— Временное повышение, заметь, славнейший, временное: всего лишь на сезон, — прервал доклад хриплый бас Варела Рута, — чтобы закончить ремонтные работы к осенней ярмарке.

Вещатель замолчал, позволяя противнику высказаться, но в ответ на его слова только слегка улыбнулся:

— Вадану Булатному и его советникам, поверь мне, славнейший созидатель, — еще один вежливый поклон, — нет ни малейшего дела до наших забот о надежной проходимости Пряного пути. Его не волнует, сколько фарисов доберется до Мьярны к осени. Зато очень беспокоит то, чем будет занята тридцатитысячная армия, чем станут кормиться семьи воинов, и, соответственно, будут ли умгары также радоваться объединению племен по осени, как радовались зимой, или кнезы расплюются и разъедутся по своим уделам.

Озавир Орс был непреклонен, как всегда, когда пытался доказать то, во что искренне верил. И сегодня он казался убедительным не только Айсинару, но и доброй половине Форума. Патриархи перешептывались, некоторые даже согласно кивали, но вслух поддержать боялись: слишком горькую правду выдавал им вещатель, слишком в лоб, слишком болезненно и оскорбительно. И ведь мог же иначе, точно мог! Он умел, не обижая и не угрожая, уговорить любого дикаря, а вот лгать и подслащивать лекарство для своих не считал нужным.

— Тридцатитысячная армия? — раздался пренебрежительный смешок. — Не кажется ли тебе, славнейший, что это излишнее беспокойство — обращать внимание на стадо, пусть и большое? Да и кто сказал, что именно тридцать тысяч? Ты что, по головам считал?

А вот блюститель провоцировал его специально: каждый знает, что потомственный вещатель Озавир Орс — шпион из наилучших, и если уж он называет какие-то цифры, то все они не раз проверены. Славнейший Тир не сомневался в точности, он просто ждал, когда в запале спора кто-то скажет нечто такое, что потом пригодится для шантажа. Зверинец… настоящее паучье логово. Только Озавир, слишком долго живший среди врагов, может поверить, что вернувшись в Орбин, попадет в родной дом, где примут, поймут и не ударят в спину.

— Армия, славнейший блюститель, а не стадо. Армия, закаленная десятилетиями междоусобиц и стычек с соседями, более чем наполовину состоящая из личных дружин племенных умгарских кнезов. Тридцать тысяч уже мобилизованных и еще приблизительно дважды по столько, если война затянется и потребуется восполнить потери. И каждый из них кровно связан со своим командиром. Скольких воинов может выставить против этой силы республика? И сколько из них настоящих орбинских карателей, одаренных и обученных, а не наемников, дерущихся за золото, готовых сменить хозяина при первом поражении? Если начнем подготовку немедленно, через три или пять лет, быть может, армия республики превзойдет умгарскую, хотя, наблюдая, куда мы идем, я в этом сильно сомневаюсь. Но развязать войну сегодня — это положить мальчишек зря, а самим стать рабами и слугами. Отказываясь договориться и уступить часть, провоцируя войну, вы идете прямо в пасть дракона и потеряете все, вместе с жизнью.

В пасть дракона сейчас шагаешь ты, безумец! Айсинар вдруг увидел, что почти разорвал полу церемониальной мантии. Орс не глуп, но, убежденный в своей правоте, перед сопротивлением Форума не отступит. Но и Вейз ни при каких условиях не отдаст Пряный путь. Айсинар сам не мог представить большего унижения, чем передача варварам наследия Диатрена. Тем более он не желал остаться в истории избранником, признавшим падение Орбина до уровня умгарских навозников.

Между тем, Озавир Орс закончил речь и занял свое место на скамье слева. Базен Гтар, ветеран-каратель, один из старейших патриархов Форума, хлопнул его по плечу и сказал:

— Ты прав, славнейший, во многом прав. Я тебя поддержу голосом, только из той ямы, что ты себе сегодня выкопал, боюсь, не вытащу: карателями-то уже десять лет командую не я.

Слова старого вояки показались Айсинару эхом собственных мыслей. Он тоже повернулся к вещателю:

— Славнейший, я хотел бы поговорить с тобой один на один.

Озавир посмотрел на него зло и озабоченно, но потом согласно кивнул.

