Размышления Айсинара прервал глава службы блюстителей. Нагнулся с соседнего ряда почти к самому уху и гаркнул:

— Славнейший, все официальные лица собрались, разреши начинать?

Айсинар едва удержался, чтобы не скривиться.

Славнейший Тир раскраснелся и обливался потом. Только ли из-за жары? Наверняка блюститель торопился покончить с Орсом как можно скорее и боялся, вдруг что-то снова пойдет не так…

Не так уже случилось с его женой и детьми.

На следующий день после посещения Озавира в чертогах Айсинар и правда проверил, где и как содержится Арима с малышами. Даграи Тир уверял, что позаботился о них самым наилучшим образом и выполнил все… ну, почти все, что велел славнейший избранник. Разве что водопровода в их камере не было.

— А что я могу сделать? — разводил руками глава службы блюстителей, — Я же предупреждал: нет у меня в распоряжении господских спален. Но здесь чисто, постель теплая и бочонок свежей чистой воды будет подаваться каждое утро.

Про чистоту он не врал, как и про то, что приставил к семье Озавира лекаря — Айсинар лично убедился. Только все равно оказалось слишком поздно. Еще в зверинце оба ребенка подхватили лихорадку, и к тому времени, как целитель успел их осмотреть, спасать мальчика уже было поздно. Сын Озавира умер на второй день после начала лечения. К младшей дочери Айсинар сам привел Лукиану Варт. Старуха целый день возилась с малышкой и все приговаривала: «Я не маг… Творящие боги, почему я не маг?» Но девочка все еще была жива, значит, надежда оставалась.

Сама Арима не заразилась, но была настолько испугана и подавлена, что тоже казалась тяжело больной. Айсинар с трудом узнавал в ней ту женщину, которая держала Озавира за руку на Весенних играх, и заставила его завидовать и бешено ревновать. Сможет ли она оправиться после смерти сына и казни мужа? Поверить было сложно. А если и дочь не выживет?..

Славнейший Тир каялся и уверял, что все произошедшее с Орсами — случайность, хотя у Айсинара были серьезные сомнения. И теперь, при взгляде на то, как блюститель суетится и волнуется, торопясь провести казнь, эти сомнения только укрепились.

Но тянуть и правда смысла не было. Айсинар кивнул:

— Начинай.

По отмашке славнейшего Тира ударил гонг, блюстители оцепления замерли, палач перестал слоняться по помосту. Все присутствующие тоже притихли в ожидании. Когда осужденный в окружении шестерых стражников показался на площади, тишина стала почти ощутимой, вязкой и тяжелой. Шаги конвоя остались единственным четким звуком.

Райяна испуганно глянула на Айсинара и прижалась к его плечу. Он взял ее за руку, погладил похолодевшие вдруг пальцы и коротко растянул губы, надеясь, что эта гримаса сойдет за ободряющую улыбку. Хотелось стиснуть ее узкую ладошку, но Айсинар боялся испугать супругу еще сильнее.

И тут неожиданно для себя понял, что и сам взволнован не меньше нее.

Только Озавиру, казалось, страшно не было. Он вышел на помост с таким видом, словно шестеро блюстителей вокруг — не конвой, а почетный караул. Повернулся, спокойным взглядом окинул площадь.

— Боги Творящие! Бедняга Оз, — с чувством прошептала какая-то женщина сзади. — Ему что, даже помыться не дали?

Действительно, не дали… на нем была все та же туника, которую Айсинар помнил и на суде, и когда навещал его в чертогах, волосы слиплись неряшливыми прядями, а щетина на лице уже превратилась в бороду. Но вряд ли это его хоть сколько-нибудь беспокоило. Хотя… кто знал, что его теперь беспокоит?

Когда палач накинул петлю ему на шею, судья Мор поднялся со своего места и вышел навстречу.

— Озавир Орс, за измену Орбинской республике и ее гражданам, за изучение и распространение запретных практик, основанных на магии, за подрыв коренных устоев государства и законности в Орбине, Судом Орбинской республики ты приговорен к смерти. Приговор суда свят и нерушим, понимаешь ли ты это?

— Понимаю, Честь и Совесть Орбина, — голос осужденного прозвучал на удивление ровно.

— Хорошо. У тебя есть право на последнее слово и последнюю просьбу. Говори.

