Из комиссаров по делам княжеские комиссары превратились в комиссаров по службе и были включены в бюрократическую организацию. Комиссар становится зависимым функционером, обладающим регламентированной компетенцией, но являющимся уже не непосредственным личным представителем государя, как в Средние века, а «государственным служащим»[174]. Тем самым понятие «комиссар» конкретизируется. Конечно, непосредственный, и потому комиссарский (в боденовском смысле) характер его деятельности сохраняется, так как в отличие от судьи между тем, кто дает поручение, и тем, кто его получает, тут не существует какой-либо правовой нормы в качестве самостоятельного средства. Но функциональная зависимость уже не дает возможности сравнивать, как это делал Боден, должность диктатора с должностью такого комиссара. В крайнем случае, ввиду центрального значения цели, достигаемой средствами ситуативной техники, диктатурой могла бы называться вся эта система. Для этого особенно показательно то, как она развивалась в Пруссии. Перед прусским комиссаром стояла та же задача, что и перед австрийским, баварским или саксонским, а именно, он должен был заботиться о снабжении и содержании войска. Но поскольку цель эта действительно принималась всерьез, его полномочия распространились сначала на налоговое управление, поскольку содержание войск возможно только при хорошо налаженном поступлении налогов. Для этой же цели, для хорошо налаженного поступления налогов, необходимо предпринимать все меры, ведущие к повышению налоговой платежеспособности страны, а сюда относится уже едва ли не все управление внутренними делами, торговля и ремесла, благотворительная полиция и др. Хинце подвел итог всему этому развитию такими словами: «На те же самые органы власти, что должны были заботиться о содержании войска и о поступлении налогов, возлагается и ответственность за поддержание и рост благосостояния и налоговой платежеспособности населения, прежде всего за продовольственное и транспортное обеспечение городов. В силу этого военная администрация неразрывно срастается с гражданско-полицейской. вся постепенно развивающаяся отсюда внутренняя „полиция“ носит военный характер»[175]. Расширение властных полномочий не смогли сдержать и права сословий. Абсолютный монарх уничтожал их, когда они препятствовали достижению его целей и становились ему поперек дороги. «В правовом отношении у него не было на это полномочий» (принц Август Вильгельм Прусский, ук. соч., с. 17). Отдельный комиссар был при этом всего лишь средством в рамках системы, подчиненной ситуативно-технической целесообразности, системы, в которой, впрочем, именно поэтому приходилось считаться со средствами: суверен мог утвердить свой абсолютизм только вместе с формированием и консолидацией чиновного аппарата. Благодаря этому комиссар и превратился в ординарного чиновника. Вместе с суверенитетом государя стабилизируется и его бюрократия.

В отличие от исполнительного комиссара, чья деятельность по своему содержанию была «действием» в оговоренном здесь смысле этого слова, войсковой комиссар даже в Пруссии не выглядит орудием одноразового действия, которое должно повести к достижению определенного, заранее намеченного результата, а является средством постепенного разрастания административного организма, послушного лишь имманентной экспансии господствующей над ним цели. Комиссар-реформатор, напротив, является комиссаром действия, который, будучи зависимым функционером на службе у князя, проводит политику центральной государственной власти и устраняет со своего пути местное самоуправление. Согласно докладам комиссаров из Штирии, Каринтии и Крайны, порядок действий одной из многочисленных реформационных комиссий был таков[176]: когда протестантское движение в названных землях вновь оживилось, сначала «властью владетельного князя» последовали декреты против евангелических проповедников, предписывавшие им под угрозой смертной казни покинуть страну. Большинство подчинилось этому приказу, действенность которого подкреплялась тем, что возвышавшийся над городом замок занял назначенный городским главой Граца офицер со взводом солдат. Однако вскоре после этого, в 1599 г, снова начались волнения и протестанты выдвинули свои притязания на монастырскую церковь в Граце. Владетельный князь приказал «наряженным комиссарам» (geordnete Commissarien) – двум докторам и одному полковому советнику – силой отворить церковь, ключи от которой не были выданы несмотря на многократные требования, и