— Хорошо. Но тогда я должен показать тебе Орбин. Только, боюсь, славнейший избранник Форума ничего не увидит… могу я рассчитывать на прогулку с Айсином Леном, моим семинарским приятелем?

Как и было условлено заранее, Айсинар оставил паланкин у библиотеки и пешком спустился на набережную. Несмотря на жаркое солнце, у реки отчетливо чувствовалось, что время голубой ласточки — это еще далеко не лето. Дул сырой, пронизывающий ветер, от высокой воды тянуло тиной, а старые причалы пахли смолой, дегтем и гнилым деревом. Айсинар плотнее запахнул полы плаща. Грубая ткань натирала шею, но от холода спасала надежно.

Озавира он увидел сразу: даже наряженный в дешевую полотняную робу и овчинную безрукавку, орбинит резко выделялся среди полукровок и вольноотпущенников мастерового города. Вещатель тоже его узнал, поклонился, а вместо приветствия указал на причалы и виднеющиеся выше по течению доки старой верфи.

— Вот, смотри, избранник, какой Орбин я хочу тебе показать. Наследие Агердина-морехода.

У одного из причалов стояла лодка, вокруг нее суетились люди, разгружали какие-то бочонки, похоже, с зерном или мукой. Остальные три причала пустовали. Зрелище заброшенной верфи было и вовсе удручающим: стены полуразобраны, перекрытия обвалились, ребра стапелей почернели от времени.

— Ты помнишь, когда в Орбине спустили на воду последнее судно? — продолжил разговор Озавир.

— Нет, — честно признался Айсинар, — я даже не знаю, когда это случилось.

Он, конечно, знал, что орбинская судостроительная верфь давно заброшена за ненадобностью: выходов к морским путям у республики нет, а по Зану и Лидине ходят мьярнские ладьи, и этого вполне хватает. Но одно дело знать, и совсем другое — видеть своими глазами.

— А я помню, правда, очень смутно. Собралась толпа народу, пестрая, нарядная, все радовались и кричали. И я, совсем маленький, сидя на плече у деда, смотрел на высоченный серо-голубой парус и тоже что-то кричал. А дед говорил: «Паруса — это наши крылья, Оз. Ничего нет прекраснее летящих над волнами парусов».

Озавир мечтательно смотрел вдаль, а Айсинар удивлялся: он никогда еще не видел вещателя таким, как сегодня.

— Разрушенная верфь — это, конечно, печальное зрелище, но, Озавир, кому нужен мощный флот на такой реке, как Лидина?

— Когда нас еще не называли златокудрыми орбинитами, были просто люди, Айсин. И море — голубая бездна, дитя Свободы, как и мы. Море было нашей кровью, поэтому кровь человека солона.

Пока Айсинар думал, к чему вся эта поэтическая чепуха, Озавир сам усмехнулся своим словам и, отвернувшись от реки, указал в сторону ремесленных кварталов.

— Идем, избранник, покажу тебе, как далеки мы теперь от детей Свободы с морем в крови. Сначала кузница. Ты же наверняка заказываешь все необходимое мастеру Лерту, так? Но один мастер не вооружит целую армию. Сейчас ты увидишь, чем мы можем ее вооружить…

И потом полдня они разглядывали клинки, что гнулись и тупились чуть ли не от первого удара, неподъемно-тяжелые доспехи и кое-как сбалансированные стрелы. Потом Озавир потащил его осматривать фундаменты зданий: сначала первой стены, остатка той самой древней крепостицы на дальней окраине, которой когда-то был блистательный Орбин, а потом — купеческих особняков, построенных лет десять назад. Заставлял потрогать кладку, оценить ширину зазоров между камнями, испытать прочность раствора.

Наконец ближе к полудню вернулись на площадь, присели на ступени библиотеки.

— Ну что, избранник, теперь ты меня понимаешь? — спросил Озавир.

— Разве ты показал мне что-то новое?

— Это ты сам себе скажи.

Хотелось казаться равнодушным, но это не было правдой. Конечно, Айсинар знал, как знали все в Орбине, что наследие магов уходит, но знать и видеть воочию оказалось совсем не одно и то же.

— Даже то оружие, которое мы видели сегодня, лучше умгарского, и даже сегодня мы строим быстрее и прочнее любого племени, — ответил он. — Наши стены неприступны, каждый наш воин стоит десятка варваров, а некоторые — даже сотни.