— Гарри, я понимаю, момент не очень подходящий, но ты уж извини, выбирать не приходится, — заметила она.

— Да что случилось? — снова спросил мой парень, теряя терпение.

— Эээ… — замялась Джинни. Рон и Гермиона за ее спиной тоже как-то растеряно переминались с ноги на ногу. Драко вздохнул.

— Блэк проснулся, — сказал он.

Интерлюдия.

Приблизительно за час до конца описанных в главе событий, Хогвартс, Больничное крыло.

Сон. Окутывающий, как тяжелое теплое одеяло, спокойный, как лесное озеро в лунную ночь, и неодолимый, словно жажда в пустыне. Он уже и не помнил, когда ему в последний раз позволяли спать, сколько захочется — пожалуй, это было еще в той, другой жизни. В той, где были свет и музыка, тепло и улыбки, шутки и смех, друзья и любимые… В той, которую он еще смутно помнил — и в которую уже не надеялся вернуться. В той, которая и сама уже начинала казаться далеким и прекрасным сновидением…

Странная вещь — человеческая память. Порой она выкидывает невероятные шутки со своими владельцами. Хотя можно ли называть владельцами тех, кто лишь соприкасается с нею, но не в силах распоряжаться?

Сириус помнил. Это было почти единственным, что ему оставили новые хозяева — его память о прошлом, и память о том, чего он предпочел бы и не помнить, будь у него выбор. Он помнил бесконечный водоворот серых переливов тумана, окружающих его в потустороннем лабиринте — когда он метался по изменчивому, непостоянному пространству, не в силах понять, где верх, а где низ, и помня лишь об одном — там, снаружи, идет битва, в которой опасность подстерегает Гарри — его Гарри, его мальчика, которого доверили ему Джеймс и Лили, и которого он поклялся беречь ценой собственной жизни, посетив их могилу в Годриковой Впадине! И что же получилось вместо этого? Паренек попал в ловушку благодаря ему — путь и невольно, пусть не зная об этом, но именно он, Сириус, стал причиной! И словно этого мало, вместо того, чтобы по-настоящему помочь, позаботиться о крестнике, переправить его в безопасное место, не слушая никаких возражений, — что же сделал он? Ввязался в очередную потасовку?

Поистине, иногда наказанье казалось ему справедливым. Затерявшись в серых переливах, Сириус только и мог, что думать, осознавая собственные ошибки и промахи, и сожалеть о них — каждую минуту, каждое мгновение, ничего не желая так сильно как иметь возможность… даже не исправить то, что натворил — хотя бы попросить прощения у всех, кому принесли горе его бездумные действия…

А потом появилась ОНА. Не более, чем темная тень, от которой исходила смутная угроза, и хотелось бежать от нее, — но он не мог двигаться по собственной воле, у него не было больше власти ни над чем, кроме своей памяти… И когда ее огненная длань коснулась его, серебристый свет тумана померк, ввергнув его во тьму.

Сколько времени прошло после этого, пока он вновь начал осознавать себя, Сириус не знал. Временами ему казалось, что он видит обрывки снов — точнее сказать, обрывки ночных кошмаров, в которых фигурировали темные, закутанные в плащи фигуры, и страшный НЕЧЕЛОВЕК, от взгляда красных глаз которого хотелось бежать как можно быстрее и как можно дальше, но он не мог бежать, потому что не был властен ни над чем, кроме своей памяти…

Но однажды — как оказалось, всего лишь через несколько недель после возвращения из-за Арки, он очнулся в подземелье, до крика напомнившем ему тюремную камеру, в которой он провел двенадцать лет. Но нет, все-таки это была не она. Здесь не было дементоров, и за стенами не слышался постоянный рокот моря, так что поначалу Сириус решил, что ему повезло… Скоро он узнал, что ошибался.

