- И чего же ты испугался, Илюша? Мы все здесь, и я, и мама.

- Умирать страшно вот так. Я ведь умираю? Никто не знает, что это за болезнь и откуда она взялась. Какое-то проклятие, ноги болят и спина болит так, что жить не хочется.

- Не говори так, сын. Жить надо, чтобы не случилось, пока ты молодой. Бороться надо до конца, до последних сил.

- Зачем? Я ведь и себя мучаю, и вам своими стонами покоя не даю. Я ведь всё понимаю. Вы ничего не говорите, а я всё вижу. Как вы устали, как измучались. И за что нам это?

- Брось эти глупости, Илюша. Кто сказал, что люди рождены для счастья? Кто сказал, что мы должны быть счастливы? Не верь им, не верь даже тем, кто выглядит счастливым. Они, может, и счастливы тем, что не знали такой боли, какой знал ты, но ведь я истинно знаю, что через великие страдания человек становится великим. Только верить нужно, что боль эта - плата за величие. За всё нужно платить, это твоя судьба, прими её, и тогда ты увидишь свой путь к величию.

И Илья принял и стал бороться, перестал стонать по ночам. Научился сносить боль молча, сносить её с достоинством, научился использовать её в своих целях. Когда убитая лошадь свалилась на него, богатырь почувствовал страшную боль в ноге, как та, к которой он давно уже привык у себя на хуторе. Но он не закричал, он своей выдержкой перехитрил самого ужасного врага. И вот мёртвое тело упыря Идолища обезглавленное валялось на земле. Илья снова не мог ходить, только ползал. К счастью, ногу он не сломал, только вывихнул, друзья вскоре её вправили. Но боль была такая, что воевода не мог подняться на ноги без чужой помощи. Василий Касимеров и Михаил Игнатич взял его под руки и приподняли. Илья увидел, что от огромного войска сохранилась едва половина. Из тех, что выжили, многие были тяжело ранены. Среди них Илья увидел старого друга - Брона, попросил друзей подвести его к нему. Юный Бронислав лежал на земле с копьём в животе, кишки его вывались отчасти наружу, было видно, что он не жилец.

- Илья, - взял он за руку своего старшину, - я знал, что ты победишь. Все сомневались, а я знал, с самого начала знал.

На глазах у Ильи навернулись слёзы.

- Зачем же ты плачешь? - спрашивал Брон, который, видимо, не понимал, как страшно он выглядит со стороны, а от шока не чувствовал боли, - мы большое дело сделали, князя освободили. Идолища наглого одолели. За такой подвиг мне на том свете ангелы пир устроят, и обязательно с девками. А тело моё вы не закапывайте, сожгите. Эти скоты меня покусали, на хочу обратиться в их племя.

После этих слов Брон сделал последнее усилие над собой, чтобы вынуть из живота копьё, но ничего не вышло, клинок сидел слишком глубоко, а внезапная боль оказалась такой сильной, что богатырь испустил последний дух. При виде его смерти Илья не смог сдержать слёз. Когда его увели от тела друга, он приказал сложить большой погребальный костёр, чтобы сжечь там все тела погибших, а сам отправился в Берестово. Илье нашли уцелевшего коня, на которого посадили верхом, и так он добрался до каменного дворца. С ним было несколько киевских бояр, включая Дмитрия, а так же последний из выживших муромцев - Михаил Игнатьевич, с ними и бывший воевода Глухова - Василий Касимеров. Вместе они вошли в большой мраморный зал с арочными окнами и купольной крышей. Купола тогда делали не луковичные, а византийские, которые походили на купола в мечети, словно огромный каменный шатёр закрывал сверху здание. По сути купол этот был такой же аркой, только не плоской, а объёмной. От этого здание из белого камня снаружи напоминало собой бочку с круглой выпуклой крышей, а внутри была превосходная акустика. Возле стен стояли деревянные лавки, на одной такой лавке лежал человек в длинной ночной рубахе. Когда он увидел гостей, то с усилием приподнялся и сел.

- Борис? Это ты, мой мальчик?Помоги мне встать, - говорил он. Все узнали князя Владимира, но как же он был не похож на себя. Великий воин, покорявшие страны, предстал перед своими спасителями сгорбившимся больным стариком в ночной рубахе на голое тело. Киевские бояре взяли его под руки и помогли встать, князь едва волочил ноги.

