— Я приду, — кивнул Айсинар.

Посетитель тоже кивнул в ответ, а потом повернулся и сразу вышел.

Однако сказать оказалось проще, чем сделать. Военный совет, форум, переговоры с послами, суд… на посещение преступников у главы республики времени не оставалось.

И только когда исход судебного разбирательства стал слишком очевиден, Айсинару пришлось признать, что он нарочно оттягивает выполнение обещанного. Стыдится или трусит? А тянуть-то больше некуда, если, конечно, он собирался все же сдержать слово и встретиться с Озавиром Орсом до приговора.

Значит, пора — решил Айсинар и, как только разошелся форум, направился во дворец Правосудия.

— Не положено, славнейший, — огромный пузатый северянин в черно-белой форме младшего блюстителя с трудом согнулся в поклоне. Жидкий хвост рассыпался, жалко прикрыв лысину. — Посещения подсудных лиц препятствуют правосудию и несут угрозу законопослушным гражданам.

— Какую еще угрозу? Чушь! — Айсинар сжал в кулаке злосчастную записку. — Я — избранник форума Орбина, твердолобый ты баран, — он сунул под нос толстяку перстень с малой государственной печатью, — беру ответственность на себя.

Но печать не подействовала, как и мантия патриарха Высокого Форума до этого: блюститель, потея от страха, лишь согнулся еще ниже, но с дороги не отступил.

— Все равно не положено, правило восьмое главы третьей Устава службы блюстителей порядка и общественной безопасности запрещает… — он поднял голову и, вытирая со лба испарину, добавил: — Никак не могу, славнейший избранник, господин Тир голову снимет… А вот правило девятое по письменному разрешению судьи позволяет любые посещения.

Пришлось посылать одного из своих охранников за разрешением. Благо судейский день еще не завершился, и все орбинские законники были на местах. За время ожидания Айсинар успел в мелкие клочки разорвать записку, раздумывая, что же скажет Орсу при встрече. Спросит в лоб: виновен или нет, и если нет, то почему отмалчивается? Глупо… неужели Озавир будет оправдываться перед ним, если перед судом не желает? Разве только подумает, что старый приятель — не республиканский судья и поверит ему без доказательств? Или сам Айсинар надеется увидеть сломленного преступника, готового на все ради снисхождения? Тогда бы он мог наконец успокоить совесть и не думать больше о том, что ошибся, отдал под суд невиновного. Пока охранник ходил за разрешением, ничего нового в голову так и не пришло. Что ж, как бы там ни было, Озавира он увидит и выслушает, а там — как получится.

Бедняга-блюститель, видимо, и читать-то как следует не умел: разрешение судьи разбирал долго, морща лоб и шевеля губами. Наконец кивнул и отшагнул в сторону, приглашая взойти на подъемник. Охранники двинулись следом, но Айсинар сразу поднял руку, приказывая остаться.

— Ждите здесь. Стражи там и без вас полно.

А лишних ушей не нужно.

Толстяк налег на рычаг, подъемник дернулся вверх, потом вниз, механизм натужно заскрипел, словно его годами не смазывали.

— Старый, заедает, — извиняясь, пояснил блюститель.

И здесь запущено… да, не слишком-то хорошо избранник знает свой город, не говоря уже о стране. О том, где и как содержатся подлежащие суду орбинцы, никогда даже не задумывался; вот и процедуру посещений тоже забыл — верховная власть называется.

Впрочем, дальше подъемник шел гладко и почти бесшумно, только слегка покачиваясь, пока не уперся в дно шурфа на глубине не меньшей, чем высота самого Дворца Правосудия. Внизу было мрачно, чадили горным маслом светильники. Из подземелья тянуло затхлой сыростью. У подъемника нес службу еще один караул: трое блюстителей, все орбиниты, подтянутые и хорошо вооруженные. Двое замерли в нескольких шагах, а старший вышел навстречу и поклонился: мантию патриарха разглядел, не иначе. Айсинар кивнул в ответ, но на представления и приветствия размениваться не стал, приказал сразу:

— Мне нужен Озавир Орс, проводи.

