереди вставали, чтобы обтереть его горящее тело влажным полотенцем, но это, похоже, не приносило ему облегчения.
— Пусть спит, — траппер сжал в темноте мое плечо. — Мы сами со всем разберемся!
Скрипнула входная дверь, и я услышал, как охотник тихонько спускается по лестнице. Внизу загремела переворачиваемая мебель, а по полу что-то противно заскрипело.
— Они строят баррикаду, — ухмыльнулся Шеймус, вытирая потное лицо ночным колпаком. — Кинь-ка мне мои шмотки, не хочу, чтобы меня подстрелили в исподнем!
Мы быстро оделись и заняли позиции возле окон.
— Я буду следить за крышей, — сказал я, поднимая ружье. — А ты присмотри за переулком напротив.
— Заметано, командир! — лицо ирландца, освещенное светом, проникавшим сквозь окна с улицы, расползлось в улыбке. — Жаль, что с нами нет сейчас твоих скаутов!
Я только кивнул, и проложил палец к губам, призывая толстяка соблюдать тишину.
— Эй, Конноли! — закричали из темноты. — Ты что, все еще спишь?
На крыше здания напротив, засверкали вспышки выстрелов. В считанные мгновенья штора над моей головой превратилась в решето.
— Пять стрелков! — я показал Шеймусу ладонь с растопыренными пальцами. С лица толстяка не сходила зловещая улыбка.
— Конноли, соня ты эдакий! — закричал Рамирес. — Может нам дом поджечь, чтобы у тебя мозги быстрее заработали?
— Поджигай, вонючий мексикашка! — закричал Шеймус, приподняв занавеску дулом револьвера. — Хорош трепаться!
На крыше началась какая-то возня. Мне показалось, что несколько темных фигур спрыгнуло в переулок.
— Это ты толстяк? — засмеялся Рамирес. — Гляди, я тебя за язык не тянул!
В переулке что-то полыхнуло, и несколько факелов, словно вражеские брандеры, поплыли, покачиваясь в темноте, к гостинице.
— Ну вот, — Шеймус ухмыльнулся. — Я же сказал, что будет жарко!
Внизу в холле громыхнули мушкеты трапперов. Грохот был такой, словно в бой вступила целая артиллерийская батарея!
Факела покатились по земле, в переулке послышались крики и стоны. С трапперами шутки были плохи!
— Ну, погодите! — взревел Рамирес. — Сейчас прикатим Гатлинг и превратим вашу конуру в швейцарский сыр!
— Раньше надо было думать! — рявкнул Шеймус.
Грохнул выстрел и с дальней стены посыпались обломки зеркала. Я вскинул винтовку и выстрелил дважды, откидывая спусковую скобу. По полу зазвенели стреляные гильзы.
— Дерьмо! — кто-то завопил на крыше. — Рамирес, они Анхелю глотку прострелили!
— Заткнись, Гектор, — зашипел Рамирес. — Не обязательно сообщать об этом всему городу!
Я еще дважды выстрелил на голос, в переулок тут же рухнула какая-то темная фигура.
— Гектор? — крикнул Рамирес, однако вместо ответа он получил еще две пули из моего Спенсера.
— Это заставит его заткнуться! — ухмыльнулся Шеймус, подталкивая ко мне сумку с боеприпасами. — Вижу, ты знаешь, за какой конец винтовки нужно держаться!
Лежащие на земле факела вскоре прогорели, и переулок вновь погрузился в темноту. Я заметил какие-то темные силуэты, крадущиеся по крыше, но стрелять не стал, решив приберечь патроны.
Шеймус закурил сигару. Когда он затягивался, я мог видеть его щеки и кончик носа.
— Гляди, схлопочешь пулю, — прошептал я.
Огонек сигары задвигался из стороны в сторону, когда ирландец помотал головой.
— Не, им нас оттуда не видать, иначе нам бы уже давно дырок понаделали, — сказал он, выпуская облако вонючего дыма. — А мне курево помогает сосредоточиться!
— Нужно мистера Конноли снять с кровати, — предложил я. — Если они и вправду притащат пулемет, от гостиницы одни щепки останутся.
Огонек сигары прочертил линию сверху вниз, когда ирландец кивнул. Мы проползли на брюхе через всю комнату, положили на пол ширму, а на нее перетащили тело мистера Конноли, прямо вместе со всем постельным бельем.
— Какой он легкий, — вздохнул Шеймус, обдав меня смрадным дыханьем. — Помоги нам Господь!
Мистер Конноли никак не отреагировал на наши прикосновения.
— Он хоть живой еще? — шепнул Шеймус, когда я его оттолкнул в сторону.
— Пока дышит, — сказал я. — Так что не лезь со своей сигарой!
И тут затрещал Гатлинг!
Стены гостиницы затряслись и застонали. Ритмичное дум-дум-дум-дум напомнило мне стук индейских барабанов, такой же грозный и гипнотизирующий!
Послышался звон битого стекла и треск ломающегося дерева. Пули с визгом пролетали у нас над головами, разнося на куски все, что попадалось им на пути.
По полу покатился продырявленный эмалированный тазик для бритья, а на наши головы посыпалась штукатурка с потолка.
— Гляди! — Шеймус осклабился, надевая тазик себе на голову. Я же прикрыл свою голову руками.
Обстрел длился всего тридцать секунд, не больше, но мне показалось, что прошла целая вечность!
Наш номер был превращен в руины, не трудно было представить, на что теперь была похожа вся гостиница.
— Твой дружок портье будет теперь деньги на ремонт клянчить, — захихикал Шеймус. — Пусть нам спасибо скажет, что все жильцы поразбежались от вони, а то ему пришлось бы всю неделю читать молитвы за упокой!
На нижнем этаже вновь рявкнул залп мушкетов, а с улицы послышалась беспорядочная пальба.
— Похоже, что они пошли на штурм! — воскликнул Шеймус, сдвигая тазик на затылок. — Вперед! К амбразурам!
Мы бросились к окнам, а с крыши дома напротив туту же принялись стрелять.
Одна пуля прожужжала в дюйме от моего уха и вонзилась в стену, другая чиркнула меня по щеке, а третья обожгла плечо.