- Бориса здесь нет, - говорили они, - он ещё не вернулся из похода.

- Тогда кто же привёл вас сюда? Что за боярин одолел Идолища и тем самым сделал себя достойным высшей награды?

- Это не боярин, владыка, это богатырь - Илья Муромец, которого ты отправил воеводой на заставу в Глухово.

Князь замер, ноги его подкосились, тело задрожало. В это время Илья, так же взятый под руки своими спутниками, дохромал до старого Владимира. Князь внимательно посмотрел в его лицо, даже прикоснулся к щекам, погладил их ладонями, а затем притянул к себе и поцеловал в лоб.

- Так ты отплатил мне добром за злую волю? - спрашивал князь, - но почему, я не понимаю? Зачем ты спас меня, рискуя жизнью? Зачем вступил в схватку с этим исчадьем ада?

- Ты - мой князь, а Русь - это моя родная земля, - отвечал богатырь.

- Лучше не сказал бы никто из моих бояр. И всё же, я должен тебе, Илья Муромец, а я не привык оставаться в долгу. Скажу, что мне для тебя сделать? Проси всё, что хочешь.

- Лишь об одном хочу просить тебя, владыка, - отвечал Илья. - Чтобы мир был на Руси, нам нужен мир и в твоей семье. Отпусти на волю своего сына Святополка, помирись с ним.

- Ну уж нет! - топнул ногой князь, и оттого у него снова подкосились ноги, но бояре удержали его, - об этом ты просить не можешь, это моё дело, это моя семья, и тебя это не касается. А для себя проси всё, что хочешь: золота, почестей, боярского звания.

- Благодарю, князь, но я не могу быть дружинником, я уже принёс богатырскую клятву, и не могу её нарушить. Для себя я не хочу ничего, желаю лишь служить своей стране, чтобы она процветала и крепла, чтобы была богатой и независимой.

- Благородно. Что ж, Илья, возможно, и нет такой награды, которая была бы достойна такого мужа. Но если ты хочешь служить своей стране и оставаться богатырём, отныне я своей волей назначаю тебя богатырским воеводой над всеми киевскими и русскими богатырями.

Вымолвив это, князь стал терять силы, и его посадили на лавку. Владимир серьёзно ослаб, упыри его морили голодом. Кровососы не любили готовить пищу, ели сырое мясо и всякую заразную дрянь, этим же кормили заложника. Князь есть отказывался, иной раз сам готовил для себя еду, когда было из чего, и когда силы позволяли. Ночами кровососы не спали, а шумели и бесновались, оттого их больной пленник спал плохо и пользовался каждой минутой покоя, чтобы немного вздремнуть. В целом дни заточения сильно подкосили здоровье старого Владимира.

- Меня вы, братцы, выручили, - говорил позже своим спасителям князь, - а вот Русь нам спасти ещё предстоит. Мне этот мерзкий упырь - Идолище намекал всё время на измену. Говорил, что нет у меня на Руси уже власти, что кровососам кто-то помог меня схватить, а может и попросту сдал. Кто-то хотел, чтобы меня взяли именно живым, уж не знаю, зачем. И это при том, что этой осенью дань из Новгорода к нам так и не пришла, а гонцов моих прогнали. Стало быть, против моей воли пошёл ещё и сын мой - Ярослав, князь новгородский. А ты, Илья, говоришь: Святополка выпусти. Ты лучше подумай, как Ярослава со мной помирить, да заставить его мне дань платить.

- Прости, владыка, - отвечал Илья, - но это меня не касается. Ты сам сказал, что это дела твоей семьи. Поручи мне лучше разыскать изменников, что выдали тебя Идолищу. Я про измену сам догадался, оттого и понял, где тебя искать. Чувствую, предатели засели в Блудовом посаде, но не только. Без поддержки из Киева они бы не такое не решились.

- Что ж, Илья, быть по сему. Поручаю тебе расследование и наделяю всеми полномочиями. Можешь допрашивать и пытать всех, кроме моей семьи и митрополита. Даю власть тебе казнить и миловать даже людей из дружины, и пока не приедет Борис, вершить суд от моего имени. А я останусь здесь, в Берестове, буду ждать возвращения сына, чтобы вместе с ним подумать, как быть с Ярославом.