Озавир едва заметно кивнул, но говорить не стал. Еще раз осмотрел площадь, вглядываясь то в одно, то в другое лицо. Когда их взгляды скрестились, Айсинару пришлось приложить все силы, чтобы не выдать своего смятения и раздражения. Сейчас он сам не понимал, кто для него этот человек с петлей на шее — друг, который не обещал дружбы, но в тяжелый час подставлял плечо? Соперник, который вроде не соперничал и не побеждал, но все равно заставлял завидовать и стыдиться этой зависти? Или, быть может, враг, не враждующий открыто, но от этого только еще более опасный?

Но сам Озавир смотрел на него так спокойно и мирно, будто и не было никакой петли, не стоял рядом палач в алой робе, и этой площади, полной народа, пришедшего посмотреть, как он умрет не было тоже. Только они вдвоем.

Почему-то припомнился один вечер из детства…

Было жарко, как сегодня. Три мальчика сидели на теплом песке речного пляжа. Навирин, приговаривая: «Смотри, мелкий, так сможешь?» вытягивал струйки против течения, поднимал их водяными столбиками и верхушки заставлял куриться туманом. Айсинар тоже пробовал, но не мог как следует сосредоточиться: столбики у него с плеском обваливались. Озавир, как обычно, сидел в стороне и, разложив на коленях конспект, делал какие-то пометки. Наконец, Нави наскучило играть с водой. Он скомандовал:

— Все, мелкий, хватит брызгаться, — и, глядя в небо, повалился на спину. А потом вдруг спросил: — Оз, почему ты никогда не пробуешь?

Озавир, не отрываясь от конспекта, ответил просто:

— Не могу.

— Да брось! — не унимался Нави, — Четвертый род — прямые потомки одного из великих спасителей. Звезда покаяния и все такое… тебе мои фокусы должны быть на раз плюнуть.

Оз кивнул, соглашаясь, и сказал:

— Четвертый род, вот именно. С раннего детства мой источник надежно запечатан.

Проклятый самоконтроль… Айсинар выругался сквозь зубы. Неужели это правда, и он не может быть магом? Озавир будто прочел его мысли — едва заметно улыбнулся и поднял к груди связанные руки. Потом посмотрел вверх, над толпой и, щурясь от яркого солнца, заговорил:

— Не волнуйтесь, славные орбинцы, первородные вершители, я умру сегодня. Я готов умереть, если это нужно, чтобы вы наконец проснулись и выжили. Только безвинно осужденным умирать я не хочу — давно мечтал узнать, сумею ли…

Площадь замерла, прислушиваясь. Наверное, поэтому, никто и не заметил, когда его пальцы начали светиться. Но на последних словах в ладонях уже сиял сгусток белого пламени, и это видели все: одни просто таращились, затаив дыхание, другие испуганно зароптали.

— Безмозглые бараны! — негодовал рядом славнейший Даграи. — Сам вздерну тех, кто связал ему руки не за спиной. Надо же соображать, если осудили за магию!..

А Озавир между тем развел пальцы, выпуская маленький ослепительно-белый сполох, который, стремительно взмыв в небо, на глазах развернулся неистовым верховым ветром. Ветер взбил клубы облаков. Белые сначала, они быстро наливались, темнели, и вот уже солнце скрылось среди тяжелеющих грозовых туч, на площади сразу ощутимо похолодало. Первые тяжелые капли упали на землю.

— Хватит уже последних слов. Славнейший Даграи, заканчивай этот балаган, — приказал Айсинар и повернулся к жене, обнял ее, прикрывая собой от ветра и дождя. И главное — от зрелища казни.

— Чего же вы боитесь, славные? Вы все так можете, каждый из вас.

Озавир оставался спокоен, похоже, единственный на площади. Остальные ежились от холода, дрожали и задирали головы, одни в страхе, другие с восторгом показывали друг другу на стремительно приближающийся грозовой фронт. Гайяри тоже как завороженный смотрел в небо и едва не задыхался от жути и восторга: вот это была настоящая мощь! Тот ветерок, которого добились они с Лолией, казался теперь жалкими потугами неумех. Вот если бы славнейший Озавир мог их научить!.. но Озавир сейчас умрет и его знания, его магия умрут тоже.