восстановить в ней католическое богослужение. Последующие реформационные комиссии рассылались в различные земли, чтобы выполнить свою задачу (чтобы, как стали говорить позднее, «отделить овец от козлищ»)[177]. Комиссия, состоящая из нескольких комиссаров (обычно один представитель клира и императорские советники), в большинстве случаев располагала «охраной» (guardia), т. е. взводом кнехтов под водительством капитана, поскольку раньше комиссары нередко подвергались грубому обращению. Комиссары были наделены «велением и полновластной силой» (Befelch und vollmächtige Gewalt), для того чтобы «с превеликой ловкостью» (mit bester Dexterität) сломить упрямство мятежных лютеранских областей (главным образом с населением, занятым в горном деле), схватить зачинщиков, заменить городские советы квалифицированными людьми, вручить признанному католическому пастору ключи от церквей и кладбищ и наконец вообще «исполнить все прочее, в чем еще есть нужда и надобность» (was sonst mehrers die Notthdurfft über Erfordern ins Werck zu richten). Так, однажды они выступили со своим взводом на Леобен. Жители Айзенэрца хотели сперва оказать сопротивление, не желая покориться княжеской комиссии, они даже вооружились, но комиссарам удалось вызвать в качестве подкрепления свыше 300 княжеских стрелков, при виде которых «горожане убоялись и запросили пощады», «они побросали оружие и сдали комиссарам находившиеся под их контролем двое ворот вместе с ключами от церквей». Тогда «господа комиссары приступили к реформированию, и церковь с приходским двором была препоручена католическому пастору». После этого они учинили расследование, чтобы выяснить, кто был зачинщиком мятежа. Во избежание дальнейших волнений у жителей Айзенэрца отняли оружие, «а также отменили их привилегии и свободы». без позволения княжеского чиновника они не могли устраивать ни советов, ни собраний, многие зачинщики скрылись, некоторые же, кого удалось изловить, приходили к замку в Граце: одни были высланы из страны, другие же приговорены к различным штрафам. Но никто не был казнен. Раскольничьи книги были собраны в родном месте и публично сожжены. Чтобы внушить преступникам страх, была сооружена виселица. Комиссары-реформаторы оставили после себя инструкции для бургомистра, судей и реформированного ими городского совета, содержавшие наставления о том, как они должны вести себя в делах веры, о воскресном дне, о борьбе с тайной ересью, о пасторском надзоре за школами, о необходимости сторониться граждан-лютеран (без ведома пастора никто не мог быть наделен правом гражданства). После проведенных преобразований князь назначил городского прокурора, чья служба состояла в том, чтобы препятствовать всему, что могло нанести ущерб католической религии, величеству и престижу государя, а также шло вразрез с комиссарской инструкцией, ондолжен был позаботиться об обеспечении надежной полицейской службы и быть внимательным ко всему строю общественной жизни «вообще и в частностях» (in genere und in specie). Другие реформационные комиссии действовали сходным образом. Часто комиссары вели переговоры с повстанцами, иногда они отдавали общие, далекоидущие распоряжения, например, после оккупации города запрещали его гражданам выходить из своих домов и посещать друг друга без дозволения комиссаров, вызывали к себе судью, советников, а то и всех горожан, чтобы те заявили о своей покорности, декретом запрещали священникам конкубинат (Londorp. Р. 205), сожительниц объявляли нечестивыми и изгоняли из страны. Однажды (в Радкерспурге) комиссары заявили, что отдадут дальнейшие распоряжения на следующий день, потому что сейчас у них еще нет точных инструкций, в действительности же они только хотели дождаться более многочисленного военного подкрепления, «чтоб с тем большей уверенностью выполнить реформирование (actum Reformationis)». Итак, они делали все, чего требовало положение дел, и, если реформы не удавалось провести полюбовно, исполняли свое дело «силой оружия» (mit bewehrter Hand), назначали наказания, отнимали привилегии, проводили чистку служебных должностей, заставляли прежних должностных лиц, советников и всех горожан в присутствии комиссаров передавать свои посты новым властям, вызывали бежавших граждан обратно в город, конфисковали их имущество и разоружали жителей мятежных областей. «И наступило великое спокойствие» (et facta est tranquillitas magna), – говорится в докладе, который вторая реформационная комиссия направила снарядившему ее князю.