Будучи довольно-таки сильным и одаренным магом, (хотя он и утратил Родовую Силу, когда его изгнали из рода и выжгли с Семейного Древа), Сириус неплохо соображал, что именно с ним сотворили. Простое Империо не дает столь полного эффекта подчинения — наверняка это было комплексное воздействие чар и зелий. В Зельеварении Блэк был не силен, и что именно за зелье ему давали сказать бы не взялся. Зато он неплохо разбирался в чарах, и в том, как им противостоять. Больше всего его пугало осознание того, что его мучителям абсолютно все равно, сохранит ли пленник здравый рассудок. Одновременное воздействие пары Империусов, запросто способное свести с ума, пытки, — и не столь уж важно, заставляли ли они его пытать и убивать невинных маглов, или же, за неимением других жертв, пытали его самого… Лишенный даже возможности перевоплотиться в свою животную ипостась — ибо новые хозяева строго-настрого запретили это, — Сириус лишился отдушины, которая была у него в Азкабане. Но он неплохо помнил, что именно помогало ему легче переносить заключение, когда он был в обличье собаки. Простота мышления, реакции на уровне инстинктов — конечно, человеку, с его более высоко организованным сознанием, это будет казаться примитивным, но только так он сможет сохранить хотя бы остатки разума…

Мучители частенько развлекались с пленником. Иногда Сириус понимал, что все же сходит с ума — например, когда убитые маглы вдруг входили в его камеру, принося ему пищу, или предлагая ванну, или… Он кричал, отшатывался от них — и лишь потом слышал смех с другой стороны решеток, и понимал, что это не более, чем иллюзия…

А иногда — предварительно накачав его зельем по самые уши, так что без подсказки хозяина он с трудом мог соображать, куда поставить ногу для следующего шага, — его брали на боевые вылазки Пожирателей, когда приходилось сражаться, и он сражался, не думая о том, с кем бьется, и находя хоть какое-то слабое утешение в возможности выплеснуть накопившиеся в душе гнев и безысходность в серии боевых заклинаний и приемов.

Однако в последний раз что-то изменилось. Местность показалась Сириусу смутно знакомой — но зелье и чары мешали сосредоточиться и понять, где именно все происходит. Они оказались на улицах какого-то поселка, увешанных рождественскими украшениями. Сначала все шло как всегда: хозяйка, выкрикивая проклятие за проклятием, вела его за собой, и он прикрывал ей спину, а потом, на окраине деревни, когда битва уже, казалось длилась целую вечность…

Откуда-то из-за спины, со стороны оставленных улиц, выскочил молодой паренек. Совсем мальчишка, растрепанный, и кажется, даже раненный, но отнюдь не потерявший боевого духа. Что-то в его облике тронуло Блэка — какие-то знакомые черты, от которых заныло сердце, и ему казалось, что еще мгновение, и… И тут Узы Подвластья стянулись вокруг его сознания в тугой клубок, хозяйка усилила чары, одергивая его, напоминая, чьей воле он отныне служит! О, он хорошо усвоил урок о том, что бывает за неповиновение! И все же… Он колебался. Медлил. Голос внутри его головы визгливо надрывался, требуя обездвижить «мальчишку», оглушить его, подчинить… А он все медлил, из последних сил пытаясь сопротивляться…

Как и всегда, он проиграл. Всех его сил хватило только на то, чтобы вместо того, чтобы оглушить паренька, обезоружить его. На мгновение в его сознании огненным всполохом отдалась вспышка торжества его хозяйки… Но радость ее была недолгой. Со стороны поселка появились еще какие-то люди, короткая стычка — и хозяйка, развернувшись, отступила, напоследок еще сильнее затянув узы и приказав ему сражаться и бежать.

Как и всегда, в первый момент после усиления Уз, собственная воля Сириуса оказалась парализованной. Как со стороны он услышал собственный голос, накладывающий смертельное проклятие — а в следующий момент на него обрушился Ошеломитель, и он с благодарностью соскользнул в беспамятство.

За последнее время его ощущения были единственным способом хоть как-то определять время — и судя по ним, к тому времени как он очнулся, прошло его очень и очень немного. Сириус открыл глаза — и ему показалось, что он наконец-то сошел с ума. Человек, склонившийся к нему с палочкой в руке, казался одновременно знакомым и незнакомым. Тонкие черты красивого лица, светлые, кажущиеся почти белыми волосы, серые глаза, смотрящие на него настороженно, точно на ядовитую змею, готовую ужалить… не так давно, он был уверен, он уже видел такого человека, и тот тоже пал от его руки…