Толстяк с подъемника тут же протянул разрешение судьи. Этот караульный тоже сначала пробежал глазами документ, потом повернулся к Айсинару и склонился еще раз:

— Рад служить славнейшему отцу-избраннику Высокого Форума, следуйте за мной, — снял со стены светильник и направился в узкий темный коридор.

Дворец Правосудия — одно из старейших зданий Орбина — сиял мрамором и казался легким, словно взлетающим, но здесь, внизу, наоборот, сразу представлялось, как вся масса здания вместе с колоннами, скульптурами и витражами, давит на обомшелые древние перекрытия. В коридоре было тесно, потолок едва ли не прижимал голову, а светильник выхватывал из темноты лишь самого блюстителя да участок боковой стены, прокопченной и местами заплесневелой. Но за поворотом проход раздался вширь, открывая длинный ряд из несколько десятков камер, каждая из которых выходила в коридор прозрачной стеной-окном. Окна эти, обрамленные металлом, блестящим, как только что после полировки, казались чужеродными на фоне изъеденной временем кирпичной кладки. Жуткая, мрачная красота. Недаром казематы Дворца Правосудия в народе прозвали чертогами дна.

На противоположной стене через каждые три шага горели такие же светильники, как тот, что был у охранника. Их света едва хватало, чтобы разглядеть узников. Большинство и правда попали сюда с самого дна, но были и те, что казались приличными, небедными гражданами, среди них — даже первородные… впрочем, какое дело было Айсинару до всех этих бедолаг? Разве что отвлечь мысли от предстоящей встречи.

Но вот караульный подошел к одной из камер и щелкнул замком. Половина стеклянной стены с мягким шорохом отъехала в сторону, Айсинар вошел внутрь и тут же услышал:

— Айсин? Пришел-таки. А-то я гадал, соизволишь или нет?

Озавир сидел на дощатой лежанке, прикрытой тонким тюфяком, подобрав под себя одну ногу и закинув руки за голову. Явно делал вид, что обвинения, арест и суд ему нипочем. Выходило плохо: выглядел он усталым, даже измотанным, осунулся, глаза ввалились. Два дня назад на суде таких явных перемен не было. Или это из-за освещения? Щетина на лице, почти невидимая при ярком свете, в полумраке камеры отбрасывала резкие тени. Или в тот раз Айсинар ничего не заметил, желая думать, что все в порядке?

Однако ни страха, ни отчаяния в прямом взгляде Озавира не было, напротив, разглядывая посетителя, он даже улыбался, правда, не радостно, скорее зло.

— Оставь нас, — сказал Айсинар все еще стоявшему в дверях охраннику, — выйди и жди снаружи.

— Не положено, — начал было тот, — заключенный может быть опасен для посетителя…

Да сколько можно нести этот бред?! Айсинар не дал договорить.

— Вон отсюда, — негромко, но жестко повторил он.

Охранник оторопело замолчал и подчинился. Стекло за спиной скользнуло на место. И слава Творящим. Орать на мелких служащих в присутствии Орса, было бы слишком унизительно.

Но Озавир все равно усмехнулся, потом поднялся, пересел на край, освобождая место гостю.

— Что ж, раз пришел — садись, — он указал на лежанку рядом с собой. — Или брезгуешь? Не бойся, тут чисто, в ногах правды нет.

— А в чем есть правда, Оз? — вопрос прозвучал резче, чем хотелось. Айсинар выдохнул, подогнув полу мантии, сел на другой край лежанки и продолжил уже спокойнее: — То, в чем тебя обвиняют Вейз и Тир — это правда?

— Что я — практикующий маг? Или что предатель? — и опять та же снисходительная усмешка. — Сам-то как думаешь?

— Что мне думать, если они доказательства предъявили? Книгу твою и письма, — он тоже подобрал ногу и повернулся к Озавиру: — Переписка с наследником кнеза Вадана, когда Умгария в открытую готовится к войне с Орбином. Что прикажешь думать? Он тебя дорогим другом называет!

— И другом, и учителем, все так и есть. А думать… попробуй, например, думать, что хоть кто-то в нашем разжиревшем форуме делает свою работу.

Озавир не смутился. Точно также не смутили и не испугали его обвинения отца-блюстителя Тира в первый день суда. Тогда казалось, что он просто в них не верит. Неужели и до сих пор не дошло?